У нее были две верные он-сестры, старше ее, но она была единственной дочерью и потому возглавила семью.— Тогда существовал обычай: глава семьи должна была приручить дикую лошадь, чтобы показать свое умение. Но на этот раз Мирре-Лисе не повезло.Арона зловеще понизила голос.— На их деревню напали дикие самцы с равнин. Они, подобно волкам, не знали ни приличий, ни доброты. Они напали на Мирру-Лису и в своем безумии перебили ее стражу. Они поступили с ней и с ее стражницами, как поступают фальконеры. Потом их он-госпожа, по имени Тсенган, дочь неизвестной матери, положила Мирру-Лису на свою огромную прирученную лошадь и поехала к вратам своего большого укрепленного дома, криком призывая ее он-сестер. Тсенган пообещала им пощаду, если они поклянутся относиться к ней как к своей матери и госпоже во всем, и, чтобы спасти свою жизнь, он-сестры Мирры-Лисы согласились.Эгил, слушавший в темноте, нахмурился и покачал головой. Такая выдумка — он решил, что это, конечно, любовная история, — не напугает женщин и детей, хотя может их отвлечь. Он был лучшего мнения об Ароне. Впрочем, чего ждать от девчонки?Арона продолжала гневным голосом.— Эта Тсенган заперла Мирру в ее комнате и не разрешала ей ни говорить, ни выполнять свои обязанности главы семейства, но била ее, как жестокая госпожа, добиваясь покорности, и каждую ночь проделывала с ней то, что делают фальконеры, пока в ней не зародилась дочь. И тогда Тсенган сказала, что отдаст ее нерожденную дочь другому дикарю, у которого она будет рабыней, и этого Мирра вынести не могла.Тсенган также жестоко угнетала членов семейства Мирры и всех остальных. Дикари стали хозяйками в каждом доме, им разрешалось бить женщин и их детей, некогда свободных и гордых! Они перебили целительниц и мудрых женщин. Каждая девушка становилась рабыней дикаря, и дикари каждую ночь приходили к ней. Похоже было на посещение фальконеров, которое затянулось навечно. — В голосе Ароны звучал искренний ужас. Леатрис вздрогнула. Она плохо представляла себе, что означает посещение фальконеров, но, очевидно, нечто невыразимо ужасное произошло в доме Женщины-лисы.Голос Ароны смягчился.— И вот однажды, когда Мирра сидела в своей Комнате и думала, как ей освободиться от безумца, в окно влетел сокол. Некоторые утверждают, что этобыла сама Джонкара. Сокол сел ей на плечо и сказал: «Женщины фальконеров должны бежать через горы за море». И Мирра поняла, что освобождение близко. Она послана свою прирученную лису с запиской за ошейником, чтобы она побежала за соколом к дому госпожи соколов. И принялась ждать. Но освобождение не приходило.В пещере послышались вздохи. Голос Ароны звучал сильно и звучно.— Она поняла, что должна позаботиться о своем спасении сама. И вот однажды ее безумная он-госпожа обвинила деревенскую женщину в колдовстве и заставила Мирру, одетую как глава семьи, смотреть, как эту женщину сжигают живьем. Причем, она сделала так, чтобы все подумали, будто это приказала сама Мирра, .которая день и ночь спорила с ней, просила о справедливости, и никакие побои не останавливали ее. И тогда Мирра поняла, что она должна делать.Эгил нахмурился. Нет, пожалуй, это не любовная история. Скорее рассказ о женском мщении.Арона заговорила многозначительно и негромко.— Мирра тайком поговорила с женщинами в своем доме, с теми, кто знал, что она их защищает, пытается о них заботиться и уберечь от безумца. Она договорилась с поварихами и с теми, кто прислуживал за столом. Своих он-сестер она не поставила в известность, потому что они поклялись повиноваться Тсенган и не причинять ей вреда, чтобы спасти жизнь Мирры, а они никогда не нарушали свою клятву. Она уговорила своих женщин найти какой-нибудь предлог и запереть ее двух он-сестер в комнате. Она подсыпала им в вино порошок, чтобы они уснули. Закрыла их, чтобы они могли сказать, что не нарушили клятву, потому что были беспомощны.Арона помолчала.— Затем она подсыпала в вино безумцев еще большую дозу и убила их всех. Некоторых ей пришлось добивать ножом, другие умерли от снадобья, но она их всех перебила. Потом она нашла своего коня и поскакала как могла быстрее к Дому Сокола, который безумцы осаждали и грабили много лет, но не могли взять. Мирра хотела рассказать своей двоюродной сестре женщине-соколу, что она свободна, а самцы мертвы.В пещере царила мертвая тишина. Эгил думал об этой исключительной жестокости женщин давних лет. Голос Ароны зазвучал торжественно.