Мне не очень понравилась командирская интонация — все же не он был здесь капитаном, — но распоряжение было разумным, и я не стала возражать.
Несколько парней нацелились копьями в разные стороны, держась за мачту; остальные крепко ухватились одной рукой за борта пирог, готовясь нанести удар оттуда. Я не умела обращаться с копьем, но на всякий случай держала наготове шпагу. Снова потянулось невыносимое, как тонкий звон струны, ожидание. Мы ждали атаки каждое мгновение, и все же она пришла неожиданно. Удар пришелся прямо в настил; на сей раз все держались крепко, и никто не упал, но мне не понравился треск, который я услышала. Пожалуй, такими темпами эта туша разнесет корабль… Нгош наугад ткнул копьем в воду — с опозданием и явно без особой надежды на успех; остальные даже не пытались.
— Так мы его не достанем, — мрачно изрек Нэн. — А он нас может.
— Надо его выманить под удар, — сказала я.
— Как? — усмехнулся Нэн. — Есть желающие сунуть ногу в воду?
— Зачем ногу? — возразила я. — У нас еще остался кусок копченого мяса.
— Последний, — напомнил Нгош.
— Корабль у нас тоже последний, — заметила я, снимая крышку с корзины. Нэн насадил мясо на копье. Выглядел кусок явно скромно для такой здоровой твари.
— Не знаю, любит ли рэтэ-чу копчености… — произнес он с сомнением.
— У нас есть свежая кровь, — напомнил Тонх. Он чувствовал себя виноватым и изо всех сил старался быть полезным. Нэн кивнул и несколько раз провел насаженным на копье куском мяса по его раненой ноге, затем скомандовал остальным:
— Идите сюда и приготовьтесь. — Он дал понять, что собирается опустить копье между лодками со стороны кормы, туда же, откуда мы вытащили Тонха.
Трое парней встали у края настила, по двое — в каждой пироге. Я, Ийхэ, тоже владевшая шпагой лучше, чем копьем, и, по моему настоянию, раненый Тонх остались на плоту за спинами охотников. Нэн опустил наконечник в воду. Я видела, как под коричневой кожей его руки напряглись мускулы, превратившиеся в сжатую стальную пружину, готовые к молниеносному удару.
На сей раз ждать пришлось недолго. Дразнящий запах крови сделал свое дело. Снова из воды взметнулась коническая морда с разинутой пастью, и в эту-то пасть, в жадно отверстую глотку, Нэн со всей силы всадил свое оружие вместе с приманкой. Копье слева вонзилось в белесое сводчатое нёбо хищника, копье справа воткнулось в лишенный ноздрей нос (ноздри у морьйалов на затылке), нгарэйху с пирог тоже нанесли свои удары; звук был такой, как будто палками били по туго набитому мокрому мешку. Брызнула кровь; морьйал издал свистяще-щелкающий звук, мотнул головой влево, сомкнул челюсти, с треском ломая застрявшие в пасти копья, — я успела разглядеть, что еще один каменный наконечник торчит у него из глаза, — и ушел в глубину. Еще несколько секунд мы видели, как он скользит вниз в толще воды; тянувшийся за ним багровый след казался дымом.
Теперь надо было заняться ногой Тонха. Я порезала на полосы часть рубашки Каайле (ту, со спины, которую все равно следовало вырезать, если я собиралась носить эту рубашку сама) и перевязала раны — этому меня отчим тоже научил. Сквозь повязку проступили два пятнышка крови, побольше и поменьше, но дальше они не разрастались, и я решила, что принятых мер достаточно. Тонх сказал, что это все ерунда, что в детстве он как-то рассадил ногу до кости об острый осколок ракушки. Он продемонстрировал шрам на подошве в качестве доказательства, но я велела ему не хорохориться и не напрягать пострадавшую конечность, пока раны не затянутся. Тем не менее грести он сел вместе с остальными, ибо все эти события никак не избавляли нас от необходимости продолжать путь на север.
Штиль вынудил нас грести остаток этого дня и весь следующий. Измерив в полдень широту, я выяснила, что мы находимся между двадцать второй и двадцать четвертой параллелями — не так хорошо, как по идеальному сценарию, но заметно лучше, чем по наихудшему. Я рассчитывала, что мы достигнем земли дня через три-четыре, даже если придется и дальше грести, — а если подует ветер, и того быстрее.
И ветер действительно подул. Вот только он был встречный.
Может быть, настоящий моряк на настоящем корабле шел бы галсами и в таких условиях. Даже наверняка. Но нам оставалось лишь свернуть парус, сжать зубы и грести.
Когда на следующий, двенадцатый, день я измерила широту, получилось, что за сутки мы не продвинулись. А с учетом возможной ошибки измерений, может быть, нас даже отнесло назад.
Припасы еды к этому времени уже кончились, мы целиком зависели от рыбной ловли, проходившей с переменным успехом. Я уже не брезговала сырой рыбой, которая оказалась не такой уж плохой на вкус. Но гораздо хуже было то, что, с учетом потерянного кувшина, у нас на исходе была вода.
