https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/80x80/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Шаповалов посмотрел внимательно на Игорька, потом вдруг развернул фотографию Ольги, которую держал перед его глазами, картинкой к себе и, как-то странно взглянув не неё, бросил небрежно в ящик стола. Он вдруг как-то сразу успокоился и на него опять нашло состояние апатии. И совсем не потому, что допрашивать Ферцева по этому поводу было бесполезно. Просто он вдруг представил, как Ольга трахается с этим малолетним выродком и ему стало противно. Даже попытался сразу выбросить её из головы, чтобы не причинять себе боль. Остались лишь неприятные воспоминания об утраченном времени и телевизоре. Он понял, что на него нашло задать малолетке эти вопросы только чтобы в третий раз убедиться в правдивости малька Соломы и слов Плетня. Ему сразу стало немного легче и он поднял на Игорька всё ещё отрешённый, но уже спокойный взгляд.
– Ладно, дальше рассказывай, – произнёс он без злости.
– Что дальше? – действительно не понял Игорек.
– Как что? Кто замутил? Кто ковырял? Всё рассказывай, – Шаповалов говорил уже как-то буднично-монотонно, но всё ещё боявшийся его малолетка выложил ему всё что знал и даже чего не знал, как про Ферцева.
* * *
Солома читал полученную по срочной маляву со старого корпуса от Дрона, который был там ответственным за один аппендицит. Дрон писал, что мусора беспредельничают и лупят на продоле малолеток, что и ему самому и ещё парням, которые пытались стучать в двери и вступиться за малолеток, тоже досталось. Так же предлагал поднять бунт для привлечения проверяющей комиссии или хотя бы объявить голодовку, чтобы приехали из управления и наказали беспредельных ментов. Но у Соломы голова сейчас болела совсем по другому поводу, и он прочитал этот малёк вполглаза.
– На, чиркани ответ Дрону, – сунул он маляву Пахе и опять заходил по камере, с дрожью от нетерпения ожидая ответа Косы.
Прочитав малявку Паха усмехнулся и спросил:
– Ну и чё ему ответить?
– А ты сам как считаешь? – нервно спросил Солома. – Напиши, что пиздюки безмозглые сами накуролесили, вот и огреблись.
– Дрон, походу, не знает ещё просто? – высказал предположение Паха и, после утвердительного кивка Соломы, сел писать ответ.
Звонко щёлкнула засовами и открылась дверь, на пороге стоял корпусной.
– Пойдём, Соломин, – по-простецки сказал он.
Поняв, что это к куму, Солома надел прогулочные тапочки и вышел на продол. По пути к кабинету Дунаева он спросил:
– Малолеток сильно били? А то народ волнуется уже.
– Да не, какой там сильно, – весело парировал корпусной. – Кто же их сильно бить-то будет. Так, по-отечески. Синяков почти нет, наверное…
Дунаев перебирал на столе бумаги, исписанные корявым почерком допрашиваемых недавно малолеток. Он даже встал, чтобы поприветствовать Солому и предложил чаю, прекрасно зная, что тот откажется.
– Ты уже знаешь, да, что случилось? – спросил Дунаев, когда они сели.
Солома просто кивнул в ответ, уже зная, что сейчас скажет кум.
– Надо поговорить с ними, Саня, – серьёзно произнёс Дунаев. – А то начнут щас жалобы строчить да заявления. Косяк же сами запороли, как ты знаешь. Да и сознались сами уже во всём, – кум кивнул на бумаги на столе.
– Их раскидали уже? – спросил Солома взбодрившись. Ему вдруг пришла в голову мысль, что как раз не Коса, а малолетки ему скорее скажут правду, имел ли кто-нибудь из них Ольгу или нет.
– Нет пока, они в прогулочном дворике. Там пока дыру заделывают в их камере. Ну что, зайди к ним, пока они все вместе?