— В обычае тех лет было каждой женщине брать себе он-самца, который становился ее сестрой, чтобы он зачинал с нею дочерей. Такой самец назывался… — Она произнесла незнакомое Эгилу слово; очевидно, оно обозначает «муж». Ему захотелось позже отвести ее в сторону и разобраться в этом и в других вопросах. А Арона продолжала рассказывать.— У родственницы Мирры, женщины-сокола, тоже была он-сестра-подруга, и эта он-сестра поступала также, как дикари. Она стала хозяйкой Дома Сокола и госпожой леди сокола, она договорилась с Тсенганом о дружбе и общей борьбе с другими разбойниками. И когда Мирра-Лиса пришла к ней, окровавленная, оборванная и измученная, ложная родственница обругала ее, обвинила в предательстве своего «супруга» и ее народа. Назвала ее злым неразумным ребенком, которым действует, не понимая, что творит.Снова в голосе Ароны прозвучал гнев.— Мирра очень рассердилась, потому что ценой огромных страданий спасла всех от злого разбойника. Но к ней пришла дочь женщины-сокола и поклялась быть ее сестрой и навсегда остаться с ней. Так и было.Позже такие, как «муж» женщины-сокола, стали фальконерами. Они убили Мирру-Лису, как убивали всех, кто сопротивлялся их воле, и тогда женщины решили жить отдельно, потому что не осталось он-женщин, которые понимали бы приличия и доброту. Никто из нас не знает, почему они перестали вести себя достойно и сошли с ума, но мы не могли этого вынести. Поэтому разрешили им навещать нас только раз в году и то только в том месте, которое они для нас построили, в стороне от нашей деревни, где мы живем, и только с одной целью — дать нам дочерей. В обмен на это они забирают наших сыновей и делают из них фальконеров.Арона перевела дыхание.— Да будем мы все храбрыми, как Мирра-Лиса, и чтобы нам никогда не пришлось убивать или быть убитыми!Эгил нахмурился. Плохое заключение для такого злого рассказа! Если Мирра не была опозоренной и изнасилованной, а являлась законной женой Тсенгана — глупой женщине нужно было объяснить это с самого начала, — в таком случае ее поведение — верх предательства. Неужели Арона считает героиней женщину, которая отравила собственного мужа? Эгил не мог в это поверить. Должно быть, просто наизусть рассказывает древнюю сказку, не понимая значения. Иначе как можно вывести из нее мораль и урок?Когда они выйдут из пещеры — если выйдут, — он должен переделать эту сказку. Таков его долг как будущего хранителя записей деревни. И, конечно, совершив это, он сделает большой шаг к своей цели. Конечно, старуха привязана к старью, хотя оно и не имеет смысла. Но он и об этом позаботится.
Огни у входа поднялись выше, над горами раскатился гром, как бой гигантского барабана. Ветер заносил в пещеру ледяной дождь. Жители деревни отодвигались все глубже и глубже. Нельга, дочь Олвит, дрожащим голосом прошептала:— Никогда не забуду праздник своего совершеннолетия!Несмотря на ужас, Леатрис, дочь Хуаны, рассмеялась.— Ты хочешь сказать, что предпочла бы стоять у стены, дожидаясь, пока Осеберг или Эгил не пригласят тебя танцевать? Когда у нас случались праздники, мама всегда заставляла меня петь и играть на арфе для гостей.— Значит, ты сочинительница! — обрадовалась Нельга. — Офелис будет так рада, что в деревне появилась девушка, которая умеет петь! Свою последнюю помощницу она потеряла, когда та родила. Родился двухголовый ребенок, такой ужасный. Женщина плакала неделями, потом сочинила песню для целительниц и больше никогда не разговаривала. О, — вспомнила Нельга вопрос Леатрис, — в нашей деревне хозяйка должна приглашать гостей на танец. Я рада, что ты рассказала мне, как принято у вас. Я не хотела бы, чтобы Эгил решил, что мы невоспитанные. Леатрис, а ты можешь песней разогнать бурю?Снова послышались раскаты грома, и так близко, будто молния ударила в эту самую гору; снова в пещеру занесло капли дождя. Леатрис посмотрела на Сельгу и неуверенно затянула балладу, которую пела в пастушьем лагере. Осеберг подхватил, добавив свой бас; Эгил тоже присоединился к ним. От этой песни они перешли к трагической «Клятве вдовы», потом к веселой «Болотной девушке», затем к забавной песне о фермере и его жене, которые ежедневно пытались заставить работать друг друга. А потом Леатрис запела еще более веселую песню о том, как кролик перехитрил лису.Гора задрожала, словно в родовых муках. Леатрис пела, хлопая в ладоши:
— Не бросай меня в этот куст,Не бросай меня в этот куст.Кролик весело кричал:— Не бросай меня в этот куст!
