Отличный сайт Wodolei
П. Шмидта. Но при этом Николай Николаевич оставался большим поклонником Екатерины II:
- Если бы мне сказали, кого я хочу воскресить Из царства мертвых, я бы поднял из гроба Екатерину Великую, при которой русский флот являлся важнейшим инструментом международной политики. Эта дама, да простим ей женские грехи, понимала значение кораблей, как хирург понимает значение скальпеля. К сожалению, сейчас наш флот выродился в погоне за чистотой и казарменной дисциплиной...
Хлодовский доказывал в верхах несовершенство тактики эскадренного боя, сам был автором новой тактики, читал в Петербурге публичные лекции, писал брошюры, нервничал от непонимания, но все... как горохом об стенку! Хлодовского затирали. Кафедра военно-морских наук в академии отвергала его прогнозы. Из теоретика войны на море его умышленно превратили в практика корабельной службы. Панафидину не забылось, как однажды мичман Щепотьев высказался перед собранием офицеров, что "техника ни при чем, а войну выигрывают люди!".
- Простите, - ответил ему Хлодовский, - если у японцев машины крейсеров лучше наших, то мои кочегары, будь они хоть золотыми, все равно не выжмут тех узлов, какие нужны для победы. В современной войне на море многое зависит именно от брони и калибра, даже от качества топлива...
Конечно, Николай Николаевич давно заметил "богатырского" мичмана, частенько сидевшего за его столом. Однажды он сам остановил Панафидина на палубе "Рюрика", которая всегда поражала своей пустынностью - хоть в футбол тут играй:
- Видите? Вся артиллерия упрятана в бортовых казематах, как во времена Нельсона и Ушакова... Броня слабенькая. Руки в железных перчатках, а тело осталось голое. Вы, - неожиданно спросил Хлодовский, - хотите, я слышал, променять новейший "Богатырь" на наш маститый "Рюрик".
Панафидин разъяснил отношения со Стемманом.
- Напрасно! - отвечал Хлодовский. - Александр Федорович хороший и знающий офицер. Жаль, что вы с ним не ладите.
Опечаленный, мичман возвращался на свой "Богатырь", но хотел бы остаться на "Рюрике"... Ему взгрустнулось:
- Ах, крейсера, крейсера! И кто вас выдумал?
* * *
Посмотришь на них снаружи - все строгое, неприступное, холодное, что-то даже зловещее. И кажется, что люди там всегда в синяках от постоянных ударов локтями и коленками о железные углы и выступы брони острые, как лезвия топоров. Но спустись вниз, и тебя ласково охватит уютное тепло человеческого жилья, удивит обилие света, убаюкает почти музыкальное пение моторов и элеваторов, ты научишься засыпать под бойкую стукотню люков и трапов, и в тревоге проснешься от внезапной тишины, ибо тишина кораблям несвойственна...
Крейсера переняли свое название от немецкого слова "крейц" (крест); их задача - перекрещивать курсами обширные водные пространства, выслеживая добычу. По сути дела, это - лихие партизаны морской войны, созданные для того, чтобы вносить панику и смятение в глубоких тылах противника. За счет ослабления бортовой брони крейсера России обладали неповторимой для других флотов мира способностью надолго отрываться от своих берегов, не зная усталости, не ведая трагического истощения бункеров, погребов и провизионок...
На рождение "Рюрика" королевская Англия нервно реагировала спешною закладкой своих крейсеров типа "Поверфул", резко усилив их скорость, броневой пояс и артиллерию. Это был своего рода политический демарш Уайтхолла, вызванный усилением России на океанских коммуникациях. Впрочем, английские эксперты вскоре успокоились сами, а заодно они успокоили и своих союзников - японских адмиралов:
- Мы напрасно пороли горячку с закладкою "Поверфула". Достаточно нескольких попаданий в батарейную палубу "Рюрика", и смерч разящих осколков выкосит половину орудийной прислуги. Ненадежность искусственной тяги в котлах заставила русских ставить на своих крейсерах по три и даже по четыре дымовые трубы. При хороших попаданиях трубы полетят к чертям, скорость крейсеров резко снизится, они станут беззащитными мишенями...
