Я не готов к родя
колониста. Я выбираю космос. Я никогда не привыкну к вашим обычаям. У
твоего времена свои взгляды, я их уважаю, но у меня тоже свои взгляды.
Адам молча глядит на приближающийся звездолет.
- В конце концов, если автоматы-терраформисты ушли дальше - значит,
таков план.
- Да. Таков План.
Слово "план" Адам произносит с большой буквы, будто речь идет о
чем-то божественном.
- Раз так, я иду дальше. Я космонавт, Адам. Мне нравится ваше
будущее, но я иду дальше.
- Один?
Вопрос меня не удивляет. Есть масса объективных причин, приводящих к
тому, что понятия "бросить женщину" для моих новых друзей не существует.
Они мне нравятся, но не за это свое качество.
- Со мной летит Вита.
Момент напряженный. Адам - только координатор. Программу колонизации
составлял не он, поэтому должен ей следовать. Если он скажет "нет"...
- А она согласна?
Отличный вопрос. Кто я такой? Средневековый монстр, которому плевать
на человеческие желания. Ясно, что я могу увезти Виту насильно. Очевидно,
предварительно связав ее и перестреляв половину команды во время
поспешного отступления...
- Да.
- Еще кого-нибудь берешь?
Снова отличный вопрос. Отличный от того, что ожидаешь.
- Нет, - говорю я. - Больше никого.
Некоторое время молчим, глядя на облака. "Феникс" отстал от нас, ушел
из поля зрения.
- Хорошо, - говорит наконец Адам. - Я, кажется, понимаю, почему все
они в тебя влюблены...
Действительно, только в такого и влюбишься. Моногам, да еще со своими
взглядами. Как такого отпустишь?..
- Может быть, - говорит Адам, - даже хорошо, что ты улетаешь...
Я его понимаю. Будь он моим современником, я знал бы, что понимаю
правильно.
- ...И хорошо, что с тобой летит Вита. Она ведь со многими испортила
отношения.
Еще бы - монопольная обладательница первобытного моногама. Правда,
это по нашей мерке, у потомков взгляды шире. Но Вита говорит так: "Не суди
по нам. Кто летит в колонистки? Женщины с ненормально развитым материнским
инстинктом. Уродки... На Земле совсем другие люди".
- Ты знаешь, я просто координатор, - говорит Адам. - Но будь моя
власть, я бы приказал: улетайте.
Так. Внизу проплывают сверкающие поля облаков. Горизонт охвачен
радужной дугой, но солнце вот-вот опустится, и станет темно.
"Улетайте".

Тот же пейзаж, но уже из-под атмосферы. Здесь когда-нибудь вырастет
город. Пока здесь наш лагерь. Он спит. Похоже на Землю 1999 года, только
пустынно, ни кустика. Планета еще не засажена.
Завтра мы с Витой улетаем; сегодня я прощаюсь с Юрой. Мы сидим
рядышком, и ей хорошо. Она этого не скрывает.
- Какой чудесный вечер, - говорит она. - Как все здорово. Давай не
будем варварски обращаться друг с другом.
Она для меня не просто женщина. Это эпоха, в которую я никогда не
вернусь. Сейчас я по-другому воспринимаю слова Адама: "Больше тебе никто
не нужен?"
Но я встретил Виту на полвека раньше. Вита спасла мне жизнь. Я люблю
Виту. Юра - просто красивая девушка. Разве мало таких на свете?
Внезапно понимаю, что мало. Те, что остались на Земле, не в счет. Они
для меня как древнеегипетские красавицы. Женщины лагеря тоже не в счет, по
той же причине. Сейчас они спят, а завтра мы уходим чуть свет.
Значит, женщин всего две: Вита, с которой я лечу завтра, и Юра, с
которой сижу сейчас.
- О чем ты думаешь?
Я излагаю свои соображения.
- Выходит, я очень несчастен.
Ее смех чуть хриплый, но приятный.
- По-твоему, я тоже несчастна? Всего один мужчина, и тот завтра
уходит?
Возразить нечего. Она смеется.
- Нет, я счастлива. Мне все равно, что будет завтра.
- Никогда не думаешь о будущем?
- А какое у нас с тобой будущее?
Некоторое время молчим.
- Как вы будете одни? - говорит она. - Я бы так не смогла.
- Почему одни. Человек - это память. Подобное питается подобным.
Камни сложены из обломков других камней. Растения вбирают в себя части
других растений. Животные - фрагменты других живых существ. Так и
человеческая душа сплетена из многих кусочков душ других. Из чужих улыбок,
слов, поступков...
- Ты сам себе противоречишь. Душа питается душами. Значит, человеку
необходимо общество. А ты уходишь.
- Почему обязательно общество? Произведения искусства... Книги,
картина, музыка... Все, куда вложена душа человека.
Юра молчит.
- Человеческая душа бессмертна, - повторяю я. - Никто никогда не
умирает. Каждый жест, каждая улыбка остаются. Мы меняемся под влиянием
других: их души вселяются в нас. А наши уходят, к другим. Так происходит
вечно.
