Впрочем, не один Олег Викторович попал в число приглашенных в директорскую машину. Рядом, справа и слева, сидели начальники цехов — литейного и кузовного. У них не ладится с автоматикой. Значит, утренние предчувствия и тревоги не обманули?
Да, не обманули. Едва машина обогнула остолбленный участок будущею спортивного комплекса, как в пыли за багажником заметался огнисто-красный клубок. Он будто зацепился за выхлопную копоть и, кажется, сию же минуту переметнется на крышу кузова или с разгона врежется в салон. Кто затеял такую опасную игру?
Оглядываясь, Олег Викторович уловил: за ними гонится мотоциклист в куртке огнистого цвета. За рулем Ирина Николаева. И сию же секунду его снова охватило какое-то неприятное ощущение. Ему почему-то подумалось, что она преследует директорскую машину по заданию заводской многотиражки. Знает, где брать цели — из рук начальства, открытые, беззащитные. Редактор многотиражки наловчился так вгонять занозы под ноготь, что зубами не прикусишь и пинцетом не возьмешь. Сколько от него достается начальникам объектов и служб, не сочтешь. И все с помощью таких вот репортерчиков с фотоаппаратами и блокнотами!
Многотиражка... Еще в начале монтажных работ в корпусе вспомогательных цехов, когда устанавливали ка-
русельные станки, в ней появился фельетон «Один с сошкой, семеро с ложкой». Автор Шульженко,— не поймешь, она или он? — высмеял группу инженеров, которые, как было сказано, «топтались вокруг одного слесаря-монтажника». Топтались... Как могла газета пропустить такое слово? А в итоге: «Все присутствующие при этом попали в ведомость на получение премиальных, кроме слесаря-монтажника». Закруглили, что называется, концовочку...
«Бумажный чертополох», «Трутни», «Свистопляс», «Ротозейка» — такие заголовки пестрят в газете. И одернуть редактора никто не решается. Пробовал кое-кто в горком с жалобой обратиться — почему газета называет людей трутнями и ротозеями? — там ответили: критика есть критика, что же касается трутней и других нарицательных имен, то постарайтесь не попадать в их число, защищать плохих руководителей горком не собирается.
Да что и говорить, когда что-нибудь не ладится, будь особенно осторожен с газетными репортерами. Статью «Ротозейка» написала она, Ирина Николаева, инструктор мотоклуба. Дерзкая персона. Даже с генеральным директором спорила о каких-то правах мотоклуба. По ее мнению, завод обязан отпускать людей в этот клуб в рабочее время, по требованию инструкторов: дескать, они готовят для завода специалистов автомобильных гонок и мотопробегов. Добивается она этого, как видно, не без корысти.
Сергей Викторович Шатунов, заместитель секретаря парткома строительного управления, считает, что ее давно надо призвать к порядку. «Якшается с компанией дезорганизаторов трудовой дисциплины. Не зря же она выступила в печати в защиту аварийщика Ярцева».
Имя Ярцева не сходит с уст Шатунова после того, как он столкнулся с ним на субботнике. Конечно, неосмотрительно поступил тогда Сергей Викторович — тронул лежащего на полу увальня ногой. Однако надо понять поступок Шатунова; всю свою сознательную жизнь человек посвятил перевоспитанию несознательных элементов: жизнь, как он говорит, бросала его и на север и на восток. Вот только в одном он обижен на нее: нигде не сумели заметить в нем прирожденных, так сказать, запрограммированных способностей разгадывать хитрости людей, видеть в них скрытые пороки. А вот о том, что он просто преданный исполнитель любых поручений, никто и думать не хотел. Последние годы, до стройки автозавода, испол-
нял обязанности заместителя начальника главка по оргработе. Здесь его избрали заместителем секретаря парткома, потом ввели в состав членов горкома. При таком положении, разумеется, следует быть сдержанным и осмотрительным. Но нервы есть нервы — рвать их все умеют, а сращивать, увы, никому не: дано. Получился надлом, последствия которого следовало локализовать убедительными доказательствами — с кем, с какими людьми столкнулся на субботнике. Если бы те попытались выступить против него на собрании или пожаловаться в горком, то материалов для самозащиты набралось бы достаточно. Однако жалобы не последовало, а материалы позволяют, как он сказал вчера за обедом на Федоровских лугах, перейти от обороны к наступлению.
— Ты, Олег, самый современный специалист, я твои способности заметил еще там, в' Москве, когда ты пришел ко мне в главк со свеженьким дипломом технолога. Тебя надо выдвигать на пост секретаря парткома. Именно такие талантливые молодые кадры должны освежать атмосферу, в партийных сферах.