"Рюрик" родился в 1892 году, и в молодости он считался лучшим крейсером мира. Но годы и бешеная гонка вооружений капиталистических государств взяли свое, в борьбу с новейшими крейсерами новой эпохи он вступал уже ослабленным, устаревшим. Но именно он, когда-то гордый красавец, сохранился для нас, увековеченный даже на страницах новейших энциклопедий. А такая честь оказана не всем кораблям.
Биография "Рюрика" еще не была написана...
Солнечный свет ярко дробился в его иллюминаторах, и, радуясь теплу и свету, птицы оглашали крейсер своим пением.
* * *
"Богатырь" обзавелся иной живностью. От немцев в Штеттине ему достались клопы, а в Сингапуре при погрузке австралийских углей крейсер приобрел клубки ядовитых змей, которых кочегары убивали потом в бункерах горячим паром высокого давления.
Среди четырех крейсеров Владивостока "Богатырь" был самым молодым, его борта были обшиты никелевой сталью. 24 орудия и 6 минных аппаратов делали из него могучий кулак, способный разрушить любое сопротивление противника. Каперанг Стемман мог гордиться, что ему доверена такая грозная боевая машина...
- Катер у трапа! - доложили ему.
Описав дугу по вечернему рейду, катер доставил Александра Федоровича под трап левого борта "Рюрика"; при его появлении горнисты, вскинув трубы к темнеющим небесам, исполнили сигнал "захождения", а барабанщики отбили нервную "дробь".
Стеммана приветствовал вахтенный начальник:
- Честь имею, мичман Плазовский! Евгений Александрович у себя в салоне, и он изволит ожидать вас...
Капитан 1-го ранга Трусов, командир "Рюрика", принял командира "Богатыря" по-приятельски; будучи при мундире, он позволил своим ногам отдыхать в домашних шлепанцах.
- Здравствуй, Саня, садись. Может, выпьем?
- Не откажусь... Слушай, Женя, что это за странный у тебя мичман, принявший меня у трапа? На груди у него сиамский орден "Белого Слона" и какой-то академический значок.
- Это значок Училища правоведения. Плазовскому прочили блистательную карьеру по министерству юстиции, но он экстерном сдал экзамены в Морском корпусе, и вот... Как видишь, даже на сиамского короля он произвел впечатление своим интеллектом и пенсне со шнурком, как у чеховского героя.
На столе появилось виски с японской этикеткой.
- Кстати, Даниил Антонович Плазовский - кузен твоего мичмана Панафидина, который уже был у Рейценштейна с рапортом о списании его с "Богатыря"... ко мне, на "Рюрик"!
Стемману было неприятно это известие:
- Мне он надоел со своей музыкой. Думаю, одного рояля в кают-компании вполне достаточно для исполнения гимна. Наконец, для команды я купил граммофон, не пожалев своих денег. Одна пластинка из американского каучука - полтора рублика...
Трусов всадил штопор в пробку японской бутыли.
- Прости, Саня, - сказал он Стемману. - Но мне кажется, что в основе вашего конфликта заложена сословная рознь. Панафидин из старой дворянской семьи, а ты... кто ты? Сын ветеринара из Кронштадта, который всю жизнь ставил клизмы стареющим болонкам адмиральских вдов. Эти-то вдовы и составили тебе могучую протекцию для поступления в Морской корпус его величества.
Трусов не хотел этого, но невольно задел больную струну в душе Стеммана, который с большим трудом все же проник в элиту флотского общества и теперь ожидал эполеты адмирала.
- Ах, Женя! - поморщился он. - Ну при чем здесь дворяне, при чем тут разночинцы? Мы живем в такое время, когда все сословия империи уравниваются их служебным положением...
Трусов, человек деликатный, не стал хвастать, что его пращур, некий Матвей Трус, занесен в "Бархатную Книгу", и глупо было бы требовать от Стеммана справки из "Готтского Альманаха". Он с улыбкою наклонил бутылку над бокалами:
- Я все-таки позову своего старшего. Николай Николаевич умнее нас с тобою и следит за политикой, аки бабка за капризным дитятей. Пусть он просветит нас, грешных...
Хлодовский явился в салоне. Мимо крейсера проходил номерной миноносец и, разведя крутую волну, сильно раскачал все 12000 тонн броненосного крейсера "Рюрик".
- Как ваше здоровье? - спросил Стемман. - Как дела?