Закат. На фоне красного зарева стоят частоколом заостренные силуэты
посадочных катеров. Завтра их станет одним меньше.
По темному уже небу ползет двойная звезда. Это наши корабли. Закат
красный. Завтра будет ветер и пасмурно. Конечно, если здесь годятся земные
приметы.
- Когда ты улетишь, будет всегда пасмурно, - говорит Юра.
Небо медленно угасает.

МЫ
Утро. За ночь ветер согнал облака. Когда их пробиваешь на катере, они
кажутся просто пустым туманом, а сверху выглядят белым покровом, все
скрывающим, однообразным. В облаках есть и просветы - черные дыры - окна к
поверхности, сквозь которые не видно ничего, кроме черного марева.
"Избегай черных дыр, Алек".
Впереди, над пеленой облаков, медленно растут две фигурки - два ферзя
- два голых короля на шахматной доске неба. Потом "Жар-птица" уходит из
поля зрения, а от "Феникса" остается лишь сверкающая стена поперек неба и
медленно разворачивающееся отверстие причального туннеля.
Я веду катер вручную. Похоже на езду в автомобиле. Вита внимательно
следит за моими действиями. Кажется, начинает понимать, почему это
доставляет удовольствие. Если так, я рад за нее.
Фен мне ассистирует. Фен - это кибермозг "Феникса". Просто
сокращение, как Алек от Александра. Он следит За нами и поворачивает
звездолет так, чтобы приемное отверстие оказалось у меня на пути. Для него
это игра.
Он ловит нас в эту черную дыру. Ловит летящий катер, будто сачком.
Это игра, и вскоре она заканчивается вничью. Вернее, нашей общей победой.
Мы ныряем в туннеле, вселенная остается снаружи...
Через оборот, спустя полтора часа, мы снова проходим над лагерем.
Любопытно - оборот по низкой орбите вокруг любого небесного тела занимает
примерно полтора часа.
Вокруг почти любого небесного тела. Вокруг любого тела нормальной
плотности. Но если это белый карлик или пульсар...
"Избегай черных дыр, Алек".
Я разговариваю с Адамом.
- Счастливой дороги, - говорит он. - Но подумай. Возможно, есть смысл
вернуться к Земле? Ты давно не был там, Ал.
"...Такой камень всегда возвращается. Он взлетает, замедляется,
останавливается. Потом падает вниз - все быстрей и быстрей..."
- Спасибо за заботу, Адам.
- Вита, - говорит он. - Если раздумаете, возвращайтесь. Колония вас
примет всегда.
"Феникс" скользит над сверкающим белым полем, еще немного - и лагерь
уйдет за горизонт. Связь оборвется, и мы стартуем.
Рядом, в нескольких километрах, - четкий силуэт "Жар-птицы". Я провел
там 50 лет, целую жизнь. Звездолеты тоже прощаются. Их киберсистемы
связаны сейчас в одну сеть, разделенную пространством. Машины обмениваются
содержимым памяти, а затем информационные связи рвутся одна за другой. Так
выглядит прощание ЭВМ.
- Всего вам доброго, - говорит Адам.
- Прощайте. - Это Вита.
- Не поминайте лихом. Счастливо оставаться, Адам.
Легкая дрожь. Облака уплывают назад все быстрее. Это старт, пока на
нормальном ускорении.
- Поехали, - говорю я Вите. Она молчит.
- Целесообразно идти за топливом сразу, - произносит третий голос.
Это Фен, наш компьютер. Снова я, она и компьютер. Опять треугольник XXV
века.
Впрочем, уже XXVI века. Кажется, я начинаю терять счет векам.
С Феном у нас много общего. Он космонавт-профессионал, как и я.
Сейчас ему, как и мне, не терпится нырнуть в солнце. Ему нет дела до наших
сентиментальных обрядов.
С "Жар-птицей" он уже попрощался.
Кстати, вообразить диалог с машиной нетрудно. Беседуя по телефону,
тоже разговариваешь с машиной. Она представляет человека, отделенного от
тебя километрами. А здесь говоришь с человеком, отделенным от тебя как-то
иначе.
- Отлично, Фен, - говорю я. - Значит, идем на заправку.
Мы с ним знакомы всего несколько часов, но уже хорошо друг к другу
относимся. Сейчас "Феникс" идет в открытое небо, но Фен предупредительно
переключает изображение на видеостенах, и мы с Витой смотрим, как медленно
съеживается планета, оставшаяся позади нас. Она уже целиком помещается да
стене, ее окружает темнота космоса. Мрак наступает, сдавливая планету.
Когда-нибудь на ней вырастут города, и люди будут здесь жить и работать.
Мы желаем нашей колонии счастья. Но она уже позади.
Вернее, это мы позади нее. Орбитальная скорость планеты все еще втрое
выше той, которую мы успели набрать. Она увлекает нас за собой, но мы
упираемся двигателями и понемногу отстаем. Баки почти пусты, но на разгон
и торможение хватит. Потом Фен повернет корабль, и мы пойдем к Альтаиру.