– Зайду, зайду, – быстро проговорил Солома и, вспомнив, зачем нужен был ему кум, сказал, воспользовавшись моментом: – Только не один зайду. Мне ещё человек нужен, Немец, в восемь шесть который.
– Зачем он тебе там нужен? – удивился Дунаев.
– Не только там, он везде мне нужен, Степаныч. Надо его к делу постепенно приобщать, так что в мою хату его переводи. Мне-то скоро на суд уже, так что покину я вас…
– Ну переведу потом. Щас-то и сам можешь зайти, – попробовал возразить Дунаев. Но Солома прекрасно понимал выгодность для себя этого момента и уверенно ответил:
– Не-ет, Степаныч, лучшего момента, чем сейчас, не будет, чтобы будущему смотрящему попрактиковаться в общении. Так что давай сейчас его, и в мою хату сразу. Буду дальше его натаскивать, а то там уже народ по тюрьме на ушах стоит после вашей воспитательной работы.
– Да они же…
– Да знаю я, Степаныч, – перебил начавшего было оправдываться кума Солома. – Всё знаю. Но мне нужен Немец. Чтоб я мог быть спокойным, что тюрьму оставлю на уже опытного человека. Как говорится, с практикой.
– Ну хорошо, – нехотя согласился Дунаев и, немного подумав, решил за это выжать хотя бы максимум из Соломы. – Только смотри там, Саня, надо чтоб они родителям своим тоже не жаловались. Документы-то у нас есть на всякий случай, припугнём их, если что, что раскрутим за попытку побега и так далее. Но на хер эта головная боль, лучше, чтобы они не знали и шум там не поднимали.
– Да всё нормально будет, Степаныч, – убедительно уверил его Солома. – Давай Немца, щас всё уладим. Только чтоб сверху там, над двориками, никого не было.
– Пошли, – согласно кивнул Дунаев и встал.
* * *
Информация о том, что произошло на старом корпусе, быстро облетела всю тюрьму и во всех камерах живо обсуждали эту новость. В камере семь ноль, где сидел Валёк, тоже говорили об этом не унимаясь до самого обеда.
– Не, ну я не могу, – всё никак не мог успокоиться Валёк, – во дают, малые. Вот подфартило пацанам, а? Пиз…е-ец…
– А с какой хаты были малолетки? – спросил один из сокамерников по имени Стае, тоже очень завидовавший малолеткам.
– Да с один девять же походу, там же у баб аппендицит отдельный, только у один девять с ними стена общая, – с видом знатока говорил Валёк. В хате были все первохо-ды, но он уже успел побывать в карцере на старом корпусе и немного ориентировался в тюрьме.
– А больше ни у кого нет, что ли? – спросил Стае. – На нашем же корпусе тоже бабы есть на больничке. Кто там у них по бокам сидит?
– Да хер его знает, – пожал плечами Валёк. Тёлки в сто седьмой, значит по бокам сто шестая, сто восьмая. И снизу ещё кто-то, сверху прогулочные дворики. А кто сидит в этих хатах, хер его знает.
– Чё у нас никто не общается с ними ни с кем? – спросил Стае, оглядывая всех в камере. И после того, как все отрицательно покачали головами, произнёс возбуждённо: – Бля, я б там сидел, уже бы давно к тёлкам пробился бы.
– Ага, – весело подхватил ещё один сокамерник по прозвищу Лис. – И поймал бы сифак или ещё какую-нибудь ху…ню, там же больные только…
– Семь ноль! – послышался крик с улицы.
Стае запрыгнул на окно и крикнул негромко.
– Говори.
– Домой, – раздался голос уже без крика, и Стае сразу стал ловить свернутой из бумаги трубкой с крюком на конце висящую за решёткой тонкую контрольку.
Вытащив через реснички запаянный продолговатый груз, он сразу повернулся к Вальку и показал его.
– Смотри, контроль идёт на Протаса, с восемь пять.
