Мрак предположил:
– Видать, у кудов молоко сбежало.
– Кабана смалят, – сказал Таргитай наивно.
– Люди, плюйте на него! Забыл, у них нет кабанов. Только лягухи с быков.
– А молоко откуда?
– Лягух доят. Ты молоко пил?
Таргитай брезгливо отплюнулся. Олег оставался напряженным и озабоченным. Огонь не может идти сам по себе: камни не горят. Явное колдовство, а сути не видать. Хуже того, даже не улавливает магии.
– Пусть горит, – сказал Мрак. – Обойти-то делов!
Шаги замедлились поневоле. Жар был таким неистовым, что все трое выставили перед собой ладони, закрывая лица.
Огонь взметнулся выше. В пляшущих языках пламени проступило быстро меняющееся лицо… нет, даже не лицо, но что-то живое, ужасное. Люди ощутили на себе тяжелый взгляд, полный нечеловеческой злобы. Из огня донесся щелкающий голос:
– Дети воды… Ненавижу!
Пламя взметнулось стеной – ревущее, разбрасывающее раскаленные камни. Иные вылетали разжаренные добела, рассекали багровую стену, похожие на иглы на спине чудовищного зверя. Жар пахнул так, что люди отшатнулись. Волосы затрещали от жара.
Мрак пятился, закрываясь ладонями.
– Да и мы тебя не жалуем… Кто бы ты ни была, ты – губительница Леса.
– Ненавижу, – повторил голос, крепчая с каждым мгновением. – Всю плесень выжечь… Вы – сырость…
– Да кто ты?! – рявкнул Мрак люто. – На Велеса, нашего бога, не больно похожа!
Олег уже отбежал дальше всех, заорал:
– Мрак, скорее уходи! Это сама Табити!
Мрак отступал шаг за шагом. От жара затрещала душегрейка, запахло паленым волосом. Сквозь растопыренные пальцы видел враждебную всему живому богиню подземного огня. Ей поклонялись киммеры, приносили кровавые жертвы все кочевые народы. Апию, кроткую богиню плодородной земли, свирепо попирали копытами, втаптывали, превращая в камень. Лишь одно племя чтило Апию, крохотное племя полян, почти стертое с лика земли свирепыми киммерами…
Оглянулся, увидел потемневшее лицо Таргитая. Снежана, Зарина, кроткий Степан, их муки в руках свирепых степняков… Всех принесли в жертву этой свирепой богине.
– Ты не наша, – сказал он зло.
– Я… свирепая… могучая!
Мрак, отступив на десяток шагов – там жар еще можно было терпеть, – смотрел оценивающе. Свирепая богиня всемогуща, но только в своем царстве. Другие боги тоже всемогущи… Табити может прорваться сквозь землю кипящей лавой, может испарить ручей, но могучие воды реки Даны поглотят ее без следа!
Всяк бог, как кулик, сидит в своем болоте. Дана кого хошь побьет в воде, Велес неодолим в Лесу да Степи, сыны Стрибога гоняют тучи, а эта кровожадная сильна лишь в своих подземных пещерах. Может прорваться огненным столбом наверх, но этим рассердит кроткую, всеми обижаемую, но очень сильную богиню Апию, которую поляне ставят выше всех богов и кличут Ма-Дивией, Матерью сырой землей…
– Пошли в обход. – Голос Олега дрожал, он часто-часто облизывал пересохшие губы, пятился дальше всех. – Лбом горы не прошибешь. А прошибешь – все одно дураком назовут.
– Даже волхва?
– Мрак, недостойное это дело – с каждым зверем или рыбой по дороге спорить. Хоть тебе чешется… А она ж не лучше зверя или, скажем, лесного пожара. Только сильнее.
