.. А ты, ты приходишь в зрительный зал дня того, чтобы смотреть наше представление, а не для того, чтобы в нем играть. Пусть твой взгляд остановится на мне в тот раз, когда я буду хорошо готова к своей роли, потому что никто не бывает и мудрым, и красивым все семь дней в неделю.
Петкутин чихает, и все сто двадцать мест древнего амфитеатра отзываются ему стодвадцатиголосым эхом.
(Аплодирует.) Браво!
Оба смеются и обнимаются. Он целует ее, и сто двадцать мертвых зрителей целуются тоже, и эхо этих поцелуев звучит громче, чем звук их поцелуя.
Петкутин (оглядывается по сторонам). С ними шутки плохи. Следят за каждым нашим движением. Я здесь чувствую себя очень одиноким, как будто я трава, или зверь, или просто вода; люди меня пугают. И живые, и мертвые. Только ты, Калина, связываешь меня с человеческим родом. Неужели растения, животные и воды не заслуживают лучшей судьбы на Земле, чем та, которую готовите им вы, люди? Они вас боятся так же, как и я. Как бы мне хотелось посмотреть на этой сцене рождественское представление, помнишь, оно называется "Вертеп". Ты ведь знаешь его, там еще есть ягненок, яблоко и река?
Калина ставит готовую еду на большой четырехугольный плоский камень в центре сцены, а Петкутин читает вслух имена зрителей, выбитые на каменных сиденьях.
Caius Veronius Aet... Sextus Clodius Caifilius... Publila...Tribu... Sorto Servilio... Veturio Aeia...
Калина. Не призывай мертвых! Не призывай их, придут! Их жажде две тысячи лет! Тсс!
Все мертвые в зрительном зале отзываются эхом: "Тсс!"
Они жаждут нашей теплой крови. Лучше ты им что-нибудь подари. Подай им денег, чтобы от них откупиться и задобрить их.
Петкутин высыпает из-за обшлага рукава на каменный стол пять мелких монеток.
Петкутин (считает монеты). Одна, две, три, четыре, пять!.. Сейчас порежу, и можно приступать к еде.
Петкутин достает из ножен нож и в тот момент, когда он хочет отрезать кусок, чихает и нечаянно задевает лезвием ножа свой палец. Его кровь попадает в огонь, раздается шипение.
Калина (вскрикивает). Ты порезался!
В этот момент сто двадцать мертвых душ с визгом и урчанием обрушиваются на них из зрительного зала. Петкутин хватается за меч, чтобы защитить Калину, но они быстры, как боль, и разрывают Калину прямо у него на глазах, раздирая на куски ее тело до тех пор, пока ее крики не становятся такими же, как крики окружающих их мертвецов, и тогда она сама присоединяется к пожиранию оставшихся кусков собственного тепа. После этого наступает тишина. Петкутин, совершенно растерянный, блуждает по сцене. Проходит довольно много времени, пока кто-то невидимый не поднимает красный плащ Калины с земли и не накидывает его себе на плечи. Пустой плащ подходит к Петкутину и окликает его голосом Калины.
Тень Калины. Подойди ко мне!
Петкутин (обрадованный, что узнал ее голос, обнимает ее, но на дне голоса не видит ничего, кроме пурпурной подкладки плаща). Мне кажется, что тысячу лет назад здесь произошло ужасное несчастье. Кого-то здесь разорвали на куски и сожрали, и кровь все еще видна на земле. Я не знаю, правда ли, что это было, а если было, то когда? И кого съели? Меня или тебя?
Тень Калины (невидимая в красном плаще). Не бойся! С тобой ничего не случилось, растерзали не тебя. И было это совсем недавно, а не тысячу лет назад.
Петкутин. Но я тебя не вижу, Калина, кто же из нас двоих мертв?
