Вокруг нее собрались: Иосиф Бонапарт со своей Женой Клари, Лгосьен Бонапарт — высокий, сухощавый, похожий на паука в очках, рядом с ним — его невеста Христина Буайе и Марина Бакчиочи, примчавшаяся в Париж, чтобы помогать брату.
Шумная, веселая, окруженная толпой поклонников, Паулина Леклерк, будущая принцесса Боргез, поражала своей красотой. В углу болтали трре детей, старшему из которых не было еще шестнадцати. Гортензия Богарне, Каролина Бонапарт, будущая жена Мюрата, и Жером Бонапарт.
Семейству не хватало только Людовика, который последовал за Наполеоном в Египет.К этой группе присоединились те, кто чувствовал ее растущую мощь, — директор Сиеза, министр Талей-ран, плут Фуше, будущий начальник полиции, и многие другие.
Группа патриотов была малочисленна, потому что истинные патриоты пренебрегали развлечениями.«Надо сначала осмотреться», — подумал Ивон Бералек, вступая в первый зал.
Жара выгнала из залов всех, кроме игроков в карты. Но ни один из них не обратил на Ивона внимания.Бералек быстро прошел через анфиладу комнат.
Он остановился возле открытой двери маленького будуара.Мужчина лет тридцати, изящно одетый, с красивым, но помятым лицом, стоял перед часами.
«Кажется, этот человек поможет мне в моих поисках», — подумал Ивон.Этим человеком оказался Баррас, нетерпеливо ожидавший ту, которая сумела безраздельно овладеть его сердцем.
Он стоял спиной к двери. Ивон, войдя в будуар, прямо с порога заявил:
— О, гражданин директор! Ну и гости у вас! Сплошные голодранцы! Ни одного человека, который мог бы меня избавить от двухсот луидоров, которые прямо-таки жгут мне карман! В любую приличную игру согласен...
Страсть к игре у Барраса была, видимо, в крови. Она даже превосходила его любовь к женщинам. При виде золота, небрежно брошенного Ивоном на игорный стол, он подумал, что за картами время ожидания пройдет скорее, особенно, если он выиграет.
Улыбнувшись, он ответил:
— Ну. если вы не нашли противника среди моих гостей, придется мне, подолгу хозяина, вас пригласившего, самому садиться с вами за игру!
— Прекрасно сказано! —вскричал шевалье, усаживаясь-за стол.
— Но должен вас предупредить: через двадцать минут я вынужден буду вас покинуть.
— Ну, я думаю, что для двухсот луидоров этого будет достаточно, — засмеялся Бералек.
При этом он подумал:
«Если я выиграю, он оставит меня, чтобы отыграться. А если проиграю, то ему тоже будет неловко меня спровадить».
К десяти часам Ивон проиграл сто луидоров.Вошедший швейцар прошептал что-то на ухо Баррасу.
— Прошу извинить меня, — сказал Баррас, — я должен встретить даму.
— Прошу вас, не стесняйтесь, я терпеливо буду вас ждать.
Баррас поспешно вышел.
«Ты заглотнул приманку, — подумал Ивон, — и обязательно вернешься. Ты попадешь-таки ко мне на удочку!»
Он сидел за столом, не убирая с него золота и ждал окончания партии.
Осматривая будуар, он сделал вывод, что Баррас сделал себе тут неплохое убежище. Скорее всего, он вернется сюда со своей красавицей, когда устанет прогуливаться по залам.
По гулу в соседнем зале он догадался, что директор приближается. И что он не один...
В зеркале он увидел приближающегося Барраса, окруженного «чудихами».
«Кто же из этих милых созданий та, которая мне нужна?» — подумал он.
Толпа прелестниц ворвалась в будуар, не обращая внимания на молодого человека.
— Ну, признайтесь, Баррас, где вы раздобыли такую красавицу? — нетерпеливо спрашивала госпожа Тальен.