Хлодовский цепко ставил ноги по шаткой палубе.
- Ничего. Спасибо. Паршиво. Пулю из меня вынули.
- Как же вы, Николай Николаич, человек передовых взглядов, и вдруг решились драться на дуэли из-за женщины?
- Видите ли, российское законодательство, столь могучее при охране имущества, оказывается бессильно, когда задета честь человека. В таком случае один выход - стать к барьеру... Я согласен, - продолжал Хлодовский, - что указ императора, вменяющий дуэли в обязанности офицерской службы, напоминает фальшивую монету, изготовленную в преступном мире. Но согласитесь, что иногда даже честные люди бывают вынуждены пользоваться фальшивой монетой, коли она попала им в руки.
Затем лейтенант поведал, что журнал "Морской сборник" недавно опубликовал его последнюю работу:
- ...Но конец ее безжалостно ампутировали. А в конце-то я сказал основное: нельзя держать главные силы Тихого океана в мышеловке Порт-Артура, где адмирал Того может запечатать эскадру Старка... Вот! - И Хлодовский постучал пальцами по японской этикетке. - Новая марка виски называется "банзай". Не странно ли, что самураи, всегда очень осторожные, назвали свой алкоголь воплем своего грядущего торжества?
Мимо промчался куда-то еще один миноносец, и Трусов - при качке успел перехватить падающую бутыль:
- Носятся как угорелые, только уголь пережигают...
Стемман закусил виски арахисовым орешком:
- Ну а Китай? Чего нам ждать от Пекина?
- Ничего не ждать, - отвечал Хлодовский. - Старая карга, императрица Цыси, помалкивает выжидая. Но в будущем, я уверен, Япония повесится на кишках Китая.
- А что в Сеуле? - любопытствовал Трусов.
- Американцы изо всех сил стараются выжить из Кореи японцев. Теперь они взялись наладить в Сеуле трамвайное движение. Корейца на трамвай и редискою не заманишь, так эти янки в конце трамвайного маршрута дают пассажирам бесплатные аттракционы с канатными плясунами. А кто проехал маршрут дважды, тому в конце пути показывают фильму из жизни техасских ковбоев...
- Ну и чем вся эта возня кончится?
- Три трамвая корейцы уже сожгли. Не без помощи самураев, которым невыгодно влияние Америки в делах Востока...
Александр Федорович Стемман глянул на часы:
- Ну ладно. Жена-то, наверное, заждалась...
Катер доставил его на городскую пристань, дома его встретила супруга с билетами в театр. Переодеваясь, Стемман украсил себя орденами: румынским Железного Креста, прусским - Красного Орла, французским - Почетного легиона, японским - Священного Сокровища. Из русских орденов он имел только Станислава и Владимира с мечами. Жена помогла ему вдеть хрустальные запонки в гремящие от крахмала манжеты.
- Знаешь, Любочка, - сказал он ей между прочим, - этот негодяй Панафидин все-таки был у Рейценштейна... наверное, плакался! Случись война, я выкину его виолончель за борт сразу же и буду прав. По уставу все деревянные вещи на кораблях во время боевых действий должны быть уничтожены...
Стемман ожидал войны с Японией, он даже хотел ее, чтобы оснастить свои плечи эполетами контр-адмирала.
* * *
Из своей каюты Панафидин выглянул в коридор.
- А что, братцы, нет командира? - спросил вестовых.
- Никак нет, ваше благородие. На берегу ночуют.
- Слава богу! Хоть сыграть можно...
Сергей Николаевич вышел из мелкопоместных дворян, могилы которых затерялись на кладбищах Кронштадта, на бедных погостах тверских деревушек. Со времен Петра I служба на флоте стала для Панафидиных наследственной, редко кто изменял кораблям. В паузах между плаваниями женились, производили потомков, которых и покидали еще в колыбелях - ради новых путешествий. В роду Панафидиных давно выявилась склонность к литературе (но, кажется, никто из них не грешил музыкой). Виолончель работы Джузеппе Гварнери, эта случайная находка в кладовке, поставила мальчика на развилке двух дорог, между двумя бурными стихиями...
Вестовой Гаврюшка постучал в двери каюты:
- Извиняйте. Я вам чайку принес.
