– Теперь понятно, почему Пётр Алексеевич зимой 1995-го года так неожиданно и безжалостно разогнал свой гарем, состоящий из дворовых девок, – негромко пробормотал себе под нос Алёшка Бровкин.
Ромодановский, сделав два шага вперёд, вытащил из-за широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:
– Всё, поговорили и хватит! Теперь я вещать буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про «Великая Малыя и Белыя…» пропущу, пожалуй. Сразу же перехожу к делу. Итак: – «За учинённый подлый обман – лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного подлого вора Александра Меньшикова – вместе со всем семейством его – отбыть навсегда из России. На его личном фрегате «Александре», не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских – казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков, не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, деньги, драгоценности, вещи и людишек – только из загородного поместья василеостровского…».
– Как же так, Фёдор Юрьевич? – Санька громко и требовательно перебила князя-кесаря. – На Москве остался наш сынок младший, Шурочка. Как же быть с ним?
– Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? – рассерженно нахмурился Ромодановский. – В Указе сказано и про это. Слушайте дальше: – «За нанесенную обиду наложить на подлое семейство Меньшиковых достойный штраф – сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства – Александр, сын Александров…».
– Сыночек мой, Шурочка! – тоненько запричитала Санька. – Где же мы возьмём такую гору злата?
– Успокойся, Саня, немедленно! – Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. – Я знаю, где можно достать много золота. Есть на востоке, за русской Камчаткой, земли дальние, тайные, богатые…
– Ты правду говоришь? – небесно-голубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.
– Клянусь! – твёрдо ответил Егор. – Года за три должны управиться…
«Понятное дело, призовём на помощь великого и незабвенного Джека Лондона!», – незамедлительно отреагировал внутренний голос. – «Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку… Напряжёмся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвёмся!».
– Уважаемые господа и дамы! – вежливо и церемонно обратилась Санька к гостям. – Хочу извиниться, но трапезничать вам сегодня придётся без нас, столы уже накрыты… Хотя, наверное, и вовсе, не придётся. Ведь, и все наши вотчины отошли в царскую казну, видимо, вместе с накрытыми столами. Про это вы у князя-кесаря, пожалуйста, уточните… В любом случае – извините меня покорно! Вынуждена вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем – для выкупа сыночка…

Глава вторая
И на флаге – чёрная златоглазая кошка…

Ромодановский, криво улыбнувшись, шепнул Егору:
– Ну, что, Александр Данилович, то есть, Егор Петрович, вдоволь побыл «баловнем судьбы»? Сладко, небось? А теперь ты – изгнанник, бродяга бесправный. Вот, заодно и проверим, из какого теста – на самом деле – ты слеплен…
– Извини, Фёдор Юрьевич! – невежливо прервал князя-кесаря Егор. – Но мне пора идти, надо собираться в дорогу. Вон, жена уже ждёт, – кивнул головой на Саньку и обратился к Ухову-старшему, который уже отвёл детей в дом и вернулся к причалу: – Николай Савич, пойдём со мной, поможешь немного!
Втроём они двинулись в сторону виллы (маленького, но очень симпатичного дворца), Егор непроизвольно обернулся – все его гости, обойдя стороной Ромодановского и Девиера, сбились в компактную группу, что-то горячо обсуждая и возбуждённо размахивая руками.
«А ведь они, наверняка, решают, кому плыть вместе с нами!», – предположил любящий немного пофантазировать внутренний голос. – «Что же, в этом непростом походе лишних рук не будет…».
Егор нежно тронул жену за плечо:
– Сашенция, ты ступай в дом. Пусть горничные начинают собирать и паковать носильные вещи в тюки. Главное, не забудь про зимнюю одёжку, все свои драгоценности сложи в большую шкатулку, ордена мои присовокупи. Ну, и деньги собери в одно место. Знаешь, ведь, где расположены все мои тайники? Молодец! Потом ступай на кухню и распорядись, чтобы продовольственные припасы начали перемещать на «Александр»… Да, вот, ещё. Присмотри в доме всяких оригинальных штуковин – с русским народным колоритом – ну, которые могут сойти за подарки-сувениры. Мало ли, с какими хорошими людьми мы повстречаемся в этом долгом путешествии.
– Знаешь, мне почему-то кажется, что и «Король» поплывёт с нами! – нестерпимо сверкая – самыми голубыми на этой планете – глазами, заверила супруга. – Я видела, как Людвиг переглядывался с пампушкой Гердой. Кстати, я совершенно точно знаю, что они все деньги, зарабатываемые в России, регулярно переправляют в датские и голландские банки…
– Ну, если так, то пусть продовольствие разделят на две примерно равные части. Да, и о хмельном не стоит забывать, пусть кухонные мужики тащат к причалу всё, что найдут в винном погребе. Ещё присмотри, чтобы скоропортящихся продуктов не грузили без всякой меры…
– А ты, Саша, куда?
– Мы с Савичем пойдём отбирать крепостных мужиков, которые поплывут вместе с нами. – Егор испытующе посмотрел на Ухова-старшего: – Что, Николай Савич, хочешь ещё раз взглянуть на загадочные земли, к которым ты хаживал вместе с Семёном Дежневым и Федотом Поповым?