— С Олимпа, где вы царствуете, — галантно отвечал Баррас.
— Исповедуйтесь, господин директор, немедленно, пока ваша красавица танцует менуэт с Тренисом!
— Да, да, — закричали женщины, — исповедуйтесь, и поскорее...
— Э, милые дамы, — со смехом начал Баррас, — она появилась в одно прекрасное утро...
— Это было действительно утро или, быть может, вечер? — лукаво спросила госпожа Шато-Рено.
— Не все ли равно?
— Нет, нет! Определите точнее!
— Точнее, точнее... — смеялись женщины.
— Ну, тогда это был полдень.
— А, значит вы тогда отдыхали, ну хорошо же!
— Но, виконт, вы все же не сознались, откуда у вас эта красавица, — настаивала госпожа Гингерло.
— Оттуда, откуда и вы, с неба, наверное, — засмеялся Баррас.
— Откуда бы она ни была, но красива необычайно, -подытожила госпожа Рекамье.
— У нее великолепные волосы, — заявила Паулина Бонапарт,
— Да, вы правы, — поддержала госпожа Тальен, — у нее действительно прекрасные волосы и она, в отличие от некоторых, не пользуется ими для того, чтобы прикрывать уши.
Удар был меток. Паулина прикрывала свои уши волосами, так они были достаточно безобразны.
Баррас, увидев, как страсти накаляются, поспешил их отвлечь.
— Милые женщины, вы рискуете пропустить концерт гражданина Гарата. А заодно и Элеву. Директория разрешила въезд этим двум певцам.
Дамы восторженно зааплодировали. Ивон подошел к Баррасу и, раскланиваясь во все стороны, произнес:
— Извините, гражданки, но господин Баррас должен мне партию.
Баррас заговорил о концерте, желая поскорее отделаться от женщин, чтобы поскорее встретиться с любимой. Он подумал, что игра избавит его от присугствия дам, а потом он легко отделается и от кавалера, Поэтому он с охотой подхватил.
— Конечно, сударь, надо же дать вам возможность отыграться!
Единственное, чего Баррас не учел, — Ивон был необыкновенно красив. Эта красота ошеломила женщин настолько, что они просто позабыли о концерте и сгрудились вокруг стола.
Не подавая вида, что заметил произведенное впечатление, Ивон сел к столу.
— Пятьдесят луидоров, гражданин.
— Идет, — отвечал Баррас.
Между тем виконт лихорадочно соображал, как избавиться от дам, обступивших их со всех сторон.
— Милые дамы, вы, кажется, совсем позабыли о концерте, — обратился он к присутствующим.
Но они и не думали уходить. Обступив со всех сторон Барраса, они весело кокетничали с ним, время от времени, бросая взгляды на Бералека.
Баррас, которого все время отвлекали, делал ошибку за ошибкой, удваивал и утраивал ставки и в результате проигрывал уже восемьсот луидоров.
— Ставлю вдвое, — заявил он.
Партия продолжалась, но вдруг послышались легкие шаги, и женская болтовня стихла.«Кто-то вошел, — подумал Ивон, — судя по тому, что эти трещотки утихли, должно быть, женщина».Он поднял голову, вошедшая стояла за его стулом. Сделав вид, что ничего не заметил, Бералек продолжал игру.Баррас был готов закончить игру, лишь бы выйти из-за стола. Но женский взгляд, видимо, приказывал ему окончить партию. Он сдал ее без борьбы.
— Не хотите ли отыграться? — предложил Ивон.
— Вы, позволите мне отказаться?
Проигрыш Барраса составлял целое состояние, на то время тысяча шестьсот луидоров были огромными деньгами. Баррас отстегнул от цепочки на часах одну из печатей и, подавая ее Ивону, сказал:
— Я надеюсь, что завтра вы вернете ее мне с вашим лакеем.
Ивон взял печать в руки, повертел ее...
