Когда он ткнул ей в морду ломтик, она брезгливо отодвинулась.
— Зараза, — сказал он с сердцем, — всё бы тебе играться... Лови!
Спиной к нему сидел худощавый старик с распущенными по плечам седыми волосами. Услышав голос, вздрогнул, повернулся. Мрак не обращал внимания, бросал ломтики мяса повыше, жаба вошла в азарт, подпрыгивала так, что лавка ходила ходуном, звучно щелкала челюстями.
Старик наконец решился покинуть свой стол. Мрак обратил внимание на него не раньше, чем тот трижды поклонился, спросил робко разрешения присесть за их стол. От него не сильно, но ощутимо пахло дорогими маслами. Наконец Мрак буркнул:
— Ну чего тебе, старик?.. Я чту старших, но свободных столов здесь полно.
Старик с жадным вниманием всматривался в его лицо, длинные нервные пальцы все время суетливо двигались, будто вязали рыбацкую сеть.
— Можно сесть? — спросил он в который раз. — Премного благодарствую... Боги, что за голос, что за стать...
Мрак кивнул, старик сел, тут же выложил на стол монету. Жаба попыталась покарабкаться на стол за блестящим кружочком, Мрак ухватил за хвостик и дёрнул обратно.
— Так чего надобно? — спросил Мрак недружелюбно.
Жаба двинулась по лавке с явным намерением перепрыгнуть на соседнюю и добраться до старика. Мрак поймал её за лапу и утащил назад, прижал к боку. Жаба зашипела и начала брыкаться всеми четырьмя, выворачиваться.
Старик кивнул на золотую монету.
— Угощение за мой счет.
— На это можно упоить весь постоялый двор.
Старик вяло отмахнулся, глаза его с жадным вниманием осматривали лицо Мрака, изучали, чуть не лезли ему в рот, не щупали зубы и уши.
— Я могу себе это позволить.
— Ну-ну... За что будем пить?
Старик хихикнул:
— Да за что угодно. За своё здоровье, например. За то, чтобы завтра была добрая погода.
— Не знаю, не знаю, — прорычал Мрак с сомнением. — Для кого добрая — солнце, для кого — дождь. Что-то ты мне не ндравишься, батя. Больно не простой ты человек. И руки у тебя холёные. И пахнут дорогими благовониями... Такие люди так просто по дорогам не шляются.
Старик неотрывно изучал его из-под нависших седых бровей. Взгляд был колючим, но не враждебным.
— А ты наблюдательный, — произнёс он с некоторой нервозностью. — Это ещё лучше. Да, ты прав. Я человек из... дворца. Вон там стольный град, как ты уже знаешь, Барбус. Дальше рассказывать не надо?
Мрак отмахнулся.
— Не надо. Ты здесь встречаешься со всякими лазутчиками. Чтоб подальше от чужих глаз и ушей. Но мне это до прошлогодних листьев. Меня сейчас больше заботит эта проклятая жаба, что так и норовит нашкодить, спереть, поломать, опрокинуть, напасть...
Старик покачал головой. Во взгляде росло уважение.
— Гм, с лазутчиками?.. Да, ты не прост. Как тебя зовут, доблестный варвар?
— Мрак.
— А меня... Агиляр. Пока просто — Агиляр. У меня к тебе предложение, доблестный Мрак.
— Не интересуюсь, — ответил Мрак твердо. Старик прищурился.
— Ты даже не выслушал.
— Меня никто больше не интересует, — отрезал Мрак. — Я много воевал, меня воевали, я кого-то бил, резал, меня тоже резали... по живому. Но сейчас я обнаружил, что у меня уже есть такое сокровище...
Старик насторожился.
— Какое?
— Моя жизнь, — ответил Мрак просто.
Старик слегка скривил губы:
— А раньше не знал?
— Да как-то... не догадывался.
— Как и все мы, — сказал старик. — А сейчас, значит, ты посидел в тиши, подумал... и додумался?
— Что-то вроде этого.