- Спасибо, братец. Поставь.
- А можно послушать, как вы играете?
- Конечно. Буду рад. Слушайте...
Сомнения подростка разрешила бабушка, сложившая за божницу две записочки. На одной было начертано "консерватория", на другой - "морской корпус". Отмолившись святым угодникам, бабушка вытащила наугад ту из них, которая и привела ее внука в каюту крейсера "Богатырь". В дверях каюты, нарочно приоткрытых вестовым, стояли безмолвные матросы.
- Нравится? - спросил их Панафидин.
- Очень. А мы вам не мешаем?
- Да нет. Сен-Сане... как не нравиться?
Будучи гардемарином, Панафидин посещал классы при столичной консерватории и на всю жизнь сохранил похвалу профессора Вержбиловича: "Вы сильны в смычке, у вас хорошая фразировка. Нет, конечно, еще виртуозности, но в пассажах вы... ничего, ничего!" Инструмент и правда был по-старинному благороден. Волнистые "эфы" (прорези FF в теле виолончели) хорошо резонировали звучание. И было даже стыдно держать инструмент в платяном шкафу, будто украл его, а теперь надо прятать... Под музыку вспоминалась дедовская усадьба, старые портреты на стенах, родня и соседи, средь которых еще не угасла память о Пушкине. Иногда мичману было даже неловко: пушкинисты писали о Вульфах, Кернах, Пещуровых, Жандрах и Вельяшевых, а для мичмана это была просто родня, просто соседи, жившие на древней тверской земле...
Матросы дослушали его игру до конца.
- Премного благодарны, - сказал один из них. - Сами знаете, от такой жисти, как наша, иногда и опупнуть можно. А вот как послушаешь музыку, так оно и легше... Спасибо!
Они тихо прикрыли двери, а мичман уложил виолончель в удобное ложе из голубого бархата. Перед сном лениво просмотрел газеты. Будет война или нет? Наверное, все-таки не будет, потому что граф Кейзерлинг, хозяин китобойной флотилии, перенес свою контору из Владивостока в Нагасаки.
- Спать, - сказал себе мичман. - Лучше спать...
Уснул в надеждах, что до субботы ожидать недолго.
1 2 3 4 5 6
- Если бы мне сказали, кого я хочу воскресить Из царства мертвых, я бы поднял из гроба Екатерину Великую, при которой русский флот являлся важнейшим инструментом международной политики. Эта дама, да простим ей женские грехи, понимала значение кораблей, как хирург понимает значение скальпеля. К сожалению, сейчас наш флот выродился в погоне за чистотой и казарменной дисциплиной...
Хлодовский доказывал в верхах несовершенство тактики эскадренного боя, сам был автором новой тактики, читал в Петербурге публичные лекции, писал брошюры, нервничал от непонимания, но все... как горохом об стенку! Хлодовского затирали. Кафедра военно-морских наук в академии отвергала его прогнозы. Из теоретика войны на море его умышленно превратили в практика корабельной службы. Панафидину не забылось, как однажды мичман Щепотьев высказался перед собранием офицеров, что "техника ни при чем, а войну выигрывают люди!".
- Простите, - ответил ему Хлодовский, - если у японцев машины крейсеров лучше наших, то мои кочегары, будь они хоть золотыми, все равно не выжмут тех узлов, какие нужны для победы. В современной войне на море многое зависит именно от брони и калибра, даже от качества топлива...
Конечно, Николай Николаевич давно заметил "богатырского" мичмана, частенько сидевшего за его столом. Однажды он сам остановил Панафидина на палубе "Рюрика", которая всегда поражала своей пустынностью - хоть в футбол тут играй:
- Видите? Вся артиллерия упрятана в бортовых казематах, как во времена Нельсона и Ушакова... Броня слабенькая. Руки в железных перчатках, а тело осталось голое. Вы, - неожиданно спросил Хлодовский, - хотите, я слышал, променять новейший "Богатырь" на наш маститый "Рюрик".
Панафидин разъяснил отношения со Стемманом.
- Напрасно! - отвечал Хлодовский. - Александр Федорович хороший и знающий офицер. Жаль, что вы с ним не ладите.
Опечаленный, мичман возвращался на свой "Богатырь", но хотел бы остаться на "Рюрике"... Ему взгрустнулось:
- Ах, крейсера, крейсера! И кто вас выдумал?