— Гражданин директор, — обратился он к Баррасу, — эта вещица по нынешним временам так дорога, что достойна стать подарком.
Ивон встал, повернулся к женщине, стоявшей за его стулом, и, поклонившись, подал ей печать со словами:
— Мадам, я прошу вас принять этот маленький подарок. Маленькая ручка протянулась к нему.
Бералек поднял голову.Глаза их встретились, и Ивон побледнел.Женщина дико вскрикнула и, пошатнувшись, рухнула без сознания.
Ивон бросился к двери.В дверях стояли люди. Среди них был и Фуше. Шевалье оттолкнул его и исчез прежде, чем его успели остановить.
Женщины столпились возле избранницы Барраса. Тот обратился к Фуше:
— Помогите мне перенести ее.
Вдвоем они ее подняли и положили на диван. Губы молодой женщины шевелились, но Баррас ничего не расслышал.
— Что она сказала?
— Я ничего не понял, — отвечал Фуше.
Она произнесла несколько слов, и Фуше прекрасно разобрал их.Ивон бежал куда глаза глядят. Наконец, он остановился и осмотрелся вокруг.
— Где это я? — удивленно спросил он себя.
Он находился в нижней части улицы Сены, месте мрачном, узком и далеко не безопасном.Он остановился перевести дух, но вдруг расслышал шум шагов в ночной тишине.
«Чего доброго, тут вполне могут напасть», — подумал Ивон.В эту минуту к нему приблизилась дюжина людей с явным намерением окружить его.
Он выхватил пистолет и прижался спиной к ставням какой-то лавчонки.
— Смотрите, подонки, — закричал он, — вы имеете дело с человеком, который может за себя постоять!
В полном молчании они окружили шевалье, кто-то шепотом произнес:
— Кыш, кыш, к Точильщику!
По этому сигналу они бросились на него.
ГЛАВА 5
Увидя комнату друга пустой, Пьер вспомнил о том, что ему говорил Ивон накануне.
Граф Кожоль вернулся в свою комнату и в несколько минут преобразился в работника. Он спрятал под куртку пистолет и запасся крепкой дубинкой, которой, как настоящий бретонец, неплохо владел.
— Итак в поход, Собачий Нос, — сказал он себе. Страх не давал Жавалю сомкнусь глаз всю ночь. Уже с четырех часов утра он стал ждать звонка из номера. Он сидел подавленный, грустный, и размышлял:
— Я бы охотно прокричал «Да здравствует Республика!», но если этот тигр спит, то он может рассвирепеть при неожиданном пробуждении. Ах, вот уже восемь часов... Долго же спят эти господа из полиции... Интересно, остался ли доволен этот палач моим бордосским? Я помню, что несколько бутылок для путешественников я разбавил водой, не дай Бог одна из них попалась ему! И надо же, все постояльцы разбежались от моих криков. Так что у меня теперь единственный жилец, эта полицейская собака. Если это продлится долго, то я разорюсь. А с другой стороны, что лучше: разориться или быть расстрелянным?
— Страус, я, вероятно, не вернусь до вечера, —услышал он голос спускающегося по лестнице Пьера и выскочил в коридор.
— Вы хотите уйти без завтрака? Но его стоимость внесена в плату за комнату, — затараторил Жаваль.
— Вечером, — бросил Кожоль.
— В таком случае гражданин, возвратясь, найдет в своей комнате ужин и одну... нет, разумеется две бутылки того бордо... которым, я надеюсь, вы остались довольны, — закончил хозяин со смутным страхом разоблачения.
Кожоль вышел, нимало не заботясь об успокоении хозяина. Тот проводил его глазами и забормотал:
— Интересно, куда это он направляется в костюме работника? О, эти полицейские шпионы весьма искусны в своем ремесле...