Тень Калины. Ты не видишь меня, юноша, потому что живые не могут видеть мертвых. Ты можешь лишь слышать мой голос. А я не знаю, кто ты такой, и не могу тебя узнать, пока не попробую каплю твоей крови. Но я тебя вижу, успокойся, я прекрасно тебя вижу. И знаю, что ты жив.
Петкутин. Калина, это же я, твой муж, твой Петкутин, который тебя любит, неужели ты меня не узнаешь? Совсем недавно, если это действительно было совсем недавно, ты целовала меня.
Тень Калины. Какая разница, совсем недавно иди тысячу лет назад, теперь, когда все так, как оно сейчас?
В ответ на эти слова Петкутин вытаскивает нож, подносит палец к тому месту, где, как он думает, находятся невидимые губы его жены, и сильным движением делает на пальце надрез. Кровь бьет струей, но она не успевает пролиться на камень, разогретый солнцем, потому что Калина перехватывает ее губами. Узнав Петкутина, она вскрикивает.
Это ты, любовь моя, Петкутин! (Разрывает Петкутина на куски, как падаль, жадно слизывая его кровь, а из зрительного зала к ним устремляются тени мертвых.)
* Десерт *
ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
Действующие лица:
Продавец
Мальчик
Курица
Петкутин
Калина
Действие происходит в начале XX века.
Идиллическая улица, газовый фонарь, падает снег. Крохотные магазинчики, в которых зажигают свет. В одном из окон вместо занавесок длинные женские кружевные панталоны. В углу сцены видно внутреннее помещение магазина музыкальных инструментов. За столом сидят продавец и мальчик. Мальчик медленно читает вслух Библию, которая лежит на столе перед ним. В углу, на шапке, сидит курица, она готовится снести яйцо. Все выглядит очень слащаво, это почти кич. Появляется Петкутин в костюме начала XX века, но у него два берета, синий на голове, желтый заткнут за пояс.
Мальчик (читает по Библии). "Двадцать. Еще сказал: чему уподоблю Царствие Божие? Двадцать один. Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все. Двадцать два..."(*)
____________________________
(*) Евангелие от Луки, 13, 20--21.
Продавец (с венгерским акцентом). Хорошо, хватит. Теперь почитай из псалмов. Помнишь, где ты остановился в прошлый раз?
Мальчик (перелистывает Библию, находит и читает сороковой псалом). "Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой. Извлек меня из страшного рва, из тинистого болота; и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои..."
При этих словах снаружи слышатся три удара церковного колокола.
Петкутин (постучав, входит в магазин). С первым ударом я был в Индии, со вторым - в Лейпциге, а с третьим снова вошел в свое тело... (Обращается к продавцу и мальчику.) Добрый вечер!
Мальчик. Добрый вечер. (Во все глаза смотрит на Петкутина.)
Продавец. Вы не ошиблись дверью? Вход к меховщику рядом. Все время путают. Сюда уже семь дней никто не заходил, кроме как по ошибке.
Петкутин. Не найдется ли у вас маленькой виолончели для молоденькой барышни?.. Но только если это не очень дорого.
Продавец (не обращая внимания на Петкутина, уводит мальчика за перегородку. Курица в этот момент встает в шапке и кудахчет, давая понять, что снесла яйцо. Продавец осторожно берет из шапки яйцо, что-то записывает на нем и прячет его в ящик комода). На что вам виолончель? У вас есть граммофоны и радио. А виолончель, да знаете ли вы, что такое виолончель? Отсюда и до Дуная все вспахать, засеять и сжать, и так каждый год. Вот сколько нужно обрабатывать маленькую виолончель этим орудием. (Показывает ему смычок, засунутый за пояс, как сабля.) Кому это нужно? Купите что-нибудь другое, купите ей велосипед или собаку... Ступайте, сударь, поищите другого счастья для вашей девочки. Это счастье для нее было бы слишком трудным. Да и запоздалым... Сколько ей лет? (Исчезает за занавеской, чтобы переодеться для выхода из дома.)
