— Быстро!Лицо этого человека выразило его чувства так же ясно, как Сурра выразила свои. Он нехотя разжал ладонь и поднял руку вверх.— Землянин! — выплюнул он, и это прозвучало грязным ругательством. И презрение, и желание оскорбить, и вызов — все это ухитрился он вложить в это короткое слово. — Животное…— Учитель зверей, — мягко поправил Сторм тем ледяным тоном, который людей опытных сразу заставлял настораживаться.Он вложил нож в ножны и неторопливо двинулся вперёд, держа луч фонарика на лице Бистера. Подойдя на расстояние вытянутой руки, он мягким кошачьим движением выхватил у него из-за пояса парализатор и бросил его под обрыв.Но и этой секунды хватило Бистеру, чтобы дотянуться до ножа и достать его из ножен. Голубым огнём сверкнуло в луче фонаря лезвие из превосходной суперстали внешнего мира. Бистер слегка наклонился вперёд, принимая позу опытного бойца. И Сторм мгновенно понял, что кем бы ни был этот человек — просто негодяем или замаскированным хиксом, — но это оружие явно ему не в новинку.— Ну, давай, пошли ко мне твою киску, ты, животное. — Бистер оскалился, и его зубы блестели в свете фонаря не хуже, чем клыки Сурры. — Я с радостью распотрошу её, а потом доберусь и до тебя, землянин!Сторм отступил на пару шагов и зажал фонарь в трещине скалы. Драться сейчас с Бистером было просто глупо. Но что-то, куда более сильное, чем все доводы рассудка, заставляло его стать лицом к лицу с врагом, кем бы он ни был, — чтобы только сверкающая сталь была между ними. Древний поединок мужчин, кровью и жизнью готовых отстаивать своё.— Сурра, — негромко окликнул Сторм и мысленно показал ей, что надо делать. Она немного расслабилась, но так и осталась на месте, закрывая дорогу вниз. Горящими глазами следила она за людьми, стоящими лицом к лицу на освещённой тропинке. Теперь она не двинется с места, пока он сам не позовёт.Снова в его руках был нож. Сразу отлетела куда-то изнуряющая усталость и весь мир сузился до двух обнажённых клинков. Где-то на пределе восприятия промелькнул вскрик — кто-то увидел эту сцену с верхнего витка дороги. Но Бистер его услышал, и это словно подстегнуло его. Он немедленно кинулся в атаку, собираясь начать и кончить бой до того, как другие смогут прийти на помощь Сторму.Сторм увернулся и тут же почувствовал, что движения его несколько скованы и он проигрывает в быстроте. Но как и в лагере Нитра, он снова чувствовал в себе необычный подъем, переборовший физическую слабость. И всё же скорость и реакция у него были уже не те.Почувствовал это и Бистер, тут же отметив, что Сторм сейчас куда слабее, чем когда они впервые столкнулись между Портом и Гроссингом. И тут же ударил. 18 Сторм отбил удар, и лезвие скрежетнуло по лезвию. Но Сторму пришлось отступить. А Бистер, которому каждый шаг землянина назад добавлял уверенности, продолжал теснить его. Сторм попытался схитрить и развернуть Бистера против света, но тот не попался на эту удочку.Землянин понимал, что в любой момент может позвать Сурру и быстро закончить это затянувшееся представление. Но он чувствовал, что с Бистером должен разобраться сам, один — сталь против стали — иначе он потеряет всякое уважение к самому себе и уже никогда не сможет руководить своей командой.Они потеряли всякое представление о времени, насторожённо кружа по каменистой площадке. После первого отчаянного натиска Бистер стал осторожнее и теперь стремился вымотать землянина. Сторм чувствовал влажную струйку на плече под одеялом, знал, что пластырь слетел и рана снова кровоточит. Если бой затянется, эта струйка высосет из него все силы и свяжет его, лишит скорости и подвижности. Тогда он уже не сможет увёртываться, и Бистер легко оттеснит его под ослепляющий луч и приколет совершенно беспомощного.Он судорожно пытался припомнить всё, что он знал об этих созданиях хиксов. Им дали внешность, неотличимую от человеческой, обучили реагировать и действовать на людской манер. Но в глубине души они обязательно должны оставаться хиксами, иначе будут бесполезны для своих. Значит, хикс. Ну, так что может выбить из колеи этого закалённого разведчика? Что может по-настоящему напугать его, привести в ужас?Сторм был ещё в силах легко уклоняться, пританцовывать, уходить подальше от луча фонаря. Почему хиксы так ненавидят землян? Есть ли у этого их страха какие-то глубинные корни, и не удастся ли сейчас сыграть на этом?Удар стали о сталь прервал его мысли. На этот раз он отбил нож почти у самой своей груди, и удар был так силён, что рука на время онемела. Спасло его только шестое чувство опасности, которое развилось за время работы с командой.