Старик подумал, пожевал губами. Лицо его медленно светлело. Он даже ладони потёр одна о другую. Глаза заблестели.
— Всё-таки боги есть, — произнес он с чувством. — И они следят за родом Яфета! Надо же, именно в это время послать тебя! И сразу послужить тебе и нам...
Мрак покачал головой.
— Ты можешь даже и не рассказывать, старик.
— Почему?
— Я же сказал, — отрезал Мрак. — У меня есть всё, что мне надо.
Жаба брыкалась, отбивалась всеми четырьмя, норовила соскочить с лавки. Агиляр присмотрелся, сказал уверенно:
— Если сейчас не отпустишь, обделает штаны. Советую вообще вынести на двор. Или на улицу. Пока на руках, будет терпеть, а как только отпустишь... Не стоит, чтобы пачкала пол. Хозяин с тебя возьмёт двойную плату.
Мрак ругнулся, подхватил жабу, почти бегом вынес во двор, но здесь столпотворение, караван спешно готовится в путь, запрягают волов, коней, все суетятся, двор уже тесен...
Старик вышел за ним на улицу. Жаба, едва оказавшись на земле, сделала три гигантских прыжка, спряталась за крупным лопухом, видно было, как там согнулась, сидя на полусогнутых задних, морда стала очень задумчивая и серьёзная.
— Ты устал, — участливо сказал старик за спиной Мрака. — Тебе, хочется найти спокойное место, отдохнуть, отсидеться. Чтоб никто тебя не трогал, чтоб и ты никому ничем не был обязан. Не удивляйся, я всё знаю... Мы все через это прошли, потому и знаю. Сейчас ты уверен, что уже закончил всё своё бурное... Нет-нет, я не переубеждаю! Как раз это и хорошо. Именно вот таким спокойным сидением в теплом райском уголке... такой вот прекрасной передышкой ты можешь очень сильно помочь одному хорошему... даже прекрасному человеку.
Мрак с сомнением покачал головой.
— Что-то трудно верится.
— Ещё бы! — ответил старик. — Но никому бы и не могло такое счастье выпасть, но ты... твоя внешность... Даже голос...
— Помочь одному хорошему человеку? — повторил Мрак с горькой насмешкой. — Обычно помогают тем, что стараются перебить его соседей, чьи куры топчут его огород, а то и роют, сжечь хаты, изнасиловать жен и дочерей...
Старик испуганно замахал руками.
— Что ты, что ты! Или это так шутишь?.. Наоборот, ничего делать не надо.
— Как это не надо?
— Вообще ничего делать не надо!
— Разве такое бывает?
— Да, я ж говорю...
— Ну ладно, говори.
— Этот хороший человек, о котором веду речь, очень любит умные беседы с мудрецами, а ещё больше любит в ночи смотреть на звезды, мыслить, зачем они и для чего, сидеть в тиши... Ему бы в пещерах жить, истину искать...
Мрак покачал головой.
— Я знаю одного, который тоже рвётся в пещеры. А что, кто-то не пускает?
Старик скорбно вздохнул.
— Не кто-то, а что-то. Понимаешь, это... но ты должен пообещать, что разговор только между нами. Обещаешь? Клянёшься? Небом и своими родителями?.. Хорошо, только держись за что-нибудь, а то упадёшь. Этот человек — тцар всей Барбуссии!.. Дел столько, что он совсем захирел... А ему срочно надо закончить одну работу. Понимаешь, он составляет карту... звёзд! Звёздную карту. Осталось совсем немного, но для этого ему надо, чтобы хоть пару недель никто не трогал. А лучше — месяц. Он все мысли должен направить на решение... а ему приходится разбирать придворные склоки! За месяц он точно всё закончит... А то и раньше. Но всё бросить и уйти в свою обсерваторию тоже нельзя.
— Почему? — удивился Мрак. — Он тцар или не тцар?