Далее Сергей Викторович заверил, что по вопросу кадров к нему прислушиваются и в обкоме и в Москве, что выдвигаемая им кандидатура получит одобрение и в низах, только этой кандидатуре необходимо доказать свое умение давать объективные оценки в решении конфликтных дел, как дело Ярцева. Для этого следует обстоятельно проанализировать имеющиеся материалы, дополнительно побеседовать с так называемыми друзьями Ярцева, взять объективки у тех, кто с ним сталкивался по работе в автоколонне — Рем Акимович Угодий и другие,— обязательно изобличить Николаеву — кто толкнул ее защищать в печати аварийщика? — и тогда дело обретет поучительный урок для других секретарей низовых парторганизаций. Горком наверняка одобрит такую обстоятельность...
Что и говорить, задачу Жемчугову он поставил нелегкую. Опытный человек знает, на чем проверять верность долгу перед другом. В этом плане у него в голове будто кибернетическая машина работает. Подводить его нельзя- хотя бы потому, что он в нужный момент помог получить назначение на хорошую должность, а теперь намекает на более серьезное продвижение. Однако с чего начинать исполнение его поручения; если, кажется,
сам попал под прицел репортера из газеты? Появится фельетон, вроде «После обеда на Федоровских лугах», попробуй опровергнуть. Ведь она носилась вчера там, а от нее всего ждать можно...
Олега Викторовича вывел из задумчивости голос генерального директора:
— Заедем сначала в ремонтно-литейный, затем на штампы...
Тут и там придется сталкиваться с людьми, о которых напоминал Сергей Викторович Шатунов: «Поговори с ними доверительно...» Кроме того, на штампах есть один огрех, который не удается устранить и замаскировать трудно...
Однако Ирина и не собиралась писать ни об Олеге Викторовиче, ни о ком-либо другом. И фотоаппарат взяла с собой просто так, по привычке. Сейчас ее заботило другое: подписать Почетные грамоты участникам авторалли по приволжским городам и утвердить маршрут мотопробега по заводам-смежникам. Генеральный директор — председатель совета мотоклуба, но к нему не так-то легко попасть. Все его время рассчитано по минутам. Опоздала проскочить к нему в кабинет до оперативки, теперь лови момент где-нибудь на пусковых объектах.
Машина нырнула под своды «Малыша». По сравнению с другими цехами ремонтно-механический кажется действительно маленьким, но попробуй обойди его пешком — дня не хватит. Только в нижнем ярусе около семнадцати километров подземных коммуникаций. Если генеральный въехал сюда на машине, не отставать же от него...
И напрасно Олег Викторович Жемчугов с таким презрением поглядывал на Ирину. Она знает его не первый день и думает о нем неплохо: одаренный технолог по автоматике, вежливый, статный, с мягким характером, молодой специалист. Только глаза его — круглые, еду-чие — настораживали.
Ирина сталкивалась с Жемчуговым и на производственной базе, точнее, на крыше корпуса вспомогательных цехов. Там работала бригада девушек. Носились они по крыше из конца в конец на мотороллерах. Рулоны рубероида и бидоны разогретого битума шли потоком на последний сектор крыши корпуса. Мотороллер в таком деле
незаменимый помощник. И захотелось Олегу Викторовичу стать регулировщиком потока мотороллеров. Поднялся на крышу, занял пост и ни одну девушку не пропускал без опроса по правилам техники безопасности. Стоит гладкий, в модных ботинках, строгий, а в глазах бесенята. Девушки поняли его по-своему и... подшутили над ним: вроде нечаянно вылился битум на модные туфли. Еле вытащил ноги из вязкой массы и, будто не заметив, кто это сделал, тихо сказал:
— Спасибо за коллективный фокус...
Правильно поступил: кричи не кричи, что возьмешь с девушек-проказниц...
Себя Ирина тоже относит к разряду таких проказниц. И родители: отец-пенсионер, в прошлом армейский политработник, мать — врач, ждут не дождутся, когда к ней придет серьезность. Скажем, поохала гостить к родственникам в Переволоки на целое лето, а вернулась через месяц. Почему? Она и сама не знала, что ответить. Потом придумала: надо продлить практику работы в мотоклубе еще на один год.
— А институт? — спросила мать.
— Перехожу на заочное отделение.
— Отец, слышишь, твоя дочь опять озорует.
— Почему только моя? У тебя больше прав утверждать обратное,— с привычной иронией в голосе отозвался отец.
— Перестань,— возмутилась мать. Ее всегда, как помнит Ирина, раздражали намеки на вечную тему супружеской верности.— Говорю тебе не для шуток: озорует, откладывает выезд в институт на целый год, бросает учиться.
— Не бросаю, а перехожу на заочное отделение,— поправила ее Ирина.
— Как пить дать останется без диплома и пойдет недоучкой свет мутить.
— Свет мутить я, мама, не собираюсь...