Петкутин (смущенно). Пятнадцать.
Продавец (вздрагивает, услышав эту цифру. Выходит и выбирает одну виолончель). Возьмите эту. Дерево старее нас с вами, вместе взятых. И лак хороший... Впрочем, послушайте! (Проводит пальцем по струнам.) Слышите? В каждой струне звук всех остальных. Но для того, чтобы это услышать, нужно одновременно слушать четыре разные вещи, а мы для этого слишком ленивы... Слышите? Или не слышите?.. Четыреста пятьдесят тысяч...
Петкутин (радостно). Беру!
Продавец. Как это - берете? Э-э, сударь, разве так покупают музыкальный инструмент? Неужели вы не испробуете?
Петкутин ищет взглядом что-нибудь, кроме шапки, на что можно сесть.
Не знаете, как без стула? Утка на воде сидит, а вы и на суше не найдете, куда присесть? Не знаете? (Выдвигает один из ящиков и садится на его угол.) Вот так! (Встает и протягивает Петкутину инструмент.)
Петкутин берет его, садится на угол ящика и прекрасно исполняет отрывок из де Фальи.
Завернуть?
Петкутин. Да. (Берется за бумажник.)
Продавец. Прошу, пятьсот тысяч.
Петкутин (остолбенев). Вы же сказали четыреста пятьдесят?
Продавец. Я именно так и сказал. Но это за виолончель. Остальное - за смычок. Или вы смычок не берете? Смычок вам не нужен? А я думал, музыки без смычка не бывает... (Вытаскивает смычок из свертка с инструментом и возвращает его в витрину.)
Петкутин (как бы очнувшись от сна). Я просто забыл о смычке. И у меня нет денег на смычок. А виолончель без смычка... Сами понимаете...
Продавец (надевая сюртук). Сударь, у меня нет времени ждать, пока вы заработаете на смычок. Тем более что вам это не удалось до сих пор. Лучше подождите вы, а не я. (Открывает входную дверь, останавливается.) Но мы можем договориться. Возьмете смычок в рассрочку?
Петкутин. Вышутите? (Хочет выйти из магазина.)
Продавец. Нет, не шучу. Я вам предлагаю серьезную сделку. Можете не соглашаться, но сначала выслушайте!
Петкутин. Послушаем.
Продавец. Вместе со смычком вы покупаете у меня яйцо...
Петкутин. Яйцо?
Продавец. Да, вы только что видели яйцо, которое снесла моя курица. О нем я и говорю. (Достает из ящика яйцо.) Вы даете мне за него столько же, сколько и за смычок, срок выплаты два года.
Петкутин. Как вы сказали? Может быть, ваша курица несет золотые яйца?
Продавец. Моя курица не несет золотых яиц, но она несет кое-что такое, что ни вы, сударь мой, ни я снести не можем. Каждое утро она сносит то пятницу, то вторник. Вот это, сегодняшнее яйцо содержит в себе вместо желтка четверг. В завтрашнем будет заключена среда. Из него вместо цыпленка вылупится один день жизни его хозяина.
Петкутин. Какая жизнь!
Продавец. Так что яйца содержат в себе не золото, а время. И я совсем недорого прошу. В этом яйце, сударь, содержится один день вашей жизни. Он заключен там, как цыпленок, и только от вас зависит, вылупится он или нет.
Петкутин. Даже если бы я и поверил вашему рассказу, к чему мне покупать день, который и без того принадлежит мне?
Продавец. Неужели, сударь, вы не умеете думать? Я вижу, вы не умеете думать! Вы что, ушами думаете? Да ведь все наши проблемы на этом свете происходят оттого, что мы не можем перескочить через самые плохие дни. В этом все дело! Имея в кармане мое яйцо, вы застрахованы от любой неприятности. Когда вы почувствуете, что наступает черный день, вы просто-напросто разобьете яйцо и избежите всех бед. Правда, под конец у вас останется меньше одним днем жизни, но зато вы сможете сделать из плохого дня отличную яичницу.