И вдруг истина вспыхнула в его мозгу так полно и отчётливо, словно кто-то подсказал ему. Сторм понял, в чём слабость хиксов, понял глубоко и полно, ведь и землянам была свойственна эта слабость, а народу Дине особенно. Странная слабость, порой оборачивающаяся силой и. главное, дающая человеку такое необходимое чувство защищённости и безопасности.— Теперь ты остался один, — мягко сказал он на галактическом. — Твои родичи взорвались, Бистер. Нет больше корабля, готового эвакуировать тебя с Арцора. — Один, — один! — среди тех, кто ненавидит тебя. Ты никогда больше не увидишь родного дома, Бистер! Он остался среди недоступных для тебя звёзд.В этом неожиданном взрыве понимания до него вдруг дошло, чего ради хиксы разрушили Землю — они надеялись этим ударом в сердце Конфедерации вызвать её распад. Но тут они просчитались. Слишком далеко зашли различия уроженцев земных колоний и самих землян, чтобы всех их можно было ввергнуть в шок простым уничтожением метрополии.— Одиночество! — Он видел тёмные расширенные глаза Бистера и яркую искру отчаяния в их глубине. Под маской марионетки проглянула взволнованная и напуганная душа хикса. И теперь Сторму нужно было только крошить внешнюю скорлупу и помогать ей выйти наружу.— Они никогда не вернуться за тобой, Бистер! Ни твои братья, ни боевые товарищи. Ты единственный хикс на Арцоре, и других не будет. — Сами собой всплывали в памяти все знания и слухи о захватчиках, их обычаях и обрядах, словно только и ждали, когда они понадобятся. — Кто прикроет твою спину, Бистер? Кто вспомнит твоё имя, чтобы окликнуть тебя? Никто из твоих братьев даже не будет знать, что ты умер и пора отметить твой круг на Сотенных Таблицах во Внутренней Башне твоего родового посёлка. Ты умрёшь и исчезнешь навсегда, словно никогда и не жил. И не будет…Кол Бистер дышал открытым ртом, щеки и лоб у него блестели от испарины. И все ярче разгоралась жёсткая отчаянная искра в его глазах.— Бистер умрёт — и все. Не будет для него пробуждения в День Поминовения Всех Имён…— Айаа!Бистер бросился в атаку, но Сторм был готов к этому. Он уклонился с врождённой грацией древнего воина. К несчастью, нож Бистера зацепил серебряное ожерелье, висевшее на его груди, и лезвие слегка царапнуло щеку. Как и рассчитывал Сторм, натиск тяжёлого тела Бистера отбросил их обоих на самый край площадки.Сторм не рискнул продолжать здесь схватку. Бистер не был ранен, и его физических сил вполне хватило бы, чтобы смять сопротивление землянина. Сторм провёл пару приёмов командос, высвободился из этих тисков и снова оказался у скалы в относительной безопасности.Бистер завизжал. На всю жизнь запомнил Сторм его безумные, переполненные ужасом глаза, в которых уже не осталось ничего человеческого. Каждое разумное существо должно верить, что в любом бою с ним весь его народ, вся его раса. У них один враг и одна ненависть на всех. Страх смерти отступает, если рядом с тобой твои братья, если есть радость исполнения общей воли. Но эту опору Сторм сумел расшатать и Бистер сейчас балансировал на грани безумия.Но в таком состоянии он был ещё опаснее, чем в спокойном. Сторм снова отступил, и Бистер не раздумывая ринулся за ним. «Готов», — подумал Сторм. Дальше всё было нетрудно. При следующем манёвре Бистер оказался против света фонарика. Последний раз увидел Сторм безумный блеск его глаз и ударил чётко и красиво, как на учениях.Бистер издал странный хрюкающий звук, медленно повалился вперёд, уткнулся лицом в землю и замер. Сторм отступил и опёрся здоровым плечом на скалу. Он видел, как в луче фонаря блеснул мех Сурры, которая, злобно шипя, подползала к телу Бистера. Она коротко рыкнула и уже хотела ударить его когтистой лапой, когда землянин подозвал её к себе.Бред Квад пересёк освещённую полосу и присел возле поверженного хикса.Он перевернул его лицом кверху, задрал рубаху и попытался нащупать сердце.— Он жив, — сказал Сторм и сам удивился как слабо и глухо прозвучал его голос. — И он действительно настоящий хикс.Квад быстро поднялся и шагнул к нему. Но Сторм, даже измученный до последней степени, не смог заставить себя стерпеть прикосновение этого человека. Он оторвался от скалы и шагнул чуть в сторону от протянутой руки Квада. Но на этот раз даже его тренированная воля не смогла справиться с изнемогающим телом. Его качнуло, он упал и потерял сознание.