* * *
Посмотришь на них снаружи - все строгое, неприступное, холодное, что-то даже зловещее. И кажется, что люди там всегда в синяках от постоянных ударов локтями и коленками о железные углы и выступы брони острые, как лезвия топоров. Но спустись вниз, и тебя ласково охватит уютное тепло человеческого жилья, удивит обилие света, убаюкает почти музыкальное пение моторов и элеваторов, ты научишься засыпать под бойкую стукотню люков и трапов, и в тревоге проснешься от внезапной тишины, ибо тишина кораблям несвойственна...
Крейсера переняли свое название от немецкого слова "крейц" (крест); их задача - перекрещивать курсами обширные водные пространства, выслеживая добычу. По сути дела, это - лихие партизаны морской войны, созданные для того, чтобы вносить панику и смятение в глубоких тылах противника. За счет ослабления бортовой брони крейсера России обладали неповторимой для других флотов мира способностью надолго отрываться от своих берегов, не зная усталости, не ведая трагического истощения бункеров, погребов и провизионок...
На рождение "Рюрика" королевская Англия нервно реагировала спешною закладкой своих крейсеров типа "Поверфул", резко усилив их скорость, броневой пояс и артиллерию. Это был своего рода политический демарш Уайтхолла, вызванный усилением России на океанских коммуникациях. Впрочем, английские эксперты вскоре успокоились сами, а заодно они успокоили и своих союзников - японских адмиралов:
- Мы напрасно пороли горячку с закладкою "Поверфула". Достаточно нескольких попаданий в батарейную палубу "Рюрика", и смерч разящих осколков выкосит половину орудийной прислуги. Ненадежность искусственной тяги в котлах заставила русских ставить на своих крейсерах по три и даже по четыре дымовые трубы. При хороших попаданиях трубы полетят к чертям, скорость крейсеров резко снизится, они станут беззащитными мишенями...
"Рюрик" родился в 1892 году, и в молодости он считался лучшим крейсером мира. Но годы и бешеная гонка вооружений капиталистических государств взяли свое, в борьбу с новейшими крейсерами новой эпохи он вступал уже ослабленным, устаревшим. Но именно он, когда-то гордый красавец, сохранился для нас, увековеченный даже на страницах новейших энциклопедий. А такая честь оказана не всем кораблям.
Биография "Рюрика" еще не была написана...
Солнечный свет ярко дробился в его иллюминаторах, и, радуясь теплу и свету, птицы оглашали крейсер своим пением.
* * *
"Богатырь" обзавелся иной живностью. От немцев в Штеттине ему достались клопы, а в Сингапуре при погрузке австралийских углей крейсер приобрел клубки ядовитых змей, которых кочегары убивали потом в бункерах горячим паром высокого давления.
Среди четырех крейсеров Владивостока "Богатырь" был самым молодым, его борта были обшиты никелевой сталью. 24 орудия и 6 минных аппаратов делали из него могучий кулак, способный разрушить любое сопротивление противника. Каперанг Стемман мог гордиться, что ему доверена такая грозная боевая машина...
- Катер у трапа! - доложили ему.
Описав дугу по вечернему рейду, катер доставил Александра Федоровича под трап левого борта "Рюрика"; при его появлении горнисты, вскинув трубы к темнеющим небесам, исполнили сигнал "захождения", а барабанщики отбили нервную "дробь".
Стеммана приветствовал вахтенный начальник:
- Честь имею, мичман Плазовский! Евгений Александрович у себя в салоне, и он изволит ожидать вас...
Капитан 1-го ранга Трусов, командир "Рюрика", принял командира "Богатыря" по-приятельски; будучи при мундире, он позволил своим ногам отдыхать в домашних шлепанцах.
- Здравствуй, Саня, садись. Может, выпьем?
- Не откажусь... Слушай, Женя, что это за странный у тебя мичман, принявший меня у трапа? На груди у него сиамский орден "Белого Слона" и какой-то академический значок.
- Это значок Училища правоведения. Плазовскому прочили блистательную карьеру по министерству юстиции, но он экстерном сдал экзамены в Морском корпусе, и вот... Как видишь, даже на сиамского короля он произвел впечатление своим интеллектом и пенсне со шнурком, как у чеховского героя.