Вдобавок ко всему северный ветер нес плохую погоду. По небу проплывали облака и даже тучи, пока, правда, не в таком количестве, чтобы лишить нас возможности ориентироваться. И становилось ощутимо холоднее. Все-таки в Северном полушарии была зима, и ветер донес ее зловещее дыхание и до тропиков. Мне-то, всю жизнь прожившей за пятидесятой параллелью, было еще ничего, тем более что у меня была одежда, а вот нгарэйху по ночам мерзли даже под одеялами.
И еще меня беспокоила нога Тонха. Конечно, мгновенно такие раны не заживают, но было даже не похоже на то, что они затягиваются. Напротив, они воспалились, и лодыжка начала опухать. При движении из них все еще сочилась кровь. Я уже извела на повязки оба рукава рубашки и смирилась с мыслью, что придется извести ее всю. Но что толку в простой ткани, к тому же не очень чистой? Вот если бы приложить к ране мазь или целебные травы… Увы, у нас не было ничего подобного. Наверное, это была моя вина — мне следовало подумать об аптечке, отправляясь в плавание. Хотя сама я все равно не разбираюсь во всяких снадобьях, пришлось бы просить помощи у Чахи…
Тринадцатый и четырнадцатый дни не принесли перемен к лучшему. Ветер все так же дул в лицо, рябил волны, срывал с весел холодные брызги. Солнце все чаще скрывалось за тучами. Мы активно работали веслами, стараясь согреться, но от этого усиливалась жажда, а рацион воды был урезан до минимума. Некоторые нгарэйху уже чихали и кашляли. Спали, сбившись в кучу, чтобы согреть друг друга. Самой лучшей печкой был Тонх, но радоваться тут было нечему: его раны загноились, и у него начался жар. Обычно у дикарей раны заживают лучше, чем у нас, избалованных цивилизацией аньйо, но, как видно, все дело было в зубах морьйала. Зубах, между которыми гнили остатки съеденной рыбы. Теперь этот трупный яд отравлял кровь Тонха, и мы ничего не могли поделать.
Я все чаще ловила на себе угрюмые взгляды. Вслух ругать меня никто пока не решался, но я догадывалась, о чем они думают. Вряд ли они ждали от меня чуда; они знали, что море — не стихия Эййэ.
Но богиня, легкомысленно втянувшая смертных в свои дела и заставившая их бросить дом, друзей и родных ради того, чтобы погибать от жажды, усталости и холода посреди открытого океана, — такая богиня явно не пользовалась прежней симпатией. Не решаясь высказать все это мне, они срывали зло друг на друге. Любой пустяк мог послужить поводом к перепалке.
— Смотри, куда машешь веслом! Ты меня всего обрызгал, глупый ипу-ипу!
— Ой, поглядите на него! На него попало три капельки, а он уже визжит, как новорожденная девчонка!
— Можно подумать, новорожденные мальчишки визжат тише! — Это уже не могла удержаться Ийхэ.
Я старалась мирить их, и они неохотно успокаивались, но в адресованных мне взглядах явственно читалось: «А вот уж ты бы помолчала!»
Кажется, только Нэн и Ийхэ хранили мне верность, несмотря ни на что.
На пятнадцатый день облачность окончательно закрыла небо. Но я велела продолжать грести против ветра и сама, разумеется, подавала пример, хотя мне все чаще приходилось делать передышки. Во-первых, я была уверена, что ветер остается северным и что мы заметим, если он существенно сменит направление. Дул он замечательно ровно — одно удовольствие идти в такую погоду под парусом, если бы, конечно, нам нужно было на юг. А во-вторых… пусть лучше тратят силы на греблю, чем на ссоры.
Утром шестнадцатого дня воды в последнем кувшине оставалось на донышке. Буквально по глотку на каждого. Я объявила, что этот глоток откладывается до вечера, а кому невтерпеж, может полоскать рот морской водой. Однако Нгош демонстративно взялся за горло кувшина с явным намерением отпить прямо сейчас.
— Нгош, ты не слышал, что я сказала?
— Слышал, — ответил он. — Но слова не утоляют жажду. И грести я тоже больше не буду.
— Еще как будешь! — угрожающе шагнул к нему Нэн. Я остановила его жестом, надеясь решить дело миром.
— Если мы не будем грести, мы никогда не доберемся до северной земли, — рассудительно заметила я.
— Попроси свою мать-небо, пусть повернет ветер, — пожал плечами Нгош.
— Ветер зависит не только от неба, но и от моря, — возразила я, что, в общем, было правдой. — И если мои слова не утоляют жажду, то и твои не наполняют парус. Так что бери весло.
— Нет.
— Эййэ, с ним не так надо говорить! — Нэн вырвал кувшин из рук Нгоша. Тот не ожидал стремительного рывка, но теперь дернулся за отнятым. «Сейчас завяжется драка, и они разольют нашу последнюю воду», — подумала я и выдернула из-за пояса шпагу.
— Отойди от кувшина, Нгош!
Он вновь повернулся ко мне, глаза сощурились, сойдясь на вытянутом в его сторону стальном жале.
