подвесной бачок для унитаза 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Антон Иванович Первушин
«Небо должно быть нашим!»



Авторский текст
Аннотация

Космическая эра началась 4 октября 1957 года – в день, когда советские ракетчики вывели на орбиту первый искусственный объект. Они назвали его «Спутник», и это название навсегда закрепилось в языках народов мира. Исторический запуск предопределил развитие космонавтики на десятилетия вперед. Но что, если первыми свой сателлит в космос запустили бы американцы? Как изменилась бы история мира? Кто стал бы первым космонавтом? Кто первым ступил бы на Луну? Кто полетел бы на Марс?.. Антон Первушин известен как историк и популяризатор космонавтики. В повести «Небо должно быть нашим!» он выступает в качестве фантаста, представляющего альтернативную и совершенно необычную историю мира и космоса.

Антон Первушин
«Небо должно быть нашим!»
Рукопись, найденная в межпланетном пространстве

ФРАГМЕНТ ПЕРВЫЙ

27 сутки полета
…Алексей убедил меня, что нужно вести дневник.
Я отказывался, говорил, что бортового журнала командира вполне достаточно. Но Алексей сказал так:
– Видишь ли, в бортовом журнале люди пишут о том, что происходит на корабле. А не о том, что думает экипаж. Наш полет – это самое необычайное приключение в истории человечества. Его будут изучать потомки. В институтах, в школах даже. Каждая, написанная тобой страница, станет откровением для будущих поколений. И что ты хочешь оставить им? Сухие записи? Провели коррекцию? Посидели на велотренажере? Починили сливной бачок? Скучно, девушки! А вот если ты запишешь, что мы тут думали, о чем мы говорили, – это будет интересно, это будет представлять ценность…
Я спросил Алексея:
– Ты предлагаешь рассказывать все, как есть?
– Конечно же, – ответил он. – Ничего не скрывай. Допустим, твой дневник засекретят. Но лет через пятьдесят гриф снимут. И вот тогда наши мысли станут документом эпохи.
Я подумал над его предложением.
Наверное, он прав. В любом случае первый этап полета завершен, системы налажены, и теперь мы прибегаем только к мелкому ремонту да изучаем медицинские показатели друг у друга. Свободного времени стало очень много. Хватает и на то, чтобы спокойно пообщаться, вспомнить прошлое, подумать о будущем…
Меня беспокоило только одно. И об этом я без обиняков сказал Алексею.
– Слушай, – сказал я. – Мы ведь с тобой живем здесь и сейчас. Мы ведь не знаем, что будут думать потомки о нашем полете. Вдруг они сочтут его величайшей глупостью человечества? А наши с тобой разговоры станут подтверждением этой глупости?
Алексей нахмурился, но потом снова повеселел.
– Разве кто-нибудь считает глупостью экспедицию Колумба? – возразил он. – Кто-нибудь считает дураками Магеллана или Крузенштерна? Нет, ими восхищаются. Будут восхищаться и нами. Даже когда межпланетные корабли долетят до края Солнечной системы, когда на Луне, Марсе и Венере появятся гостиницы для туристов, – даже тогда наш полет будет вызывать уважение. Ведь мы были первыми. Не забывай об этом. Мы первые!
Не могу не согласиться. Мы первые! И за это нам многое простится…

28 сутки полета
…Алексей подал дельную идею. Чтобы как-то увязать одно с другим внутри дневника, нужно писать не только о том, что мы обсуждаем и о чем думаем сегодня, но и о том пути, который мы прошли, прежде чем оказаться здесь. Проще говоря, он предложил написать мемуары. Я отшутился: «Молод еще, а ранняя смерть от алкоголизма мне не грозит». А потом решил, что он, похоже, снова прав.
После первого полета, после всей шумихи, пресс-конференций, банкетов, издательство «Правда» заказало мне книгу воспоминаний. Вроде бы, все пишут, и я должен. Пошел к Каманину за советом. А он говорит: «Не беспокойся, при любом издательстве толпа голодных писателей прикармливается. Накропает какой-нибудь борзописец, а ты подпишешься». И ведь знал, о чем говорил. Так оно все и получилось.
Свели меня с таким ушлым мальчиком – Валькой Сафоновым. Молодое дарование. За него сам Голованов похлопотал. Он со мной и туда, и сюда, разве что в сортир не пролез. И все выспрашивал – особенно, за рюмкой. Потом пропал на полгода. А через полгода звонят из «Правды»: «Приезжайте за гонораром и авторскими экземплярами».
Почитал я ту книгу. Большой выдумщик оказался этот Сафонов. Изобразил меня чуть ли не вторым Циолковским. Будто я с детства астрономией увлекался, космическими полетами грезил и даже какие-то модельки под плотницким столом мастерил. И всех своих односельчан подбивал построить ракету и лететь на Луну. Откуда он это взял, ума не приложу. Но книжка многим нравится. Вот и Алексей ее одобряет. Говорит, что в ней описан не человек, а легенда. А легенда всегда привлекательнее живого человека.
Я к чему вспомнил об этом? К тому, что пора писать, как оно было на самом деле. Без ссылок на требования издательства «Правда». И без прикрас. Хоть и кажется, что биография у меня заурядная в сравнении с тем, какие грандиозные события произошли в Советском Союзе за последние двадцать лет, но и в ней есть яркие страницы – которые способны поразить воображение даже искушенных людей. В этом смысле не жалуюсь…

