Разве это не так?
- Я не могу сказать, что вы ошибаетесь, - ответил Спенглер, стараясь
быть честным. - Я никогда раньше не слышал, чтобы все это выражали таким
образом, но это действительно правда, что я поставлен в условия, которые
вынуждают меня принимать авторитет одних и быть авторитетом для других - и
тут, вы правы, я получаю удовольствие и от одного и от другого. Это
необходимое состояние в моей профессии, или по крайней мере я в этом был
убежден. Я полагаю, что это не очень хорошо, если смотреть объективно.
Пембан потянулся к графину с виски, но затем передумал. Он посмотрел
на Спенглера, криво улыбаясь.
- Но чего вы не понимаете, так это того, что я не получаю от этого
удовольствия. Возможно, вам трудно понять, но мне не нравится бить
кого-либо, кто не пытается дать мне сдачи. Вся эта беседа неприятна для
меня, но я не мог избежать ее. Вы поставили меня в такое положение, когда
совершенно неважно, буду ли я говорить, или совсем откажусь разговаривать
с вами, я все равно буду делать то, что хотите вы. И это самая забавная
часть, господин уполномоченный, - заставляя меня ранить ваше чувство
собственного достоинства, вы раните мое достоинство в два раза сильнее. Я
думаю, дурной привкус останется у меня надолго.
Спенглер медленно встал. Он два раза глубоко вдохнул, но его
внезапный гнев не уменьшился, он продолжал нарастать. Он с большей
осторожностью сказал:
- Я не хочу, чтобы гора обвалилась на меня. Эта замысловатая беседа,
которая была у нас, мистер Пембан... она означает, что одного ясного и
обдуманного оскорбления достаточно.
Внезапно он увидел Пембана таким, каким воспринимал его с самого
начала: вызывающим раздражение маленьким, уродливым дикарем из колонии.
Пембан сказал:
- Ну вот, теперь вы сердитесь. Это все потому, что я не хотел играть
с вами в вашу игру клевков.
Спенглер произнес в бешенстве:
- Мистер Пембан, я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать ваши
оскорбления или рассказы о психологии курятника. Я пришел просить вас об
информации. Если вы настолько потеряны для общепринятой
благопристойности... - Он не знал, как закончить эту фразу и начал
по-другому. - Возможно, будет лучше, если я напомню вам, что я уполномочен
требовать вашей помощи, как официальный представитель Империи.
Пембан ответил спокойно:
- Я здесь, чтобы помочь вам, чем могу, господин уполномоченный. Что
конкретно вы хотите от меня?
- Я просил вас, - сказал Спенглер, - рассказать мне, какие, по вашему
мнению, промахи, ошибки допустили военное ведомство и служба безопасности
в деле ритиан.
Когда Пембан попытался заговорить, Спенглер перебил его.
- Ваши замечания запишите на кассету и передайте ее мне завтра утром.
Его голос звучал неестественно громко даже для его собственного уха.
Спенглера поразило и шокировало то, что он кричал во весь голос.
Пембан грустно и с укором покачал головой.
- Я был бы рад... если бы получил ваш запрос в письменном виде,
господин уполномоченный.
Спенглер со скрипом стиснул зубы.
- Вы получите его завтра, - сказал он.
Он повернулся, открыл дверь и быстро пошел по пустому коридору. Он
остановился, чтобы вызвать скутер, не раньше, чем завернул за угол, и
дверь Пембана исчезла у него из поля зрения.

Он нашел Джоанну в башне. Джоанна лежала, откинувшись на секцию
кушетки с приподнятой спинкой, образующей кресло. Комнату заполнял громкий
мужской голос, выкрикивающий невразумительные слоги на фоне громко
играющего оркестра. Мозг Спенглера какое-то время тупо боролся со словами,
затем отбросил их с отвращением. Запись была из старинной коллекции
Джоанны, пели на одном из мертвых языков. Немецкий, полный длинных гласных
и звучных свистящих.
Она взмахнула рукой над панелью управления, и звук уменьшился до
переносимого уровня. Джоанна встала и пошла ему навстречу.
- Я думаю, ты был выбит из колеи, когда звонил мне, - сказала она
целуя его. - Садись. Положи ноги поудобнее. Хочешь поесть?
- Нет, - ответил Спенглер. - Я не могу, я слишком устал, чтобы есть.
- Я кое-что закажу. Ты можешь не есть, если не захочешь.
- Прекрасно, - произнес он с усилием.
Она позвонила по старинному селектору, стоящему возле кушетки, затем
села возле Спенглера.
Голос все еще что-то выкрикивал, но как будто откуда-то издалека. Он
вырос до крещендо, затем последовал умирающий вздох оркестра, минутная
пауза. Потом началась другая песня.
- Почему ты не приобрела перевод? - спросил он раздраженно.