Кожоль шел быстрым шагом и уже достиг Люксембургского сада. Он сосредоточенно размышлял:
— До приезда во дворец никакая опасность Ивону угрожать не могла хотя бы потому, что его никто здесь не знает. Следовательно, это могло произойти либо на балу, либо по окончании его. А если это так, то, безусловно, слуги должны что-то знать...
На пороге дворца, гордо вытянувшись, стоял швейцар, одетый в блестящий мундир, шитый золотыми галунами.«По всей вероятности, он может быть мне полезен», — подумал Пьер.
— Ах, генерал, скажите...
Польщенный званием генерала, швейцар любезно ответил:
— Что ты хотел?
Кожоль принял таинственный вид и прошептал ему на ухо:
— Генерал, что вы скажете о вчерашней истории?
— Как, ты уже знаешь об этом? — удивился швейцар. Сердце графа забилось сильнее. След был взят.
Он покачал головой и наивно произнес:
— О, я ровным счетом ничего не знаю, но послушаешь того, другого, прямо голова идет кругом, генерал, не знаешь кому верить! Вот разве обратишься к таким людям, как вы...
— Ну так можешь мне поверить, что всю правду здесь могу знать только я!
— Я внимательно слушаю вас, сударь!
— В то время, как директор Баррас обнимал одну даму, к нему подкрался вор и собирался стащить у него часы, но успел сорвать только один из брелоков. Дама хотела ему помешать. Тогда он свалил ее ударом кулака. Жаль, что меня не оказалось в тот момент рядом! Он выскочил и помчался по улице Турнон...
— Так вот какая история...
— Мой друг Баррас сам рассказал мне об этом, — заявил совсем уже завравшийся швейцар.
— Благодарю вас!
Пьер прекрасно понимал, что в этой глупой болтовне не было и грамма правды, но он указал ему направление. Не торопясь, он спустился к улице Турнон.
— Безусловно, что в начале своего бегства он не мог оставить мне никакого знака, — продолжал размышлять Кожоль.
Он добрался до перекрестка Бюси и остановился в нерешительности. Он не знал, куда идти дальше. В это время его внимание привлекла группа людей на улице Сены в тридцати шагах от него.
Это были любопытные, рассматривавшие лужу крови возле фруктовой лавчонки... На пороге ее стоял хозяин и рассказывал:
— Я не слыхал начала ссоры, меня разбудил выстрел. Потом тут дрались. Потом раздался крик, и я различил шепот: «Он умер, совершите над ним обряд одевания». Представляете, каково мне было?! Я осторожно приоткрыл дверь и увидел два тела. Два... это верно. Но тут я услышал шаги и, захлопнув дверь, спрятался за ней. Подошел человек, произнес «уф» и ушел, но шаги были более тяжелыми, чем перед этим. -
— И вы выглянули еще раз? — перебил его Кожоль.
— Нет, я побоялся. Я дождался рассвета и только тогда открыл дверь. Но теперь там был только один труп. Он был раздет, лицо обезображено ударами кинжала и нос был отрезан.
— Так куда же делось тело? — в нетерпении воскликнул Пьер.
— Труп, в ожидании полиции, отнесли в одну из нижних комнат «Ниверне».
Кожоль кинулся в отель «Ниверне».
— Мой дорогой друг, — бормотал он, — они убили его и обезобразили труп, чтобы его никто не смог узнать!
Дойдя до отеля, он вошел в комнату, которую ему указали любопытные, выходившие оттуда.
Труп лежал на столе.Как ни ужасен был вид этого зрелища Кожоль почувствовал радость. Это был явно не его друг.
Не теряя времени, Пьер вышел па улицу.«Но торговец сказал, что видел два тела, не было ли второе Ивоном Бералеком? — размышлял он. — Кажется, я рано обрадовался. Но кто же, в таком случае, унес его?» Дойдя до фруктовой лавчонки, где хозяин уже в
который раз повторял свой рассказ, Кожоль задал ему вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33