Мрак ругнулся, но делать нечего – пошли в обход. Держались шагов за сотню от трещины, ближе жар не пускал. Олег наконец сообразил, почему ветер так упорно дует им в спины, а теперь в бок. Он стремится к огню, а там его взметывает жаром к тучам. Он сам, когда обращался в зубатую птаху, на потоках такого воздуха без усилий поднимался в такую высь…
Из-под земли в снопах огня и черного дыма вылетали раскаленные камни. Земля гудела и тряслась. Невры прошли версты две, прежде чем трещины сузились. Наконец, огонь исчез, а черный дым стал реже. Ущелье превратилось в узкую трещину, края начали сходиться, но, прежде чем сомкнулись, дым истончился и пропал.
Земля еще изредка вздрагивала, но тряска и гул остались позади. Таргитай оглядывался на столб огня и дыма, глаза же Олега и Мрака были устремлены вперед. Там клубилась пыль, а все неизвестное грозило бедой.
Все, подумал Олег горько. Лес, Степь, Горы, Пески… Как вообще опасна жизнь. Если жить, а не прятаться от нее.
Глава 4
Впереди была схватка. Целый отряд вооруженных оборванцев окружил в россыпи камней старика в пестром халате, женщину и троих слуг. Слуги и даже женщина умело отбивались ножами и мечами. Старик прятался за их спинами, торопливо чертил в воздухе знаки. Нападающие мешали друг другу, теснились, толкались, трое передних уже были ранены, один упал на колени, закрывая окровавленными руками голову.
Мрак оскалил зубы, медленно и с удовольствием потащил из ременной петли секиру. Олег хотел было сказать, что это не их дело, что если ввязываться во все схватки… но посмотрел на оборотня, на Таргитая, вздохнул и покрепче сжал Посох Мощи.
Сердце Таргитая бухало часто и сильно. Горячая кровь побежала по жилам, вздувая мышцы, наливая тело свирепой силой. Грудь раздвинулась, недобрая мощь заполнила тело. Из горла вырвался хриплый клекот.
Нападавшие – их было около двух десятков – оглянулись, быстро и умело закрылись щитами, выставили мечи и копья. Все-таки они выглядели настоящими воинами, умелыми, уверенными. Бывшие солдаты, дезертиры или же отряд, посланный с тайной миссией?
Таргитай воздел Меч, дыхание пошло чаще, прерывистее. Как смели напасть вооруженные мужчины на старика и женщину?! Их надо бить, крушить, повергать на землю. Острое лезвие должно рассекать их на куски. Их кровь должна залить землю, а вопли ужаса достигнуть вирия и усладить пращуров невров.
Сам Таргитай сделал только первый шаг, дальше подхватила и понесла странная, но уже знакомая мощь. Радостная, святая, зверино-ликующая. Он с легкостью рассек первого же, стоптал другого, сердце бухало часто и сильно. На него плеснуло горячим, но он только крепче сжал рукоять – пальцы будут скользить по крови.
Рядом дрался, как разъяренный тур, Мрак: крушил, истреблял, рубил с такой мощью, что несчастные распадались под его звериными ударами пополам. Глаза были безумные, на губах повисла желтая пена. Он ревел страшным голосом, в котором не было ничего человеческого. Руки были забрызганы кровью, тяжелые красные капли упали ему на губы. Таргитай успел заметить, как оборотень жадно слизал брызнувшую на лицо кровь.
Олег шел следом, осторожно переступал через убитых и раненых. Он лишь отражал удары Посохом, все видел и все замечал. Пот начал заливать глаза, он смахнул со лба раз-другой, сердце от жары и криков начало биться чаще. Вдруг из глубин поднялась горячая волна, ударила в голову. Тело налилось неведомой радостной мощью. Он распахнул на груди душегрейку: мужчина не страшится выставить голую грудь против доспехов!
Из горла вырвался крик. Посох как боевая дубина словно сам по себе взметнулся над головой. Олег прыгнул в самую гущу, почти опередив Мрака, ударил, сбил на землю, сбил другого. Мышцы пели от счастья, он чувствовал себя яростной молнией, в теле поселилась неведомая мощь.