— Я тоже умею махать саблей, — сказал он с угрозой.
— И ты осмеливаешься угрожать мне? — Я даже расправила крылья, демонстрируя все превосходство богини над простым смертным.
Нгош молчал, недобро глядя на меня. Нэн стоял слева от него, все еще держа кувшин на весу.
— Эййэ! Ребята! — крикнула вдруг Ийхэ. — Берег на горизонте!
Действительно, впереди, в трех румбах левее нашего курса, чернела полоска земли. Ссора сразу была забыта, или, по крайней мере, все сделали вид, что это так. Мы взялись за весла все вдесятером — и Нгош, и даже Тонх, уже два дня как освобожденный от гребли. Казалось, что наши злоключения наконец-то позади.
Тонх выбился из сил и был уложен отдыхать, прежде чем мы наконец приблизились к берегу. Еще по пути у меня зародились серьезные сомнения, что это Йертаншехе, а теперь стало окончательно ясно, что перед нами остров. Причем небольшой, мили четыре в поперечнике, так что вряд ли здесь могли быть какие-то поселения. С той стороны, откуда мы подплыли, не было ни бухт, ни пляжей — одни лишь угрюмые скалы, о которые разбивались сине-зеленые волны.
— Здесь никого нет, — выразил общую мысль Нгош. — Никого и ничего.
— Тем не менее нам надо высадиться, — возразила я. — Мы можем найти там воду и пищу.
Мы снова налегли на весла. Пришлось обойти остров по периметру почти целиком, прежде чем отыскалась подходящая каменистая бухточка.
В ней было мелко, и большие камни дна, хорошо различимые в прозрачной воде, обильно поросли водорослями, кое-где даже достигавшими поверхности. Бурые лохмы водорослей оставались и на веслах; плыть в этом супе было неприятно, зато вода была совершенно гладкой — мелководье и водоросли гасили волны. Спустя несколько минут мы выбрались на берег, который представлял собой базальтовую плиту, наклонно уходившую в воду. При первых шагах по твердой суше после полутора декад в океане нас качало, и это было даже забавно. Тонха оставили лежать в пироге, хотя он порывался идти с нами, говоря, что уже отдохнул и прекрасно себя чувствует, но достаточно было потрогать его пылающий лоб, чтобы убедиться, что это не так. На его распухшую ногу (опухоль распространилась уже вверх и вниз от повязки) и смотреть было страшно, вряд ли он смог бы идти, даже если б я ему разрешила…
На обследование острова у нас ушло около двух часов, хотя все было ясно с самого начала. Всюду нас встречали голый базальт, застывшие потеки лавы, острогранные каменные глыбы, куски ноздреватой вулканической породы. Ни клочка почвы, ни стебелька травы, ни капли пресной воды. Кое-где, впрочем, камни были в частых белых оспинах птичьего помета — как видно, остров служил местом отдыха для перелетных стай. Но следующей такой стаи пришлось бы ждать пару месяцев…
К тому времени, когда мы завершили осмотр этого унылого места, дело уже шло к вечеру. Каким бы неприветливым ни был остров, продуваемое северным ветром море выглядело еще неуютнее, и, когда Ийхэ предложила переночевать здесь, все, включая меня, ее тотчас же поддержали. Мы спустились к кораблю и хотели сообщить нерадостные новости Тонху, но тот спал тяжелым, нездоровым сном. Я потрогала покрытый испариной лоб больного (Тонх замычал, но не открыл глаза), потом почти силой влила в его запекшиеся губы пару глотков воды.
Ночевка на твердой земле имела свои несомненные плюсы: мы смогли развести костер, пустив на растопку опустевшие корзины. Прежде чем стемнело, нгарэйху успели насобирать на прибрежных подводных камнях ракушек. Моллюсков сварили в кувшине, куда налили морскую воду, — первая горячая еда с начала путешествия. Впрочем, «сварили» — это громко сказано: корзины сгорели быстро, вода едва успела закипеть. Когда последние угольки потухли, мы все же вернулись спать на корабль — это было теплее, чем ночевать на голых камнях.
Ночью пошел дождь. Не тропический ливень, скорее обычный дождь умеренных широт. Я пробурчала что-то нелестное, разбуженная барабанящими по щеке холодными каплями, и вдруг до меня дошло: это же вода! Пресная вода! Я принялась расталкивать остальных, говоря, что надо как-то собрать эту воду, но они мычали, сонно отбрыкивались и втягивали головы под одеяла. Наконец растормошенный Нэн, зевая, объяснил мне, что кувшины стоят открытые, и сейчас все равно ничего больше не сделаешь, а к утру на острове будут лужи, и вот тогда-то мы пойдем на водопой. Но я не согласилась с его дикарской мудростью. Что значит «не сделаешь»? А парус? Ведь он, свернутый вокруг мачты, почти готовая воронка, которую надо лишь направить в горло кувшина! Что я и попыталась сделать, правда, без особого успеха — в основном вода стекала по мачте и капала вокруг нее, в кувшин попадало совсем немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86