– Ну-ка дай-ка, – протянул руку Валёк и, взяв грузик, стал изучать его пальцами, пытаясь определить его содержимое. – Походу химка.
– Ну подтяни Протаса, тебе-то он по-любому уделит, – тут же предложил Лис. – Ну или попроси накрайняк, он же не откажет.
– Ты меру-то знай, – осадил его Стае. – Протас только вот нам гашиш загонял, ещё даже сушняк не до конца прошёл. Да и вообще, сколько можно у него просить. Постоянно чё-то нам дают.
– Так если у них есть что давать, – возразил Лис, но к совету прислушался и предложил: – Ну, можно и не просить, посчитает нужным, значит сам уделит. Да, Валёк?
Валёк стоял молча, задумчиво держа в руках контрольный груз на Протаса. Он один знал истинную причину того, почему их постоянно греют с верхней хаты. Но сейчас, когда они ещё буквально недавно докурили гашиш, который давал ему Протас, просить ещё курнуть было бы перебором. Валёк кусал губу в раздумье, получить ещё наркотику, безусловно, очень хотелось. И тут он, вспомнив, что Протас у него, можно сказать, под каблуком, хитро сузил глаза и сказал Стасу:
– А подтяни ты его, передай ему груз сам. А если про меня спросит, скажи, что я сплю. Вот щас и посмотрим, уделит он внимание мне или нет.
* * *
В камере Протаса тоже все говорили только на одну тему, все весело ставили себя на место малолеток и фантазировали, что бы они сделали на их месте. Только сам Протас ходил задумчивым. Поначалу он, конечно, посмеялся вместе со всеми, и даже позлорадствовал над Соломой, думая, что его «невеста» наверняка тоже кувыркалась там с малолетками. У самого Протаса желания обладать Ольгой уже не было, было только горячее желание поквитаться с Соломой и все его помысли теперь были только об этом. Того, что Ольга смотрящему, возможно, изменила, было ему очень мило. Его поруганное мужское самолюбие жаждало жестокой мести, и он не знал покоя, понимая своё бессилие в этом вопросе. Поэтому, когда он получил груз с химкой от своёго бывшего продавца с магазинчика, который торговал теми краденными запчастями и теперь был подельником Протаса, то просто дал курнуть Тёплому и остальное засунул в свой курок, забыв даже прогнать подельнику, что грев получил и поблагодарить его. Голова всё время болела теперь только об одном, и он уже не ходил звонить ни жене, ни другу с кабинета начальника тюрьмы. Единственный человек, которому бы он действительно хотел сейчас позвонить, это брат Бандеры Толян. Но так как лично с ним был не знаком, а Бандера не мог или не хотел сводить его с Толяном, которому доверял по выходу Протаса из тюрьмы крышевание его фирмы, то оставалось только кусать губы. Хотя сейчас Протас был в таком состоянии от постоянной злобы и бессонницы, что готов был уже на крайние меры, вплоть до физического устранения Соломы. Во всяком случае, если бы ему удалось встретиться со своим будущим крышевым сейчас, то он скорее всего мог бы уже и заказать ненавистного ему Солому. Раньше ему и во сне не могло присниться, что он будет способен на такой шаг. До такой степени его теперь раздражало то, что приходилось после всего улыбаться Соломе и в малявках писать в конце «с уважением».
Протас понимал, что больше двух лет ему вряд ли дадут при полном доказе вины. Но так как он отсидел ещё только год, то ещё долго не встретится с человеком, который сможет решить его проблему. Да и за это время, если он ничего не сможет сделать, так и останется в глазах сокамерников униженным и оскорбленным, и может потерять свой авторитет среди первоходов, если они будут рассказывать об этом по этапам.
«Надо было хотя бы не поднимать тогда этот вопрос, чтобы они ничего не знали, – со злостью клял себя Протас. – Но кто же мог знать, что так будет?».