На столе появилось виски с японской этикеткой.
- Кстати, Даниил Антонович Плазовский - кузен твоего мичмана Панафидина, который уже был у Рейценштейна с рапортом о списании его с "Богатыря"... ко мне, на "Рюрик"!
Стемману было неприятно это известие:
- Мне он надоел со своей музыкой. Думаю, одного рояля в кают-компании вполне достаточно для исполнения гимна. Наконец, для команды я купил граммофон, не пожалев своих денег. Одна пластинка из американского каучука - полтора рублика...
Трусов всадил штопор в пробку японской бутыли.
- Прости, Саня, - сказал он Стемману. - Но мне кажется, что в основе вашего конфликта заложена сословная рознь. Панафидин из старой дворянской семьи, а ты... кто ты? Сын ветеринара из Кронштадта, который всю жизнь ставил клизмы стареющим болонкам адмиральских вдов. Эти-то вдовы и составили тебе могучую протекцию для поступления в Морской корпус его величества.
Трусов не хотел этого, но невольно задел больную струну в душе Стеммана, который с большим трудом все же проник в элиту флотского общества и теперь ожидал эполеты адмирала.
- Ах, Женя! - поморщился он. - Ну при чем здесь дворяне, при чем тут разночинцы? Мы живем в такое время, когда все сословия империи уравниваются их служебным положением...
Трусов, человек деликатный, не стал хвастать, что его пращур, некий Матвей Трус, занесен в "Бархатную Книгу", и глупо было бы требовать от Стеммана справки из "Готтского Альманаха". Он с улыбкою наклонил бутылку над бокалами:
- Я все-таки позову своего старшего. Николай Николаевич умнее нас с тобою и следит за политикой, аки бабка за капризным дитятей. Пусть он просветит нас, грешных...
Хлодовский явился в салоне. Мимо крейсера проходил номерной миноносец и, разведя крутую волну, сильно раскачал все 12000 тонн броненосного крейсера "Рюрик".
- Как ваше здоровье? - спросил Стемман. - Как дела?
Хлодовский цепко ставил ноги по шаткой палубе.
- Ничего. Спасибо. Паршиво. Пулю из меня вынули.
- Как же вы, Николай Николаич, человек передовых взглядов, и вдруг решились драться на дуэли из-за женщины?
- Видите ли, российское законодательство, столь могучее при охране имущества, оказывается бессильно, когда задета честь человека. В таком случае один выход - стать к барьеру... Я согласен, - продолжал Хлодовский, - что указ императора, вменяющий дуэли в обязанности офицерской службы, напоминает фальшивую монету, изготовленную в преступном мире. Но согласитесь, что иногда даже честные люди бывают вынуждены пользоваться фальшивой монетой, коли она попала им в руки.
Затем лейтенант поведал, что журнал "Морской сборник" недавно опубликовал его последнюю работу:
- ...Но конец ее безжалостно ампутировали. А в конце-то я сказал основное: нельзя держать главные силы Тихого океана в мышеловке Порт-Артура, где адмирал Того может запечатать эскадру Старка... Вот! - И Хлодовский постучал пальцами по японской этикетке. - Новая марка виски называется "банзай". Не странно ли, что самураи, всегда очень осторожные, назвали свой алкоголь воплем своего грядущего торжества?
Мимо промчался куда-то еще один миноносец, и Трусов - при качке успел перехватить падающую бутыль:
- Носятся как угорелые, только уголь пережигают...
Стемман закусил виски арахисовым орешком:
- Ну а Китай? Чего нам ждать от Пекина?
- Ничего не ждать, - отвечал Хлодовский. - Старая карга, императрица Цыси, помалкивает выжидая. Но в будущем, я уверен, Япония повесится на кишках Китая.
- А что в Сеуле? - любопытствовал Трусов.
- Американцы изо всех сил стараются выжить из Кореи японцев. Теперь они взялись наладить в Сеуле трамвайное движение. Корейца на трамвай и редискою не заманишь, так эти янки в конце трамвайного маршрута дают пассажирам бесплатные аттракционы с канатными плясунами. А кто проехал маршрут дважды, тому в конце пути показывают фильму из жизни техасских ковбоев...