— Тцар, — ответил старик. — А тцар должон заботиться о подданных. Пока он на троне — в тцарстве все спокойно. Но как только исчезнет, тут такое начнётся! Наследников у него аж три, и все трое такие... нет-нет, они не полезут, слишком малы, но от их имени могут начать такую склоку, что не приведи боги! А с ними на трон полезут всякие... Море крови прольётся!
— Ага, — ответил Мрак. — Понял. Ну, а теперь к делу. Я при чём?
— Понимаешь, мы с тцаром придумали... не лупи глаза, я — его главный советник!.. Что, не похож?
— Похож, — пробормотал Мрак.
— То-то... Мы придумали на недельку-другую дать ему уйти из дворца, вообще из города... Есть у меня одна хорошая женщина на примете, хороший дом, где он отдохнёт, отлежится, на звёзды по-другому посмотрит, придумает систему получше, как эти звёзды расположить... А потом вернётся, как новенький!.. А на троне все это время просидишь... ты.
Мрак отшатнулся:
— Сдурел?
— Вы с ним как две капли воды, — объяснил старик настойчиво. — Просто этого никто не видит, так как тцар всегда в золотых одеждах, в высокой шапке, взор надменен и тцарственен... Это я только могу увидеть, что похожи! Я ж видел тцара и... без тцарственных одежд. Если ему волосы чуть отрастить да взлохматить... да не дать брить бороду недели две... вылитый ты!
— Ты оборзел, — сказал Мрак с отвращением. — Что с того, что рожей схожи? А повадки?.. Всяк узрит, что я того не знаю, того не помню... Ничего себе, тцар!
Старик протестующе выставил ладони.
— Наш тцар — мудрец! А это значит, малость с придурью. Он всё время забывает, что ел, с кем разговаривал, кого призвал перед свои ясны очи... Звёзды все до единой по именам знает, а своих жён не помнит!
Мрак спросил с проснувшимся интересом:
— А много ли жён? Старик отмахнулся:
— Да это так говорится. Такому тцару положено сотни две. Меньше нельзя — урон его имени. Но он сразу сказал, что одного вида этих дур не выносит. Конечно, малость зазвездился: кто от женщин ума ждет? Словом, у него была только одна жена, он её любил очень сильно, но с полгода тому она тяжко заболела и померла. Я сам видел, как он страдал и убивался. С тех пор и пристрастился к звёздному небу... Словом, ты знай: при тебе всегда буду я! Я всё знаю, всех вижу насквозь. Всегда под рукой. Ты только взгляни, я тут же вмешаюсь. Либо подскажу на ушко, при тцаре всегда советник, либо отложим: тцару-де надобно обмыслить. От тебя только и требуется, чтобы тебя время от времени просто видели. Хотя бы издалека. Можешь рот вообще не раскрывать. Для того и существуют советники... Но тцар во дворце должен быть, иначе...
— Что иначе?
— Иначе, — вздохнул старик, — интриги, заговоры, борьба за трон, война... А когда видят тцара, да к тому же тцар бодр и весел, то и все бодры и веселы. И про борьбу за трон не думают.
Он смотрел в лицо Мрака уверенно и требовательно. Мрак покосился в ответ хмуро, уже раскрыл рот, чтобы послать этого советчика подальше, но вдруг в черепе мелькнуло неожиданное: а почему бы и нет? Сам же собирался остановиться и перевести дух. С того дня, как вышли из Леса, каждый день — бегом, надсаживая грудь, дым из ушей, секира уже приросла к рукам, всё время то бьёшь по головам, то сам получаешь... Дрались с тцарами, магами, даже богами, не говоря уж про всяких там чудищ и прочую мелочь. Потом сердце обливалось кровью в Куявии, что сейчас с каждым днём отдаляется за горным хребтом... А вот сейчас прямо носом тычут в местечко, где может пожить спокойно, без драк и надрываний сердца.
— И как ты это мыслишь? — спросил он всё ещё с недоверием.