Петкутин. Но если ваше яйцо действительно обладает такой ценностью, почему вы не оставите его себе?
Продавец. Вы шутите? Как вы думаете, сколько у меня уже набралось яиц от этой курицы? Как вы думаете, сколько дней своей жизни может разбить человек, чтобы быть счастливым? Тысячу? Две тысячи? Пять тысяч? У меня сколько угодно яиц, но не дней. Кроме того, как и у любых других яиц, у этих тоже есть срок годности. Через некоторое время они станут тухлыми и ни на что не годными. Поэтому, сударь мой, я и стараюсь продать их, пока не кончился срок. А вам-то что думать? Пишите расписку, и дело в шляпе! (Карябает что-то на клочке бумаги.)
Петкутин. Знаете что, лично мне ваше яйцо не нужно. Но скажите, оно может избавить целый народ от самого черного дня?
Продавец. Разумеется, может, просто нужно разбить яйцо с тупого конца. Но в таком случае вы теряете возможность сами воспользоваться им. (Протягивает Петкутину записку, тот подписывает на колене. Продавец упаковывает виолончель вместе со смычком, заворачивает яйцо, и оба выходят на заснеженную улицу. Выходя, продавец еще раз задерживает Петкутина, попросив его придержать дверь, пока он ее закрывает на замок. Потом, не говоря ни слова, направляется в свою сторону и только на углу оборачивается и добавляет.) Имейте в виду, дата, написанная карандашом на яйце, - срок годности!
Петкутин. Это совсем не важно. День, который я хочу изъять, вообще не из будущего. Он в прошлом. Причем очень давнем. Надеюсь, ваше яйцо, которое я купил в рассрочку, действует и назад, в прошлое?
Продавец (заинтересованный, возвращается). Об этом меня не спрашивал еще ни один покупатель. Вы что, хотите стереть и изъять тем самым из времени какой-то плохой день своего прошлого?
Петкутин. Да, я имел в виду именно это. Был у меня один такой день, от которого я хотел бы избавиться.
Продавец. Интересно... Конечно, с помощью яйца можно и это сделать, но люди обычно больше боятся будущего, чем прошлого.
Петкутин. Вот видите, а я наоборот. Если бы можно было убрать из прошлого тот день, то одна особа, которую я очень любил и люблю до сих пор, осталась бы жива. Та самая, для которой я купил виолончель.
Продавец. Нам, кажется, по пути. (Делает несколько шагов вместе с Петкутином.) Может быть, вы расскажете мне об этих занимательных событиях, которые вам так хочется вычеркнуть из своей биографии? Вы говорите, это было очень давно?
Петкутин. Да. Если хотите точно. то 17 апреля 1688 года, посреди развалин античного театра, недалеко от Дуная... (Продавец в страхе убегает. Петкутин остается один на заснеженной у лице, под фонарем, о который он разбивает яйцо.) Ах, Боже мой, голова! Моя голова! Как болит! Просто раскалывается! (Падает в снег. В тот же момент из тьмы появляется красный плащ Калины, тот самый, который был на ней в XVII веке в античном театре. Плащ нерешительно стоит в темноте перед Петкутином. Петкутин медленно поднимает голову и узнает Калину.) Калина, это я, твой муж, Петкутин! Неужели ты меня не узнаешь? (Протягивает ей упакованный в бумагу инструмент.)
Калина. Это ты, любовь моя! Петкутин!
Бросаются друг другу в объятия.
Петкутин. Душа моя, душа моя! Наконец-то я тебя нашел. Останемся вместе вечность и еще один день.
Калина. Как, накануне Страстной Пятницы?
Оба заливаются смехом. Калина вскакивает на Петкутина, лицом к его лицу, по обе стороны его фигуры видны ее ноги, в любовной игре он носит ее по сцене.
1 2 3 4 5 6 7 8