Эта картина словно вышла из давних грёз Сторма. Он увидел её сразу, как только открыл глаза, и теперь лежал на узкой постели, не смея шевельнуться, и вглядывался в такое знакомое и родное ему сочетание цветов. Просто кусочек юго-западной пустыни его родного мира и плавные очертания облаков над ним, выполненные в манере, созданной когда-то художниками Дине. А ещё на картине был ветер. Землянин почти физически чувствовал его дыхание, вглядываясь в растрёпанные волосы всадников и ощущая, как секут их лица длинные пряди гривы их крапчатых пони. Фреска была на стене рядом с его постелью, и Сторм засыпал и просыпался, не отрывая взгляда от этих борющихся всадников. Для художника эта открытая всем ветрам пустыня, наверное, тоже была родным домом. Силой своего таланта он перенёс на стену не просто пейзаж, но кусочек жизни, с шумом качающихся сосен, с запахами нагретой солнцем овечьей шерсти и шалфея, с бесконечным сверканием песка. Сторм смотрел на картину так же, как смотрел на сосну и траву его погибшего мира в пещерном саду, только сейчас чувства были острее и глубже. Не просто родные растения, а сама сущность его прежнего мира была перенесена сюда кем-то из его народа. Только художник с Дине мог нарисовать так.Сейчас эта фреска была для него большей реальностью, чем все происходившее вокруг его постели. Бестелесными тенями проходили, не задевая его сознания, доктор из Порта и молчаливая темнокожая женщина, ухаживающая за ним. И даже отвечая на вопросы откуда-то взявшегося Келзона, он не в состоянии был оторваться от картины. Эти крапчатые пони были ему сейчас роднее и ближе, чем весь Арцор со всеми его проблемами. Он даже не знал, где он сейчас лежит; это его не заботило. Он засыпал и просыпался, не расставаясь со своими всадниками, и был вполне счастлив.Но наконец он почувствовал, что проснулся окончательно.Темнокожая женщина помогла ему приподняться и подбила подушки так, что теперь он мог видеть не только картину. С удивлением он услышал, что она говорит на языке Дине, и уловил тон, каким терпеливые взрослые разговаривают с заупрямившимся ребёнком. Сторм попытался не обращать на это внимание и снова вернуться в сладкую полудрёму, но тут дверь открылась и в комнату, прихрамывая, вошёл Логан. Следы побоев уже сошли с его лица и теперь, кроме очевидной принадлежности к народу Дине, Сторм заметил и отчётливое сходство с кем-то знакомым, только он никак не мог вспомнить, с кем именно.— Нравится картина? — спросил молодой Квад, глядя мимо Сторма на фреску, на этот кусочек дикой вольной пустыни, который художник как-то сумел пленить и навечно припечатать к стене на далёком Арцоре.— Это родина, — искренне ответил Сторм.— И отец тоже так думает…Бред Квад! Правая рука Сторма невольно дёрнулась и его тонкие брови сошлись в линию, не предвещающую ничего хорошего. Только сейчас он заметил, что укрыт одеялом из наследства На-Та-Хай или другим, похожим на то как близнец. На-Та-Хай и клятва, которую он заставил дать… отомстить Бреду Кваду.Землянин лежал спокойно, надеясь, что вместе с этим именем придёт привычная злость и добавит ему решимости. Но злость не приходила. Похоже, в нём вообще не осталось ни чувств, ни желаний, кроме желания бесконечно вглядываться в этот нарисованный кусочек земли. Но он знал, что с желанием или без желания, но он всё равно должен исполнить то, ради чего прилетел на Арцор.Сторм почти забыл про Логана и обратил на него внимание, только когда тот подошёл совсем близко и наклонился к фреске. Теперь его спокойное задумчивое лицо оказалось на одном уровне с нарисованными всадниками и Сторм тут же понял, что показалось ему таким знакомым в лице Логана. Он был странно, до изумления похож на одного из всадников, похож, как может быть похож только близкий родственник.— Что это за мир? — внезапно спросил Логан, — И как художник добился того, что каждый зритель чувствует себя едущим через эту страну?Теперь, когда Сторм почувствовал, что его душевная рана может затянуться, пустота и тьма коснулись его сознания. Он отвернулся от картины и глаза его вспыхнули.— Я оставил эти места, — начал Сторм, с трудом подбирая слова, — когда был ещё ребёнком. Дважды я пытался вернуться, однако эта жизнь уже не принимала меня. Но этот мир навсегда остался в моей душе. Для того, кто это нарисовал это была настоящая жизнь. Даже здесь, далеко за звёздными пропастями, это живёт!— Не для того, а для той, — мягко поправил Логан.Сторм сел, оттолкнувшись от подушек. Он даже не почувствовал, как окаменело его лицо. Один-единственный вопрос вертелся у него на языке, но он так и не успел его задать.Дверь отворилась, и на пороге возник человек с глазами, наполненными голубизной — человек, которого Сторм так долго искал и которого меньше всего хотел сейчас видеть. Бред Квад подошёл к кровати и внимательно посмотрел на землянина. И Сторм почувствовал, что сейчас должно решиться все, и что бы там не творилось в его душе, он должен именно сейчас объясниться и быть готовым принять на себя все последствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26