По голове ударили сзади. Отмахнулся, услыхал хруст и сдавленный крик. Ударили справа и слева, он пришел в ярость: мужчины должны драться лицом к лицу! Руки сами сорвали душегрейку: жарко, да и достойнее так. Сразу видно, кто мужчина, а кто лишь носит портки. К тому же коричневые сзади.
– Олег! – донесся сбоку крик Мрака. – Ты чо, озверел?
– Иду! – заорал он в ответ.
Торопясь, сокрушил еще двоих, третьему страшным ударом разбил голову. Он чувствовал себя огромным страшным зверем: бил, крушил, а эти подлые и трусливые были в его власти. В теле плясала свирепая радость. В двух шагах блистал Мечом Таргитай: глаза выпучены, пена на губах, на лице неистовое, просто телесное счастье, словно в высший миг обладания женщиной, который длится и длится, и в его власти продлить, надо лишь крушить, повергать на землю, слышать треск разбиваемых голов, видеть, как твои руки убивают, уничтожают, тем самым поднимая над ними тебя – великого, могучего, самого лучшего!..
Но я же человек, сказало что-то глубоко в мозгу, беспощадное и трезвое. В нем пробудилась свирепая радость воина, простого, как эти камни, но все-таки он волхв, в первую очередь мыслящий волхв…
Когда нападавших осталось пятеро, те бросились бежать. Таргитай на ходу срубил одного, дурак налетел сослепу, а Мрак с грозным ревом воздел над головой секиру:
– Трусливые твари!.. Вернитесь и сражайтесь, как мужчины!
Весь забрызганный кровью, даже волосы слиплись и торчат, как у ежа, он был страшен и красив. Секира от рукояти до кончика лезвия стала красной. Глаза оборотня горели желтым огнем лесного зверя. Грудь вздымалась как волны северного моря.
Таргитай лихо вытер Меч, хотя надобности не было – тот выпивал кровь без остатка, со стуком бросил в ножны. Его синие глаза не отрывались от женщины. Она тоже дышала часто, тонкая ткань на груди распахнулась, но женщина видела только троих могучих варваров, так нежданно оказавшихся рядом. Ее темные, чуть раскосые глаза с изумлением смотрели на синеглазого чужака в волчьей шкуре. Пальцы ее все еще сжимали тонкий, как ореховый прут, клинок.
Мрак оскалил зубы:
– Вовремя мы, ребята?
Старик с трудом поднялся. Лицо и даже волосы перепачкались в пыли. Он суетливо отряхивался, руки дрожали, морщинистое, как печеное яблоко, лицо дергалось, но все же пришел в себя быстро, с достоинством поклонился. Седые кустистые брови нависали так, что глаз не было видно, но Мрак чувствовал, что следят за каждым его движением.
– Мы бесконечно… бесконечно благодарны вам, северные люди.
– Да пустяки, – застенчиво отмахнулся Таргитай. – Только и делов, что свору отогнать…
Старик поклонился снова:
– Мы слышали, что в сказочной Гиперборее живут гиганты, но не думали, что такие…
– Да, мы там всякие.
Женщина и уцелевший слуга поклонились тоже. Женщина была молода и хороша собой. Олег, привыкший все подмечать, смутно удивился, что за время странствий им почти не встретились некрасивые женщины или красивые враги.
Олег, уже стыдясь своего воинского порыва, вклинился в разговор:
– Почему они напали?
– Просто напали, – ответил старик грустно. – Мир таков, что где нет железной руки властителя, там властвует разбой. Я местный маг… старый, но не очень могучий. Моя сила не в магии…
По лицу Таргитая было видно, что певец разочарован. Если бы старик оказался королем в изгнании, молодая женщина – принцессой… или нет, старик чтобы был заколдованным магом немыслимой мощи, а в благодарность за спасение… гм… нет, чтобы женщина в благодарность…
Олег сказал с жадностью:
– Я сам волхв-травник… маг-лекарь, по-вашему. Я понимаю тебя. Говори!