Старик сказал быстро, чувствовалось, что план продуман давно:
— Ты ждёшь в условленном месте. Я сейчас возвращаюсь, договариваюсь с тцаром. Привожу его... нет, не сейчас, лучше в полночь. Вы быстренько меняетесь одеждой. После чего расходитесь. Поодиночке, чтобы никто вас вместе не увидел. Тцар уходит в свою обсерваторию... нет, в уединение, а я тебя увожу во дворец, в тцарские покои, где ты будешь отдыхать две-три недели. От силы — месяц. После чего так же тайно поменяетесь... ты получишь больше золота, чем видел в своей жизни!
Мрак подумал, что он видел золота побольше, чем старик даже может вообразить, но смолчал, не в золоте дело, спросил только:
— И где тайная встреча?
1. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В БАРБУСЕ
Жаба лежала посредине ложа кверху брюхом. Подушку ухитрилась скомкать, изжевать угол, после чего вовсе спихнула на пол. Мрак почесал ей пальцем широкую грудку, она захрюкала и подрыгала задней лапой. Он тихонько прикрыл её одеялом, отошёл на цыпочках. Дверь тихонько скрипнула, он оглянулся, но жаба дрыхла, не более чувствительная к звукам и шорохам, чем булыжник.
Внизу в харчевне слышались удалые голоса, кто-то кому-то бьет морду, другие постояльцы пробуют петь, слышен звон посуды. Ноги бесшумно вынесли его на улицу, легкие жадно ухватили запах свежескошенного сена, молодой хвои, березовых листьев, ароматы конской сбруи.
Небо выгнулось темным загадочным куполом, звёзды мелкие, колючие, совсем не роскошно летние, а будто кристаллики льда. Бледный ковшик ныряет в тёмных тучах, как в неспокойном море. Корчма отдалялась за спиной, со всех сторон обступила тьма: факелы у крыльца трусливо остались там, в уюте и безопасности, а к слабому свету звёзд обнаглевшие человечьи глаза привыкают чересчур медленно.
Он пошел, однако, быстро, потом перешёл на бег. Мир стал чёрно-белым, краски исчезли, зато видел отчётливо: глаза оставались наполовину волчьими, а ноздри жадно ловят запахи, даже со слабым человечьим нюхом мог сказать, где недавно проехала телега, что на ней везли, а где дорогу пересек странный караван, в котором была только рыба и железо, много железа...
Развалины он увидел издали, даже не развалины, а просто груду камней, остатки постаревшей и рассыпавшейся горы. Луна изредка выныривала из прорех тучи, бледный неживой свет падал на гладкие, как огромные яйца, валуны, но от такого света в щелях становилось ещё темнее. Мрак перешел на шаг, сказал:
— Привет, Агиляр! Можешь не прятаться, я хорошо тебя вижу.
В темноте завозились, Мрак услышал кряхтение и недовольный голос:
— Я думал, меня никто не может заметить...
— Тогда не ешь мясо с жареным луком, — сказал Мрак. — И не заедай пережаренной яичницей с диким чесноком. Да и вино ты пил как-то странно: будто плавал в нём...
Из темноты выступил Агиляр, сказал торопливо:
— Это я растирал вином ноги. Думаешь, легко в мои годы вот так, как бродяга? Да ещё ночью?.. Мои одногодки сейчас спят на мягких ложах...
— Вином, — сказал Мрак, — ноги?
— Ноги, — ответил Агиляр со злорадством. — Хорошим вином!
— Не худо быть советником?
— Тцаром побыть ещё не худее, — ответил Агиляр. Мрак не ответил, всматривался в темноту. Там смутно виднелся человек в длинной бесформенной одежде. Настолько бесформенной, что нельзя ничего сказать о сложении, но явно дороден, в плечах широк. Рукава халата опускаются чуть ли не до кончиков пальцев, но запах подсказал, что пальцы достаточно толстые, кровь должна застаиваться из-за тесных золотых перстней и колец, кожа лоснится от душистого масла. На голове высокая раззолоченная шапка, с боков опускаются уши из дорогой материи, тоже расшитой золотыми нитями, украшенной рубинами, изумрудами, опалами и какими-то сиреневыми камешками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9