– Не в денежном выражении. Но для академического патологоанатома это высшее признание его заслуг. Ее получение существенно способствует дальнейшей карьере, и, наоборот, если выяснится, что она получена с помощью обмана, это может погубить судьбу исследователя.
Они сидели на диване и обсуждали значение своей находки.
– И это подтверждает обвинения? – Беверли указала на стопку документов, лежавшую под письмом. Это были фотокопии записей и экспериментальных результатов.
– Думаю, да. По крайней мере, так считал Милрой.
– То есть?
– Для того чтобы все это проверить, потребуется довольно много времени, но думаю, если сравнить эти результаты с опубликованными, то мы обнаружим существенную разницу.
– Что тут же делает ее одним из главных подозреваемых.
Айзенменгер ничего не ответил и с нахмуренным видом продолжил изучать документы.
– Ну ладно, пока ты здесь ворон считаешь, я, пожалуй, продолжу, – устав от его пассивности, заявила Беверли, вставая.
– Что ты имеешь в виду? Мы же нашли то, что искали.
– Правда? – улыбнулась она, затем насмешливо покачала головой и погладила его по подбородку. – Когда занимаешься обыском, Джон, следует запомнить – нельзя останавливаться сразу после того, как нашел что-то существенное.
Она снова вернулась к стопке папок, в которой они обнаружили документы, посвященные Виктории Бенс-Джонс. Айзенменгер проводил ее взглядом, а затем, потеряв к ней интерес, вновь вернулся к пернатым.
– Зачем он притащил все это домой? – спустя несколько минут пробормотал он. – Остальные папки у него хранятся на работе.
– Ты считаешь, это что-то значит? – не оборачиваясь, спросила Беверли. – Что эта папка приобретает большее значение оттого, что находится здесь?
– А ты как считаешь?
– Возможно, – ответила она, выпрямляясь и держа какой-то листок двумя пальцами.
Она подошла с ним к столу. Это была копия письма, написанного месяцем ранее и адресованного Джеффри Бенс-Джонсу. В нем Милрой предлагал встретиться и обсудить его будущность. В последних строках упоминался «выдающийся успех Виктории, позволивший ей получить столь высокую награду».
– Если бы я была циничным человеком, – тихо заметила Беверли, – я бы сказала, что это выглядит как шантаж. Дайте мне то, что я хочу, или…
– Очень изящно.
– В этом-то и заключается вся прелесть. Ничего подозрительного, на взгляд непосвященного человека. Возможно, это объясняет, почему эти документы находятся здесь, а не в больнице, – добавила она.
Айзенменгер кивнул:
– Да, такое опасно хранить в своем кабинете, особенно после того, как письмо было отправлено.
– Видишь? – улыбнулась Беверли. – Я же говорила тебе, что нельзя бросать поиски.
– И все-таки почему оно здесь? – повторил он. – Почему оно выделено из всех остальных документов?
– Потому что в нем есть намек на шантаж. Он хотя и собирал компромат на всех окружающих, но, насколько нам известно, не использовал его. А это ему пришлось унести из отделения, чтобы не нашли Виктория и Джеффри Бенс-Джонс.
Айзенменгер был вынужден согласиться с этим предположением – оно выглядело вполне правдоподобным. Шахин зашел в кабинет Милроя лишь потому, что у него были подозрения, что он сможет там что-нибудь найти, а не потому что ему намекал на это Милрой.
– Да, наверное. Но я не могу себе представить Викторию убийцей.
– А ее мужа?
Он категорично покачал головой:
– Нет. То есть формально он мог бы это совершить, но он не обладает навыками вскрытия.
– Может, она его научила.
– Вскрытию тел и изъятию внутренних органов невозможно научиться теоретически, Беверли. Этому можно научиться только с помощью практических занятий. Вряд ли его женушка могла обучить его этому за кухонным столом.
– Возможно, они совершали убийства вдвоем. Он выполнял тяжелую работу, а она вскрывала.
– Коллективное убийство? Звучит не слишком убедительно.
– Тогда какие предложения?
– Не знаю, – после длительных раздумий вынужден был признать он.
Несмотря на то что ее лечащий врач был вполне удовлетворен видом раны, Елена не могла разделить его оптимизм. Половину ее груди, плеча и верхней части руки занимал синяк, представлявший собой абстракционистское сочетание оттенков багрового, зеленого и желтого. Красные и набухшие швы, на которые она не могла смотреть без слез, с его точки зрения, выглядели «вполне прилично». Все это, вместе взятое, в сочетании с бессонницей, вызванной неудобством кровати, скорее напоминавшей цветочный бордюр, чем место для отдыха, и неудобоваримостью пищи привело к тому, что она находилась не в лучшем расположении духа, поднявшись в половине четвертого утра и направившись в комнату отдыха. Не то чтобы стоявшие там кресла были комфортабельнее, просто в данный момент она предпочитала неудобно сидеть, нежели неудобно лежать.