29 сутки полета
…Если быть до конца честным перед собой и перед потомками, то могу заявить: астронавтикой я в молодости не увлекался. И в астронавты не собирался. Потому что ничего не знал ни об астронавтике, ни о ракетах, ни о Циолковском.
А вот военным стать, офицером – это да, было. Например, танкистом.
Родился-то я в селе, на Смоленщине. Жили бедно, хоть и вкалывали. Образования толкового получить я не мог и на институты не рассчитывал. Так что теперь понимаешь, один путь был вырваться – уйти в армию. А тогда еще накладывалось предчувствие войны. Оно буквально висело в воздухе. Тревожность, словно перед грозой.
Помню, соберет отец приятелей за столом, выпьют самогона и давай рассуждать, какая у нас будет тактика и стратегия, если немцы нападут. В том, что немцы нападут, никто не сомневался. И в том, что мы дадим им решительный отпор и погоним до самого Берлина, тоже никто не сомневался. А нам, мальчишкам, только того и надо. Потому что романтика. Сидим на лавке, уши развесим. Нам хотелось быть офицерами, стрелять из всамделишного оружия, получать ордена. Нам хотелось на войну. А о том, что на войне убивают, мы не думали. Кто же верит в смерть, когда тебе нет еще и десяти? А тут и песня о трех танкистах. И фильмы соответствующие…
Позже мой старший брат стал танкистом, а меня судьба миловала. Война все-таки началась, а сокрушительного разгрома немецких захватчиков не получилось. Помню, как немцы входили в наше село. Сначала самокатчики проскочили на велосипедах. А потом въехал на улицу и остановился напротив нашего дома танк. С белой свастикой на броне. Сверху сидел танкист в черном пропыленном комбинезоне, в кожаной фуражке и в очках-консервах, какие любят мотоциклисты. Огляделся немец вокруг и заметил меня, жмущегося к веранде. Снял очки и улыбнулся. Но такой у него при этом был волчий оскал, такой холодный стальной взгляд, – что я навсегда зарекся даже думать о том, чтобы пойти в танковые войска…
Немцы, кстати, остались надолго. Мой юный биограф Сафонов написал в книжке, будто бы всю нашу семью выселили из дома и заставили жить в землянке. Это он так мое прошлое обеляет. Ерундистика, конечно. Никого немцы не выселяли – партизан боялись да и вообще. Но потесниться нам пришлось: прислали нам на постой механика Альберта. Баварец с будкой, как у бульдога. И сволочь редкая. По-русски он ни бельмеса не понимал и учиться не хотел. Потому что считал себя нашим хозяином. Пришлось отцу как-то находить с ним общий язык. Но все равно мы не знали, чего от баварца ждать. Бывало, сидит-сидит, а потом такое выкинет – только держись. Как-то Борьку, моего младшего брата, схватил, затянул шарф на шее и к яблоне привесил. Насилу откачали. Фашист, короче. Очень надеюсь, что этого Альберта наши войска потом взяли в плен и повесили…
С другой стороны, теперь-то я понимаю, что без войны не было бы советской астронавтики. Да и нашего полета не было бы. Немцы создали первые тяжелые ракеты «Фау-2» и первыми запустили их – этого из истории не выкинешь. Хоть и предназначались их ракеты для того, чтобы обстреливать Лондон, а главный конструктор Вернер фон Браун был нацистом и эсэсовцем в больших чинах, – все же роль свою они сыграли. Наши и американцы к тому времени только о ракетных ускорителях для самолетов задумывались, а тут такая дура – выше ста километров поднимается. Королев рассказывал однажды, что наши инженеры были потрясены, когда увидели эти ракеты. Говорили: «Такого не может быть, потому что не может быть никогда». Но потом опыт изучили и быстро привыкли. И гораздо лучше ракеты научились делать.
Кстати, до сих пор ходят слухи, будто бы в начале 1945 года немцы посадили в «Фау-2» пилота, и он улетел в космос. Обсудили эту тему с Алексеем. Он считает, что это полная ерунда. Даже если бы у «Фау-2» хватило тяги вытащить герметичную кабину с пилотом на орбиту, смысла в этом полете никакого. Русские танки к Берлину рвутся – какие могут быть космические полеты?.. А я считаю, что не ерунда, а пропаганда. Многие хотели бы историю пересмотреть и наши космические достижения принизить. Чтобы, значит, в представлениях обывателей мысль о превосходстве западной техники укрепить. Мол, еще в сорок пятом году немецкий пилот в космос вышел, а Советский Союз этот опыт только воспроизвел. Если так рассуждать, можно вообще все что угодно придумать. Например, писали же в двадцатые годы, будто Циолковский строит ракету для полета на Луну. Давайте предположим, что он ее построил и даже слетал. Чем плоха версия?..