— Помолчи, не с тобой разговор веду. Отец, что ты молчишь?
— В разговоре с тобой, мама, он придерживается правила: «Молчи больше, за умного сойдешь».
— Не дерзи, Иринка, как тебе не стыдно отца с матерью дураками называть. Отец, шлепни ее...
— Не отвлекай его, мама, на такие пустяки.
— Какие же это пустяки?.. Училась, училась и все в трубу, у нее ветер в голове.
— О ветре ты правильно сказала: его у меня хоть отбавляй,— вздохнула Ирина.
— Вот тебе, отец, слышишь, какой подарок преподносит нам дочка: у нее не все дома?
На лице матери выступили багровые пятна. Их заметил отец и наконец-то ответил:
— Значит, совесть или качество знаний не позволяют ей показываться в институте в таком виде.
Слова «совесть» и «качество» он произнес почти по слогам и тем подчеркнул, что ему известны думы Ирины. Он часто встречается с комендантом молодежного общежития Федором Федоровичем Ковалевым — фронтовые друзья. Так или иначе, из его ответа следовало: «Хоть ты и взбалмошная у меня дочь, но, кажется, уже умеешь понимать людей, поэтому живи своим умом, по совести».
Мать еще долго сокрушалась, угрожала вывести на чистую воду «заговорщиков», уличала дочь в бессовестности, мужа — в безволии, называла их растратчиками необратимых ценностей жизни — здоровья й времени. Но отец и дочь, попав под такой обстрел, избрали единую форму защиты — молчание. И вскоре в квартире наступила тишина. А когда из клуба юных шахматистов пришел Юра — младший брат Ирины,— возобновился мирный разговор. Мать пожаловалась сыну на «заговорщиков», и тот, не зная, в чем суть заговора, ответил по-своему:
— Сегодня нам тоже показали «заговор двух коней». Вот посмотрите, очень интересный. Этот этюд знала даже Надежда Константиновна Крупская-Юра расставил шахматы и показал этюд, который знала Крупская, что, конечно, привлекло внимание матери, затем отца.
— Вот умница, вот молодец,— хвалила мать.
Черты лица, цвет глаз, посадка головы с чуть вытянутым затылком — все у него отцовское. Послушный, ласковый мальчик, ему очень рада мать. Между Юрой и Ириной, кажется, нет ничего общего. Ирина в этом возрасте приходила из школы с синяками и шишками, дралась с мальчишками на равных, а этот приходит домой без единого чернильного пятнышка на костюме. Осторожный, тихоня. Что из него будет после окончания десятилетки,
какой институт ему идти — загадка. Мать, вероятно, удет настаивать, чтобы поступил в медицинский, она ребовала этого и от Ирины, когда та получила аттестат зрелости. Сколько было по этому поводу увещеваний и домашних консультаций.
Тогда победила мать. Ирина послала документы в Куйбышевский медицинский, а затем, опять же по настоянию матери, поехала туда заниматься в подготовительной группе. Приехала и удивилась: она уже значилась в списке первой группы, ей подготовлено место в общежитии, хотя большинство приехавших из далеких сел и городов снимали койки у частников. Удивительно, заработки врачей не ахти какие, и условия работы далеко не идеальные, и срок обучения в медицинском институте шесть лет, а поди ж ты, сотни, тысячи девушек и парней рвутся сюда. В чем дело? На этот вопрос ответил ей позже отец; а пока перед ней встала дилемма: готовиться к конкурсным экзаменам — на одно место восемнадцать кандидатур, наверняка провалишься,— или под видом занятий на подготовительном курсе увильнуть в другую сторону. Ирина выбрала последнее. Поступила в аэроклуб и к моменту сдачи экзаменов в институт получила значок парашютиста: по тайному сговору со спортсменами, готовящимися к Всесоюзной спартакиаде ДОСААФ, совершила пять групповых прыжков и три индивидуальных. Тогда же оформила направление в школу инструкторов автоклуба. Ее привлекала не медицина, а спорт, точнее, технические виды спорта.
Вернулась в родительский дом без проходных баллов в институт.
— Провалилась? — спросила ее мать сокрушенно.
— На таком конкурсе сам Ломоносов провалился бы,— попыталась оправдаться Ирина.—Все обалдело прут в медицину. К чему бы это? — Она посмотрела на отца.
Тот помолчал немного и ответил:
— Нет, не обалдела наша молодежь. Она идет в медицину, и это очень интересный факт. Если не осознанно, по какому-то другому закону. Скорее всего, у нее появилась забота о завтрашнем дне.
— Какая же? — спросила Ирина, рассчитывая перевести ход общих суждений отца на предметное, детальное истолкование забот завтрашнего дня, в чем он был, по ее наблюдениям, не очень силен, если не сказать, слаб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27