Когда она проходила мимо островка света у поста медсестер, одна из двух склоненных голов приподнялась и осведомилась:
– Все в порядке? – Сестра-филиппинка хорошо говорила по-английски, но даже иллюзия участия мгновенно разрушалась непроницаемым выражением ее лица. Ее напарница лишь приподняла голову и тут же вернулась к своим записям.
– Не могу заснуть, – ответила Елена.
– Может, вам дать снотворное?
Елена покачала головой:
– Пойду почитаю с полчасика.
Она двинулась дальше и, пройдя небольшое расстояние, снова вступила в островок света у сестринского поста.
О Елене вспомнили лишь в половине восьмого во время смены дежурства, когда было упомянуто ее имя и сестры поняли, что она так и не вернулась в палату.
Только тогда стало понятно, что она исчезла.
– Там же, сэр, и в то же время.
Гомер спал, но сообщение Райта заставило его мгновенно проснуться.
– Что? Где? Когда?
– Рядом с больницей. Гиппокампус-стрит. Сорок минут назад.
Гомер вскочил с кровати, одновременно отдавая распоряжения.
– Он прячется в больнице, Райт. Возьми как можно больше людей и отправляйтесь туда. Начинайте обыскивать больницу.
– Но мы ее уже обыскивали…
– Да какая разница, Райт?! Значит, обыск был проведен недостаточно тщательно. Он проработал в ней много лет и знает ее так же хорошо, как вы свой собственный член. Наверняка там есть тысяча закоулков и потайных мест, о существовании которых вы и не догадываетесь.
– Но разве у нас есть шанс сейчас его там обнаружить?
Но Гомер уже положил трубку, и Райт понял, что попусту тратит свои силы и время.
– И уберите эти чертовы ящики! У нас сегодня санитарная комиссия по вопросам безопасности – их кондрашка хватит, если они увидят, что пожарный выход завален ящиками.
Голос, отдававший эти распоряжения, который Беверли расслышала через открытую дверь, свидетельствовал о том, что его обладатель привык к беспрекословному подчинению и ему присущи властность и самоуверенность. Однако когда его обладательница предстала перед ней воочию, Беверли была поражена ее изящностью и хрупкостью фигуры.
– Инспектор Уортон? – произнесла интересовавшая ее особа и невозмутимо протянула руку. – Ивонна Хэйверс, – представилась она, когда они обменялись рукопожатием.
Пожатие у нее было крепким и решительным. Она села за стол, и Беверли успела отметить, что ей около тридцати, рост ее составляет не более полутора метров и она довольно привлекательна, хотя и излишне полагается на косметику, а тени, наложенные на веки, слишком темного оттенка.
– Чем могу помочь?
Порой Беверли предпочитала сразу приступить к делу, а порой она подходила к сути окольными путями – на этот раз она решила воспользоваться вторым методом.
– Чем вы здесь занимаетесь?
Мисс Хэйверс сидела в кресле с высокой спинкой, воплощая собой тип мелкого администратора, наслаждающегося занимаемой должностью.
– Изготавливаем одноразовое лабораторное оборудование. Пипетки, чашки Петри, пробирки и всякое такое.
– А вы?…
– Директор по маркетингу. – И, вероятно, догадавшись, что это звучит слишком претенциозно, она тут же добавила: – У нас маленькое предприятие.
– И вы здесь работаете уже два года?
– Чуть меньше.
Беверли улыбнулась:
– Вы неплохо устроились. – Замечание прозвучало явно двусмысленно, сочетая в себе восхищение и недоумение. Ивонна Хэйверс расслышала лишь последнее.
– Да, пожалуй. Я начала с должности торгового представителя, и у меня это хорошо получалось. А полгода назад освободилось это место – я подала заявку и получила его. – И, словно ощущая, что этих сведений недостаточно, она добавила: – У нас всего пять торговых представителей.
Беверли делала вид, что ее все это страшно интересует, хотя эти сведения скользили по поверхности ее сознания. И следующий ее вопрос относился совсем к другой теме:
– А перед тем как прийти сюда, вы работали в Западной Королевской больнице?
– Да. – В кабинете начало ощутимо нарастать напряжение.
– Насколько я понимаю, вы занимали должность лаборанта. И помогали доктору Бенс-Джонс.
Ивонна напряглась и выпрямилась.
– А в чем дело?
Искусство допроса заключалось, в частности, в умении вовремя выбрать необходимые методы воздействия. И Беверли довольно быстро поняла, что Ивонну Хэйверс что-то тревожит. Однако пока ей удалось определить лишь источник этой тревоги.
– Думаю, вы знаете, что Уилсону Милрою перерезали глотку, – невозмутимо заметила она, умышленно ввернув этот живописный оборот.
– Да, я слышала, – подавшись вперед, откликнулась Ивонна.
– Вы были с ним знакомы?
– Поверхностно. Как и с остальными консультантами на отделении.