- Ну и чем вся эта возня кончится?
- Три трамвая корейцы уже сожгли. Не без помощи самураев, которым невыгодно влияние Америки в делах Востока...
Александр Федорович Стемман глянул на часы:
- Ну ладно. Жена-то, наверное, заждалась...
Катер доставил его на городскую пристань, дома его встретила супруга с билетами в театр. Переодеваясь, Стемман украсил себя орденами: румынским Железного Креста, прусским - Красного Орла, французским - Почетного легиона, японским - Священного Сокровища. Из русских орденов он имел только Станислава и Владимира с мечами. Жена помогла ему вдеть хрустальные запонки в гремящие от крахмала манжеты.
- Знаешь, Любочка, - сказал он ей между прочим, - этот негодяй Панафидин все-таки был у Рейценштейна... наверное, плакался! Случись война, я выкину его виолончель за борт сразу же и буду прав. По уставу все деревянные вещи на кораблях во время боевых действий должны быть уничтожены...
Стемман ожидал войны с Японией, он даже хотел ее, чтобы оснастить свои плечи эполетами контр-адмирала.
* * *
Из своей каюты Панафидин выглянул в коридор.
- А что, братцы, нет командира? - спросил вестовых.
- Никак нет, ваше благородие. На берегу ночуют.
- Слава богу! Хоть сыграть можно...
Сергей Николаевич вышел из мелкопоместных дворян, могилы которых затерялись на кладбищах Кронштадта, на бедных погостах тверских деревушек. Со времен Петра I служба на флоте стала для Панафидиных наследственной, редко кто изменял кораблям. В паузах между плаваниями женились, производили потомков, которых и покидали еще в колыбелях - ради новых путешествий. В роду Панафидиных давно выявилась склонность к литературе (но, кажется, никто из них не грешил музыкой). Виолончель работы Джузеппе Гварнери, эта случайная находка в кладовке, поставила мальчика на развилке двух дорог, между двумя бурными стихиями...
Вестовой Гаврюшка постучал в двери каюты:
- Извиняйте. Я вам чайку принес.
- Спасибо, братец. Поставь.
- А можно послушать, как вы играете?
- Конечно. Буду рад. Слушайте...
Сомнения подростка разрешила бабушка, сложившая за божницу две записочки. На одной было начертано "консерватория", на другой - "морской корпус". Отмолившись святым угодникам, бабушка вытащила наугад ту из них, которая и привела ее внука в каюту крейсера "Богатырь". В дверях каюты, нарочно приоткрытых вестовым, стояли безмолвные матросы.
- Нравится? - спросил их Панафидин.
- Очень. А мы вам не мешаем?
- Да нет. Сен-Сане... как не нравиться?
Будучи гардемарином, Панафидин посещал классы при столичной консерватории и на всю жизнь сохранил похвалу профессора Вержбиловича: "Вы сильны в смычке, у вас хорошая фразировка. Нет, конечно, еще виртуозности, но в пассажах вы... ничего, ничего!" Инструмент и правда был по-старинному благороден. Волнистые "эфы" (прорези FF в теле виолончели) хорошо резонировали звучание. И было даже стыдно держать инструмент в платяном шкафу, будто украл его, а теперь надо прятать... Под музыку вспоминалась дедовская усадьба, старые портреты на стенах, родня и соседи, средь которых еще не угасла память о Пушкине. Иногда мичману было даже неловко: пушкинисты писали о Вульфах, Кернах, Пещуровых, Жандрах и Вельяшевых, а для мичмана это была просто родня, просто соседи, жившие на древней тверской земле...
Матросы дослушали его игру до конца.
- Премного благодарны, - сказал один из них. - Сами знаете, от такой жисти, как наша, иногда и опупнуть можно. А вот как послушаешь музыку, так оно и легше... Спасибо!
Они тихо прикрыли двери, а мичман уложил виолончель в удобное ложе из голубого бархата. Перед сном лениво просмотрел газеты. Будет война или нет? Наверное, все-таки не будет, потому что граф Кейзерлинг, хозяин китобойной флотилии, перенес свою контору из Владивостока в Нагасаки.
- Спать, - сказал себе мичман. - Лучше спать...
Уснул в надеждах, что до субботы ожидать недолго.
1 2 3 4 5 6