* * *
Солома встретился с Немцем на лестнице, ведущей в прогулочные дворики. Корпусной, приведший его, тут же ушёл, но кум был рядом, потому Солома лишь сдержанно поздоровался и представился.
– Привет, братан. Я Саня Солома.
– Я уже понял, – улыбнулся Немец, пожимая руку.
– Слышал уже, чё малолетки учудили? – спросил Солома, покосившись на кума, который мог их слышать.
– Ну да, – опять улыбнулся Немец. – Давненько такого не было.
– Тогда пойдём, брат, – положил ему на плечо руку Солома и потихоньку направился в сторону уже открытой двери прогулочного дворика малолеток. – Кроме нас с тобой некому их вразумить, – и когда только Немец потихоньку двинулся за ним после осторожной проверки Соломы, сказал: – Сегодня тебя ко мне в хату переведут, пока будем вместе ситуации здесь разруливать. Ну а как в лагерь уйду, уже сам останешься. Да? Больше-то один хер некому.
– Да базара нет, Сань, – ответил Немец, когда они уже входили во дворик.
– Здорово были, арестанты, – весело поприветствовал малолеток Солома, искоса оглядев верхние проходы, по которым обычно ходили дубаки, но сейчас никого не было. – Я Саня Солома, это Гена Немец.
Малолетки сразу оживились и хором тянули к нему руки для приветствия. Им явно льстило, что к ним пришёл смотрящий за тюрьмой, такое было впервые в этом составе их хаты. А Соломе стоило невероятных усилий держаться и играть роль незаинтересованного в своём основном вопросе лица.
– Ну что, всех тёлок перее…ли или нам чё оставили? – спросил он опять со смехом, но в этот раз улыбка была слишком фальшивой, и хорошо, что кроме Немца этого никто не заметил.
Малолетки оценили шутку и хором засмеялись, некоторые даже держась за отбитые дубинками места, и стали наперебой делиться своими впечатлениями.
– Стоп-стоп-стоп, так ни хера не понятно, – остановил их Солома и опять со смехом спросил: – По одному можете говорить? Косу кто трахал?
Я, сразу отозвался Максим и вышел вперёд, улыбаясь.
– Ну и как она? – всё с той же улыбкой задавал вопросы Солома и, оглядев ещё раз верхние надзирательские проходы, достал из кармана крапаль гашиша и дал Немцу. – Втарь пока, Ген. Пару больших делай.
– Да вообще огонь, – сразу выпалил Макс, воодушевлённый таким вниманием и поглядывая на руки Немца, умело мельчащего гашиш заточенным супинатором, который он достал из ботинка. – Сразу видно, опытная. Работает как профессионалка, мне даже ничё делать не надо было…
– А эту кто трахал, как её?… – остановил его словесный поток Солома. – Ольгу? А она как, ничё? Говорят у неё жопа обожжённая. Врут, нет?
Солома специально так поставил вопрос и с замиранием сердца ждал ответ. И когда малолетки нерешительно переглянулись, его сердце забилось сильнее уже в надежде.
– Чё, никто её не трахал, что ли? А вы все здесь? – спросил он.
– Витька только нет, увели к куму, – ответил за всех Максим. – Но он и не кувыркался ни с кем, не пролез. Это тот взросляк, из-за которого мы спалились. А чё за Ольга-то? Какая из себя?
– Ну, такая, красивая тёлка, с длинными волосами. На втором ярусе она спала, на последней шконке от двери справа.
– А-а-а, – поняв, протянул Игорёк. – Ну, ничё себе такая, у меня там аж слюнки потекли. Только она не трахалась ни с кем, зашторилась там у себя и не вылезала почти. Походу жопы своей обожжённой стеснялась. Да мне бы по х…й было, я бы и так ей засадил…
Услышав это, у Сломы как будто огромный камень с плеч свалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46


А-П

П-Я