- Не знаю, мне нравится так, как есть. Выключить?
- Это не ответ, - сказал Спенглер, сдерживая раздражение. - Тебе
нравится так, как есть - почему? Потому что непонятно? Разве это
нормальная причина?
На селекторе загорелась лампочка. Джоанна открыла бункер, вынула
оттуда тюбик мясного бульона и бутерброды и поставила еду на столик возле
локтя Спенглера.
- Из-за чего ты злишься на самом деле, Торн? - спросила она спокойно.
- Я скажу тебе, - произнес Спенглер, садясь прямо. Слова вылетали у
него неконтролируемо. - Ты думаешь, мне и всем, кто знает тебя, непонятно,
что ты делаешь с собой из-за этой болезненной одержимости? Ты думаешь, мне
приятно сидеть здесь и наблюдать, как ты валяешься в прошлом, как собака в
дерьме, потому, что боишься всего, что не было падалью, похороненной
пятьсот лет тому назад?
Ее глаза расширились от внезапного шока, и Спенглер почувствовал
ответную волну чистой радости. Это было то, ради чего он и пришел сюда,
осознал он, хотя он и не понимал этого раньше. Это было то, что он должен
был сказать давно. Она внезапно вся покраснела от груди до кончиков волос,
а затем стала мертвенно-бледной.
- Прекрати, - сказала она напряженным голосом.
- Я не остановлюсь, - сказал Спенглер, подчеркивая каждое слово. -
Посмотри на себя. Ты - полуживая полуженщина. Ты позволяешь себе быть
живой только для того, чтобы выполнить работу, отвечать, когда с тобой
говорят, и отвечать любовнику. Остальная часть тебя мертва и покрыта
пылью. Я чувствую ее, когда целую тебя. Как ты думаешь, как я чувствую
себя, когда хочу тебя и знаю, что ты недостижима для меня, и не потому...
Она вскочила и пошла к двери. Спенглер догнал ее, толкнул ее назад на
кушетку и удерживал ее, навалившись все своим весом.
- ...и не потому, что ты принадлежишь кому-нибудь другому, или будешь
принадлежать, а потому, что ты слишком пуглива, слишком эгоистична,
слишком погружена в себя, чтобы когда-нибудь принадлежать кому-нибудь.
Она боролась с ним безрезультатно. Ее глаза были наполнены слезами,
она вся дрожала.
Спенглер расстегнул ее одежду и снял ее.
- Посмотри на себя! Ты же женщина, живое существо, а не мумия! Почему
ты ненавидишь себя? Разве ты получаешь удовольствие от того, что убиваешь
себя и все, к чему ты прикасаешься? - Он затряс ее. - Отвечай мне.
Она вздохнула:
- Не могу...
- Что ты не можешь? Ты можешь чувствовать, ты можешь говорить, ты
можешь делать все, что может делать человеческое существо, но ты не
хочешь. Ты не можешь покинуть свою маленькую нарядную раковину, которая
оберегает твою жизнь. Ты не покинешь ее, чтобы спасти Империю, даже чтобы
спасти свою жизнь.
- Пусти меня.
- Ты не больная, и не испуганная, ты просто эгоистка. Холодная и
эгоистичная. Все для Джоанны, и пусть остальная часть Вселенной хоть
вешается!
- Пусти меня.
Ее дрожь прекратилась; она все еще тяжело дышала, но ее бледные губы
перестали дрожать и обрели жесткое выражение. Она подняла веки и
посмотрела на него прямо, не мигая.
Спенглер поднял свободную правую руку и ударил ее по лицу. Ее голова
качнулась. Она посмотрела на него скептически, ее рот приоткрылся.
Спенглер ударил ее опять. После третьего удара опять появились слезы.
Ее лицо неожиданно сжалось и она издала ряд коротких звериных звуков.
После четвертого удара она перестала откидывать голову. Ее тело обмякло,
глаза были закрыты, без выражения. Ее всхлипывания стали механическими и
бессмысленными, и походили на приступ икоты.
Спенглер скатился с нее, встал и сел в кресло. Он чувствовал себя
выпотрошенным и пустым. По всем его членам разлилась тяжелая усталость; он
чувствовал как медленно и сильно бьется его сердце. Он сказал бесцветно:
- Ты можешь подняться. Я не хочу больше бить тебя.
Через определенный промежуток времени она села, сгорбив спину и
опустив голову. Когда она поднялась на ноги и направилась к дверям ванной
комнаты, Спенглер поднялся и стал перед ней, схватив ее за руки.
- Послушай меня, - сказал он, - ты должна выйти за меня замуж и мы
будем счастливы. Ты понимаешь это?
Она посмотрела на него, не проявляя никакого интереса.
- Ты дурак, - произнесла она.
