Кринкл почесал в затылке:
- Ты имеешь в виду "Эти глупости"?
- Да, - воскликнул Дюк, - да, Кринкл, браво!
- А вовсе не "Я запомню апрель"?
- Минге морте, - ответил Дюк.
- Мне кажется, мы играем слишком медленно, - заметил Кринкл.
Митболл усмехнулся.
- Назад к старой чертежной доске? - спросил он.
- Нет, старик, - ответил Дюк, - назад к безвоздушной пустоте!
И они попробовали еще раз, хотя Пако тут же взял соль-диез, в то
время как остальные - ми-бемоль, так что пришлось начать все сначала.
На кухне моряки и двое девушек из Джорджа Вашингтона горланили "На
"Форрестол" положим дружно". У холодильника кипела двуручная и двуя-
зычная игра в морру. Саул, наполнив несколько бумажных пакетов водой,
стоял на пожарной лестнице и меланхолически ронял их на редких прохо-
жих. Обкурившаяся толстушка в беннингтоновской майке, недавно обручен-
ная с приписанным к "Форрестолу" лейтенантом, влетела на кухню, въехав
головой в живот Слэбу. Его дружки расценили это как вполне подходящий
повод для драки. Игроки в морру размахивали друг у друга перед носом
руками, выкрикивая "trois" или "cette" во всю мощь своих легких. Де-
вушка, оставленная Митболлом в ванной, благим матом призывала на по-
мощь, объявляя, что тонет. Похоже, она села прямо на слив, и вода была
ей уже по шейку. Шум в квартире Митболла достиг невыносимого и безбож-
ного крещендо.
Митболл наблюдал за этим, лениво почесывая живот. По его мнению,
было всего два возможных выхода из сложившейся ситуации: а) запереться
в сортире и ждать, пока в конце концов все сами выкатятся вон; б) пос-
тараться утихомирить их поодиночке. Первый путь был безусловно привле-
кательнее. Но потом он подумал о сортире. Там будет темно и душно и
вдобавок одиноко. А он не привык к одиночеству. И потом, эти славные
морские волки с "Летучего голодранца" - или как его там? - еще, чего
доброго, вынесут к чертовой матери дверь сортира. Тогда он окажется,
мягко говоря, в затруднительном положении. Другой способ казался куда
как хлопотнее, но представлялся более эффективным- по крайней мере, в
отдаленной перспективе.
Так что он решил рискнуть и удержать свою безумную вечеринку от
сползания из сумбура в полный хаос: выдал вина морякам и шуганул игро-
ков в морру; познакомил толстушку с Шандором Рохасом, который ее в
обиду не даст; помог утопленнице вылезти из душа, вытер ее и отправил
в постель; еще раз поговорил с Саулом; позвонил в мастерскую насчет
холодильника, который, как кто-то заметил, потек. Вот то, что он успел
сделать до наступления ночи, когда большинство гуляк отправились вос-
вояси и пьянка, дребезжа, замерла на пороге третьего дня.
Наверху Каллисто, заблудившийся в собственном прошлом, не почувс-
твовал, что едва слышное биение птичьего сердца стало угасать. Обад
стояла у окна, глядя на прах своего чудесного мира; температура не ме-
нялась, небо давно приобрело однородный серый оттенок. Потом какой-то
звук снизу - женский визг, опрокинутое кресло, разбившийся стакан, он
так и не понял что - прорезался сквозь временной провал и вывел Кал-
листо из оцепенения; он почувствовал еле заметные судороги и слабое
подрагивание птичьей головки, а его собственный пульс - словно взамен
- стал сильнее.
- Обад, - едва слышно позвал он, - она умирает.
Девушка, будто зачарованная, пересекла теплицу и взглянула на руки
Каллисто. Оба застыли в шатком равновесии, пока слабый стук нисходил в
изящном диминуэндо до полной тишины. Каллисто медленно поднял голову.
- Я же держал ее, - произнес он в беспомощном изумлении, - чтобы
отдать ей тепло моего тела. Как если бы я пересылал ей жизнь, чувство
жизни. Что же случилось? Разве тепло уже не передается? Неужели больше
нет... - он не окончил.
- Я только что была у окна, - сказала она.
Он откинулся назад, потрясенный. Мгновение она стояла в нерешитель-
ности; она уже давно поняла его навязчивую идею, но только сейчас
осознала, что неизменные 37 градусов - главное. Внезапно, как будто
найдя единственное и неизбежное решение, она бросилась к окну и, не
успел Каллисто хоть что-то сказать, сорвала занавески и выбила стекло;
тонкие руки окрасились кровью и засверкали осколками; она обернулась,
чтобы видеть лежащего на кровати мужчину и вместе с ним ждать, пока
установится равновесие, пока 37 градусов по Фаренгейту не возобладают
и снаружи, и внутри, и на веки вечные и пока странная колеблющаяся до-
минанта их разделенных жизней не разрешится в тонику тьмы и в финаль-
ное исчезновение всякого движения.
1960
Перевод с английского С.КУЗНЕЦОВА

1 2 3