Деревенские девушки тоже захлопали и со смехом подхватили:
— Не бросай меня в этот куст,Не бросай меня в этот куст…
Снова содрогнулась гора; грохот, подобный грому, на этот раз не прекращался. Постепенно он все усиливайся, становился громче и глубже, глубже и громче, гора тяжело вздрагивала, потом затряслась. Пол пещеры наклонился вправо, потом влево, и перепутанные женщины попадали на грубый камень. Закричали дети, животные поддержали их блеянием, лаем, квохтаньем — как и полагалось каждому. Гора тряслась, словно пыталась избавиться от паразитов.Ослепительно белая вспышка озарила вход. Арона прикрыла рукой глаза и с ужасом смотрела на очертания костей, ясно просвечивающие сквозь плоть. За ними она различала знакомые очертания Соколиного утеса. Но этот утес рушился и распадался, как детский домик из снега в оттепель. Свет погас, и временно ослепшие жители деревни закричали. Где-то заплакала женщина. Снаружи продолжал идти дождь, теперь он слегка напоминал обычную летнюю грозу.От груды тел, лежащих на полу, доносились слабые стоны. Арона ощупью добралась до них. Волшебницы, стоявшие на страже у входа в пещеру, теперь лежали неподвижно. У одной медленно дергалась нога.— Госпожа Флори! — закричала Арона. — Госпожа целительница, скорее сюда!Первой подошла девочка-пришелица Ханна, за ней ее хозяйка. Втроем они перевернули первое тело. Госпожа Флори прижалась к груди волшебницы. Потрогала ее лицо, подула в рот. Так же она поступила и с остальными.Две мертвы. Одна живая, но она очень слаба. Несогласная лежала, как мертвая, но пульс у нее прощупывался, лицо посерело.Госпожа Флори позвала на помощь. Женщины из деревни Риверэдж медленно собирались у выхода из пещеры. Они сделали матрацы из шалей и плащей, одеял и запасных платьев и уложили на них двух живых волшебниц. Потом, сами уставшие до смерти, попытались уснуть.Когда наступил рассвет, холодный и серый, с багровыми облаками над головой, они вышли посмотреть, что стало с их деревней.От нее мало что осталось. Все придется строить заново, от погребов до крыш.И весь урожай этого года погиб. Глава седьмая. После бури Рукописи! Арона бежала от пещеры к Дому Записей, плача в отчаянии. Из погреба выскочила Рыжая Малышка и принялась тереться о ноги Ароны.— Ты, глупая кошка! — радостно воскликнула Арона, Распахивая дверь. — Что тебя заставило там прятаться?— Должно быть, сама Богиня нашептала кошке, как спастись.Все записи, которые были аккуратно уложены в погребе на полки рядом с запасом кореньев и кувшинами с маслом, выдержали бурю. Помощница хранительницы брала их одну за другой и с возгласами радости откладывала. Все записи уцелели! Арона снова побежала в деревню, чтобы посмотреть, что делается там.Кузница Нориэль и жернова Леннис не тронуты. Тяжелые инструменты отлетели, но недалеко. Уцелело большинство погребов. Но поля, дома, посуда и ткани — единственное торговое имущество деревни — все превратилось в развалины и обломки.Огромное упавшее дерево пробило крышу деревенского зала для собраний. Осеберг и Эгил, взявшись за его концы, пытались его отодвинуть. Нориэль отложила мотыгу, подошла к ним и взялась за середину. Дерево не шевельнулось.— Дарран! — позвала Нориэль.Эгил оскорбленно посмотрел на нее.— Эгил, Осеберг, — предупредила Дарран, хозяйка мулов. — Не переутомляйтесь. У нас впереди много работы.Арона подняла голову и, заслонив глаза, посмотрела на солнце.— Со всем уважением, госпожа, — резко парировал Эгил, дочь Элизабет, — это вы постарайтесь не переутомляться. Мы с Осебергом займемся более тяжелой работой.— Эгил Нахальная, — прошептала женщина и усмехнулась придуманному прозвищу.«Эгил Высокомерная», — подумала Арона, начиная раскапывать руины Дома Записей.Женщины и девушки мрачно и напряженно занялись работой. Как будто началось строительство дома после пожара, но пожар этот охватил всю деревню, и делам, казалось, нет конца. Вначале деревенский зал и Дом Исцеления. Все овощи, что удавалось спасти, делили поровну, несмотря на протесты тех, кто их посадил, потому что иначе люди начали бы умирать с голоду. Молоко госпожи Безрогой и ее сестер разливали по полчашки, а куриные яйца разрезали. Кошек, собак и цыплят выпустили на свободу, чтобы они кормились сами, и старшие девушки погнали овец назад на пастбища, где еще оставалась трава.Эгил и Осеберг работали, как мулы, и вся деревня удивленно смотрела на них. Начинали они раньше всех, а заканчивали последними и перетаскивали самые тяжелые грузы. Постепенно некоторые более слабые женщины начали заменять их на домашних работах, говоря: «Несправедливо, что они работают намного больше нас и выполняют самую тяжелую работу».Неожиданно, на десятый день, часовые в утесах подали необычный сигнал тревога: не соколиный крик — фальконеры идут, не крик голубки — пришли дочери Ганноры для торговли, не крик стервятника — разбойники. На этот раз послышался крик перепела: «Чужаки! Нужно их увести в сторону!»— Я ходила в прошлый раз! — закричала женщина.— Ну, сейчас не моя очередь, — подхватила другая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21