Она стояла неподвижно, пока он не отпустил ее, а затем не спеша
прошла в ванную. Дверь закрылась за ней и Спенглер услышал, как щелкнул
замок.

5
Спенглер вошел в кабинет, как обычно, за полчаса до начала рабочего
дня. Он долго сидел после того, как покинул башню Джоанны прошлой ночью, а
после этого плохо спал. Сегодня утром у него болела голова, и эту боль
возбуждающие средства не могли подавить полностью, но его ум был ясным и
холодным. Он точно знал, что он хотел сделать.
Положение дел, после его грубой ошибки, которую он совершил прошлой
ночью, все же можно было восстановить. Это была, конечно, катастрофическая
и недопустимо грубая ошибка, она отбросила его назад, по крайней мере
месяцев на шесть, но не выбила его из колеи окончательно. Его первым
побуждением было послать Джоанне подарок: что-нибудь, что понравится ей
так сильно, что она не сможет отказаться его принять - старинную картину,
или книги, или пластинки. Вполне вероятно, можно было найти нечто такого
сорта среди вещей, реквизированных департаментом в случаях измены; он мог
бы поискать и у частных коллекционеров. Он даже уже сочинил записку к
такому подарку: она была смиренной без раболепия, полной сожаления без
надежды. В ней подразумевалось, что Спенглер больше никогда не увидит
Джоанну. И он на самом деле не будет видеть ее - по крайней мере месяц.
Последние три недели этого месяца Спенглер собирался посвятить
большой стратегии - распространению слухов, которые наверняка достигнут
ушей Джоанны: что он ушел весь в работу, что он перестал улыбаться, что он
был болен, но отказался от лечения. Что-нибудь в этом роде, детали он
отработает позже.
Первая неделя будет посвящена совершенно другой цели. Его
разрушительный взрыв прошлой ночью имел, по крайней мере, один хороший
эффект; он научил Спенглера, что нельзя вести несколько битв одновременно.
Начиная с сегодняшнего дня вся его энергия будет направлена на одну цель:
раздавить Пембана.
Это можно сделать, и это должно быть сделано. Он недооценил этого
человека, но теперь все. С сегодняшнего дня все будет по другому.
- Десять часов, - пропищали часы.
На его столе лежала кассета итоговых отчетов, адресованных ему
Кейт-Ингремом. Деятельность ритиан теперь была частично отслежена: восемь
из них, путешествуя вместе, достигли Земли как пассажиры "дикого"
грузового космолета второго класса, который приземлился в Стамбуле
десятого декабря. Из Стамбула они, как стало известно, стратосферным
экспрессом добрались до Парижа, дальше их следы терялись, пока семеро из
них не появились восемнадцатого декабря в Альбукерке. Восьмой ритианин
вылетел на борту лайнера, покидающего систему Капри двенадцатого декабря,
всего через два дня после прибытия группы. Он высадился в Лули, где его
след затерялся.
Без сомнения, подумал Спенглер, там он изменил свой внешний вид и
продолжал путешествие окольным маршрутом. Сейчас он уже в ритианской
системе.
Его возвращение раньше всей группы было загадкой. Очевидно, группа
еще не закончила выполнение своего коллективного задания, иначе остальные
уехали бы тотчас. Или же у них были разные задания, и он выполнил свое
раньше остальных. А, может быть, ритиане посчитали какую-то информацию
настолько важной, что отослали немедленно посланца с ней обратно.
Спенглер быстро просмотрел план конференции, который мисс Тимони
подготовила вчера днем, затем отложил его и провел полчаса, диктуя
многочисленные записки.
В записке для Пембана он повторил вчерашние вопросы слово в слово.
В записке для Кейт-Ингрема он докладывал о состоянии полковника
Кассины и проводил анализ ситуации, данный Пембаном, без комментариев.
В записке к Бостиану он просил предоставить, и предоставить как можно
скорее, приемлемую процедуру для выявления ритианской маскировки.
Ответ Пембана поступил к нему незамедлительно; по всей видимости, он
подготовил его ночью и держал наготове до поступления формального запроса
от Спенглера.
Спенглер со злостью установил кассету и стал просматривать текст. Он
был составлен на хорошем стандартном языке, таком хорошем, что у Спенглера
мгновенно возникло подозрение, что Пембан может и говорить на стандартном
языке вполне правильно, а не со своим жутким произношением - если захочет.
Он прочитал документ по частям.
- По моему мнению, наиболее серьезной слабостью исполнительного
персонала на Земле является чрезмерная зависимость от предписанных методов
и правил и подавление оригинального мышления и личной инициативы. Я
осознаю, что такой подход соответствует всеобщей политике, которую будет
очень трудно, а, скорее всего, практически невозможно, изменить в рамках
все Империи, но мне кажется, что необходимо уделить внимание этой проблеме
на высших уровнях и приложить усилия, чтобы изменить по возможности
существующие условия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17