– Правда? Тогда зачем же вы ему писали?
Ивонна открыла было рот, но ей так и не удалось что-либо произнести, и Беверли решила прийти к ней на помощь:
– Пару месяцев тому назад.
Она достала копию письма и положила ее на стол. Директор по маркетингу наклонилась вперед и облокотилась на стол.
– О чем вы хотели с ним поговорить? – осведомилась Беверли, пока Ивонна изучала письмо.
И тогда та допустила ошибку, свойственную всем лжецам, – она поспешила с ответом.
– О той работе, которую я делала для него, перед тем как уйти с отделения.
– Что это была за работа?
– Мы вместе занимались изучением отдельных клинических случаев.
– И по прошествии двух лет вы написали ему письмо? Зачем надо было так долго ждать?
Ивонна не могла ответить на этот вопрос, но и Беверли совершенно не стремилась к тому, чтобы поджаривать ее на медленном огне разоблачений.
– Значит, вы были с ним знакомы лучше, чем с остальными, – попросту заметила она. – Вы ведь помогали не всем консультантам в их исследовательской работе?
На лице Ивонны появилось весьма живописное выражение.
– Это было несложно, – покачала она головой.
– И тем не менее это оказалось достаточно веским основанием, чтобы написать ему письмо по прошествии двух лет и ни с того ни с сего предложить встретиться.
– Просто, разбирая дома бумаги, я кое на что наткнулась, – пробормотала она, опустив глаза. – Вот я и решила – почему бы ему не написать?
– И вы с ним встречались?
Прежде чем ответить, Ивонна смерила свою собеседницу взглядом, и Беверли поняла, что та пытается угадать с ответом.
– Нет.
– Это чрезвычайно важно для расследования убийства Уилсона Милроя, мисс Хэйверс, – действуя на автопилоте, произнесла Беверли, – поэтому я снова задам вам этот вопрос. Вы встречались с доктором Милроем?
– Мы собирались, но нам помешали обстоятельства… – Она виновато улыбнулась, и эта улыбка сделала ее ложь еще более отвратительной.
Беверли начинала надоедать эта игра, как порой надоедает кошке игра с пойманным грызуном. Она извлекла из портфеля один из блокнотов с лабораторными записями, который они обнаружили в доме Милроя.
– Вы виделись с Милроем и передали ему вот это, – протягивая его Хэйверс, заметила она. – Именно с этой целью вы и встречались.
Директор по маркетингу даже не взглянула на протянутый ей блокнот. Она просто испустила глубокий вздох и ответила:
– Да.
Беверли кивнула, показывая, что ценит этот первый шаг к взаимопониманию.
– Когда вы встречались? – спросила она, словно начиная новую тему.
– Неделю спустя. Он сам приходил сюда.
– Что вас заставило написать ему?
Она помедлила, но на сей раз это было вызвано поисками верной формулировки.
– Я решила, что кто-то должен узнать правду об исследовании Виктории Бенс-Джонс.
– И в чем она заключалась?
– Я не знаю, как ей удалось получить эту награду, – разговорилась она наконец, но вся ее речь была приправлена желчью. – Когда я с ней работала, ее исследование уже зашло в тупик. У нее не было никаких идей. А потом я узнаю, что она получает премию. Хорошая фишка, да?
– И у вас возникли подозрения.
– Еще бы.
– Но почему вы обратились к Милрою, а не к Пиринджеру?
– К Пиринджеру? Да он просто дипломированный хлыщ. А Милрой никогда не занимался глупостями. Поэтому я знала, что, если обратиться к нему, он этого так не оставит.
«Чистый шантаж. Интересно, догадывалась ли ты, как он собирается использовать твои сведения?»
– Значит, вы встретились и изложили ему свой взгляд на исследование Виктории. А чтобы подтвердить его, вы передали ему эти записи.
– Да.
– И на этом все закончилось.
– Да.
Беверли с минуту молча смотрела на собеседницу, а затем спросила:
– И сколько он заплатил вам за это?
Ивонна попыталась изобразить возмущение, ей это удалось, и она решила не менять линии поведения:
– Нисколько! С чего вы решили, что мне нужны деньги!
«С того, что ты корыстолюбивая сука, только и ждущая того, когда выпадет куш покрупнее».
– Значит, вы просто выполняли свой долг? – Беверли даже не попыталась скрыть сарказм.
– Между прочим, да.
Беверли решила не давить на нее. Она понимала, что Ивонна Хэйверс относится к тому типу людей, которые ничего не делают бескорыстно, однако прагматизм одержал в ней верх над личной неприязнью. Она пожала плечами и встала.
– В ближайшие дни к вам зайдут, мисс Хэйверс, чтобы записать ваши показания. До этого времени прошу вас ничего не предпринимать. Ясно?
Мисс Хэйверс кивнула с таким видом, словно вместо изюминки проглотила кроличий катышек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48