30 сутки полета
…Алексей нарисовал в своей тетради характерный профиль Циолковского и эскизы ракет. Получилась гармоничная и осмысленная картинка. Лишний раз убедился, что Алексей – чертовски хороший художник, рисует уже на вполне профессиональном уровне. Я вот этого дара лишен совершенно, а у него все получается легко и красиво.
Вспомнили и поговорили о Константине Эдуардовиче. Я рассказал Алексею, что слышал от одного из наших академиков, который работал над лунным проектом, будто бы Циолковский ничего не сделал для астронавтики. Ни одна из идей калужского учителя не была реализована, потому что они являются «ненаучной фантастикой». Формула Циолковского на самом деле была выведена Мещерским. А сам Циолковский в своих философских работах пропагандировал фашизм и геноцид.
– И ты с этим мнением согласился? – удивился Алексей.
– Нет, конечно, – отвечал я. – Ты же знаешь, как я чту Константина Эдуардовича. Ну а что тут возразишь? Идеи его действительно не были реализованы. Потому что после войны стало ясно: нерационально строить все эти связки ракетопланов и космические поезда – дорого, громоздко, ненадежно. Формула Циолковского и вправду – частный случай от формулы Мещерского движения тела переменной массы. Так нам на теоретических курсах рассказывали. А что касается пропаганды фашизма, так для этого я с собой новое переиздание трудов и взял, чтобы разобраться.
– Разобрался?
– Нет пока еще. Но разберусь.
– Разберись обязательно. А пока послушай меня. Циолковский творил, когда мы с тобой еще и в родительских планах не числились. А страна наша называлась не Советским Союзом, а Императорской Россией. И астронавтика в той стране была не в чести, считалась занятием для чудаков и сумасшедших изобретателей. В лучшем случае – темой для фантастов. Непонятно было, кому она нужна и зачем. Перед Циолковским стояла почти непосильная задача. Он должен был не просто описать проект космического корабля, не только доказать, что выбранная им схема лучше всех остальных, но и объяснить обыкновенным людям, почему они должны строить космические корабли. Он был обыкновенным школьным учителем из Калуги, но сумел стать Учителем с большой буквы – он создал не теорию, но мировоззрение. И создал его из того, что было. Многие его идеи кажутся нам сегодня странными. Или даже антигуманными. Но никогда не следует забывать, что он был сыном своего времени. И говорил на языке своего времени. И на фоне многих других Циолковский выглядит исключительным гуманистом. Вспомни чем кончил Вернер фон Браун. Тоже ведь считается пионером астронавтики…
– А как же формула?
– А что формула? Мещерский создал научную теорию, которая и тогда и теперь не понятна для дилетантов. Так бы она и осталась теорией. А Константин Эдуардович сделал шаг вперед – он вдохнул в эту теорию жизнь. Кто еще в России до Революции был способен на это?..
Такой вот у нас с Алексеем разговор получился. И можно сказать, он мне открыл глаза. Ведь раньше я незатейливо восхищался гением Константина Эдуардовича, а теперь начал понимать, какую мыслительную работу учителю из Калуги пришлось проделать, чтобы вырваться за пределы обыденности, подняться над провинциальным мировоззрением и разглядеть будущее. А сколько нужно иметь терпения, воли, чтобы достучаться до других людей, зажечь их своей мечтой, убедить и повести за собой?..
И меня он тоже убедил. И зажег. И повел. Я вообще-то впервые задумался о космических полетах после того, как в Саратовском техникуме наш преподаватель физики Николай Иванович поручил мне сделать двадцатиминутных доклад о Циолковском. Пришлось отправиться в библиотеку и взять все, что там было за авторством Циолковского. Помню, отыскал книгу «Труды по ракетной технике» 47-го года издания и потрепанную довоенную брошюрку с романом «Вне Земли». Начал читать и увлекся. Потрясал размах воображения. Картины глобального заселения космоса завораживали. И вся наша жизнь как-то сразу обрела смысл. Я ведь вошел в тот возраст, когда нужно уже решать, какой путь в жизни выбрать, и вопрос осмысленности этого выбора был для меня вовсе не праздным.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2


А-П

П-Я