– Я занимался ведарством…
Мрак уже выворачивал карманы сраженных, вытряхивал мешки. Женщина торопливо хлопотала среди раненых. Олег чувствовал ее любопытные взгляды, потом как-то само собой ее черные, как ягоды терна, глаза повернулись к Таргитаю и уже не отрывались от дударя.
Таргитай вытащил сопилку. После сражения остро захотелось поиграть. Словно бы мог очиститься, как Мрак очищал себя горячим песком за неимением воды.
– Ведарством, – услышал он озадаченный голос волхва, – что это?.. Слышал о нем однажды…
– Та магия, которая была… до магии.
Вечером Мрак прибил огромную ящерицу. Длиннее козы, страшная, она перепугала Олега до икотки, когда подошла, любопытствуя, к костру. Мрак тут же швырнул в нее камнем. Попал удачно, ящерица упала замертво. Почти замертво, так как ожила, когда Мрак почти заканчивал снимать шкуру. Вырвалась, забегала, Мрак погнал ее на Олега. Волхв успел ухватить и, сердясь за испуг, удавил голыми руками.
Вечером сидели у костра. Мясо ящерицы оказалось нежным, как у рыбы, даже чуточку пахло тиной, хотя в жарких песках вода могла только померещиться. Мрак с удовольствием разгрызал полые кости, шумно выдувал костный мозг. С одной костью промучился долго, выбивая мозг, пока не стукнул ею Таргитая в лоб.
Олег съел печень, жевал медленно, прислушивался к ощущениям. Сказали бы раньше, что будет есть большую жабу – а ящерица просто вытянутая жаба, – плюнул бы в глаза. Но ест, не жалуется. Таргитай показывал молодой женщине, как играть на дуде, Мрак отдал сапоги слуге на починку, а Олег жадно впитывал неторопливый говор старого волхва.
– Не знаю, зачем тебе, такому молодому и полному сил… вызнавать такое… Это мне, я уже одной ногой там, внизу… Ты мог слыхать, что в старину хоронили только в скрюченной позе. Подвязывали руки и ноги, если надо – подрезали сухожилия. В могиле клали так, будто лежит в утробе матери. Посыпали охрой, что по нашим магическим обрядам являет собой кровь. Все для того, чтобы облегчить новое рождение…
– Так было и у нас, – прошептал Олег.
– И человек рождался на земле снова… В звере, птице, рыбе… Снова в человеке. Шел круговорот душ в природе, все понимали звериную речь, все были с природой едины… Если охотник убивал зверя, то просил прощения…
– И у нас! Мы только вчера об этом говорили.
– Но ничего не бывает хорошим полностью. Кто жил в Лесу, тот другой жизни не знал. Но вышли в Степь, увидели мир бескрайним… Увидели, как солнце совершает свой путь по небу… Всегда с востока на запад! И дознались, что ночью солнце совершает путь обратно. Уже под землей. И тогда мудрецы решили, что человек должен оставаться человеком и после смерти… Для этого его нужно хоронить распрямленным!
Олег помолчал, сказал нерешительно:
– Вроде бы лучше человеком…
– Остаться человеком – никогда не увидеть нашего мира. Не бегать по лесу, не плескаться в реке, не прыгать по деревьям. Никогда не видеть солнечного мира, никогда! Кто попадает в подземный мир, не возвращается.
– Тогда как же лучше?
– Каждый выбирает свое, – сказал старик неожиданно жестко. – Пока что выбирает. И для всех последующих поколений выбирает. Сшиблись две могучие силы. Старые боги требуют круговорота душ в природе, новые хотят закрепить человека в человеке. Взгляни!
Олег осторожно взял в руки глиняный сосуд. Старик называет его лицевой урной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10