- Долго будем лететь? - спрашиваю его.
- Трое суток. Разгон, потом торможение.
Мы все сильнее отстаем от планеты, хотя на глаз это не ощущается. Она
висит над нами, как купол парашюта. Мы попрощались с товарищами, но они
все еще близко. Не так просто уйти от своих.
- Трое суток, - повторяет Вита. Знаю - ее мучит то же, что и меня. -
А быстрее нельзя?
- Почему нет? - говорит Фен. - Зависит от перегрузки. Можно сделать
десять. Правда, вам потребуются амортизаторы. Но куда торопиться? Выигрыша
это не даст.
Типичная компьютерная логика. Фен - отличный компьютер, но он не
знает, что такое время. Время, в котором он живет и действует, ничего
общего не имеет с нашим. Он подобен человеку, только когда говорит, да и
то не совсем. Он ведь не сам говорит, говорит его голос. Фен дает голосу
команду, тот неторопливо излагает что-то, а сам Фен со своим молниеносным
мышлением уже давно думает о другом, что-то решает, уже проиграв возможные
варианты продолжения разговора, и на каждый вариант подготовив ответ.
Застать Фена врасплох невозможно.
- Сколько тогда получится?
- Десять часов разгон, десять торможение. Через сутки будем на месте.
Мы с Витой глядим друг на друга. Потом смотрим на все еще слишком
большую планету.
- Добро, - говорю я. - Действуй, Фен.
- По амортизаторам, - командует он в ответ.

МЫ
Двадцать часов спустя.
Главный разгон и главное торможение окончены. Мы выбираемся из
амортизаторов. Пейзаж в видеостене изменился разительно. Планета вместе с
колонией пропала в черноте неба, став одной из бесчисленных звезд.
"Феникс" опускается к Альтаиру кормой вперед, поэтому перед нами
только звезды, будто мы улетели от колонии в колоссальную межзвездную
даль.
- Фильтрация, - сообщает Фен.
Звезды гаснут, будто их отгородили от нас черной стеной. Это Фен
надел темные очки на глаза телекамер.
- Переключаю.
Невольно зажмуриваюсь. Мы висим над пылающим океаном плазмы,
ослепительным даже сквозь почти непрозрачные фильтры. Поверхность Альтаира
занимает все видимое поле зрения, уходя за границы экранов. Это даже не
море. Это что-то такое, для чего в языке нет подходящих слов. Впрочем...
"Когда себе я надоем, я брошусь в солнце золотое"... Велимир
Хлебников, начало XX века. Дедал и Икар, атланто-минойская культура, 4
тыс. лет назад. "Курс - Юг", - Рэй Брэдбери, "Золотые яблоки Солнца". Это
о наших предшественниках, потомках титанов, похитивших у солнца огонь.
Курс - Юг.
Альтаир, если смотреть с Земли, - это яркая звезда северного неба,
самая крупная в созвездии Орла. Белое светило спектрального класса G5,
образовавшееся пять с половиной миллиардов лет назад. Масса Альтаира на
четверть превышает массу Солнца, а диаметр почти в два с половиной раза
больше поперечника лунной орбиты. Космический корабль не может подойти к
центру Альтаира ближе чем на 850 тысяч километров, на наткнувшись на его
огненную поверхность. Альтаир больше и белее Солнца, поэтому его
светимость выше на порядок. Поскольку Альтаир близок к Солнцу, то он
издавна служит одной из навигационных звезд. По Канопусу и Альтаиру
ориентировали планетолеты; экспрессы, идущие на Юпитер, часто выходили на
плоскости эклиптики курсом на Альтаир.
В середине XXVI века в окрестностях Альтаира организовали первую
земную колоний. Вскоре после этого звезда впервые была использована для
заправки звездолета дальнего следования...
Когда-то публика, которой объявили, что Солнце - это звезда, была
шокирована. Что общего у раскаленного диска с маленькими белыми точками?
Сейчас одна из точек развернулась перед нами колоссальной огненной стеной.
Стена дышит. Видно ее зернистое строение. На горизонте застыли
многотысячекилометровые протуберанцы, а под нами формируется черное, как
бездна, пятно.
- Сядь со мной рядом, - говорит Вита. - Мне страшно.
Крепко обнимаю ее. Она вся дрожит.
- Почему?..
- Мне кажется, оно живое. - Она показывает вперед, на ослабленное
фильтрами сияние. - Чужое мышление вторгается в меня.
Мне страшно.
"Избегай черных дыр, Алек". Но это не черная дыра. Вита дрожит, но я
не чувствую ничего. Абсолютно ничего. Под нами обычное солнце. Мои
товарищи 550 лет назад в пяти парсеках отсюда ныряли в точно такое же.
Вспоминаю это славное время. Громоздкие костюмы-рефрижераторы,
корабли-холодильники.
- Я чувствую, как оно входит в меня, - шепчет Вита. - Во мне была
пустота, и сейчас она заполняется. Но это не та полнота, не та
завершенность, которая бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8