– Конечно, хочу! – заверил седобородый, но ещё крепкий старикан. – А куда, Данилыч, ты конкретно хочешь пойти? На Чукотку? Или же на земли камчатские?
– Восточнее бери, старинушка, восточнее! – усмехнулся Егор.
– Неужто, в гости к узкоглазым алеутам?
– Да, на неё самую, на Аляску. Только немного южнее Алеутских островов. Туда, где обитают эскимосы и атабаски… Только, вот, прямо сейчас я с вами не поплыву. Встретимся уже потом, в одном и прибалтийских портов, например, в Кёнигсберге…
– Какой ещё Кенигсберг? – Сашенция, побледнев, испуганно прижала руки к груди. – Как это – ты не поплывёшь с нами?
– А, вот, так, моё нежное сердечко! – мягко усмехнулся Егор. – Неужели ты подумала, что я мог бы уплыть из России, оставив сынишку в царском плену? Нет, ты, пожалуйста, ответь – думала такое обо мне?
– Нет, конечно же, – слегка покраснев, смущённо забормотала жена. – Но только, что ты, дорогой, задумал?
– Толком ещё не знаю. Надо посовещаться с твоим братом Алёшкой и с Медзоморт-пашой. Вместе мы – обязательно – что-нибудь придумаем… А своих в беде никогда нельзя бросать! Особенно – своих единокровных детей…
В эту пору на Васильевском острове находилось достаточно много крепостных Егоровых крестьян, прибывших из его воронежских деревенек: восемь умелых краснодеревщиков были задействованы на достройке дома, пять человек ухаживали за молодым парком, ещё полтора десятка каменотёсов трудились на невской набережной.
Было, как раз, обеденное время, и все работники усердно постукивали деревянными ложками о борта глиняных мисок, рассевшись по обе стороны длинного стола, над которым был установлен навес под красно-коричневой черепичной (в деревне Конау местные крестьяне-староверы изготовляли отличную черепицу) крышей. Чуть дальше, под другим навесом, за коротким столом обедали пятеро солдат и один сержант Александровского полка.
«Нельзя иначе!», – словно бы оправдываясь, пояснил чуть засмущавшийся внутренний голос. – «Без строгого солдатского пригляда молодые и неженатые мужики запросто могут пуститься в бега. Ты, конечно же, братец, у нас барин добрый и весь из себя либеральный, лишний раз и плетьми выдрать не велишь, но свобода – штука заманчивая…».
– Сидите, сидите! – он коротко махнул рукой крепостным и солдатам. – А, вот, приём пищи – прошу временно прекратить! Дело у меня очень срочное, нетерпящее отлагательств… Ну, все готовы выслушать? По делам важным и неотложным я – вместе со всем семейством – завтра на рассвете отплываю в края дальние. Обратно вернёмся только года через три, может, и через четыре. Дело очень опасное, можно и головы буйные сложить – в тех дальних и неизведанных землях. Поэтому я не хочу никого принуждать, нужны только добровольцы… Думаю взять с собой, – задумался на минуту, соображая, сколько ещё человек можно дополнительно разместить в жилых помещениях «Александра» и «Короля», – двенадцать человек. По возвращению, в качестве награды обещаю: во-первых, подписать всем вольную, во-вторых, выдать каждому – кто вернётся живым – по пятьсот рублей…
За обоими столами началось оживлённое перешептывание, постепенно перерастающее в бойкий говорок.
– Барин, а вольную-то подпишешь только на мужиков? – робко спросил пожилой краснодеревщик Пантелей, в волосах и в бороде которого было уже в достатке седых нитей. – Как же нам быть с семьями?
– И на жён с детишками выдам вольные! – согласился Егор.
– А, как же, внуки?
– Хорошо, и на внуков – так же!
Врал он, конечно же, про жён, детей и внуков, врал – как сивый мерин, как последний сукин сын. В соответствии с царским Указом все его крестьяне и крестьянки, не находящиеся на Васильевском острове, уже были отписаны государевой казне…
«Ничего, придумаем что-нибудь!», – с откровенно-показным оптимизмом заявил внутренний голос. – «Намоем золота, составим подробные списки лиц, подлежащих выкупу, тайно зашлём денег в Россию, попросим – всё того же Василия Волкова – помочь… Разберёмся, короче говоря! Но только потом, после завершения экспедиции… А сейчас пусть мужики свято верят во всё обещанное, чтобы им работалось веселее. Кстати, и вольная грамота твоя, братец мой, нынче и понюшки табака не стоит. Так что, и всем мужикам, которые решатся плыть вместе с тобой на Чукотку, обратная дорога в Россию заказана навсегда – сразу же окажутся в кандалах, с драными кнутом спинами… Но свободу они, всё равно, получат, да и денег можно будет выдать на руки побольше. Потом, уже после завершения дела…».
Через пять-шесть минут выяснилось, что все работники – без единого исключения – готовы отправиться в опасное плавание и побороться за свободу и пятьсот рублей (деньги по тем временам – для простого люда – просто огромные).
– Тогда, родные, бросайте обычный жребий! – велел Егор.
– Господин генерал-губернатор! – обратился к нему молодой и краснощёкий сержант Александровского полка. – А можно и нам, служивым, поучаствовать в этом деле? Больно, уж, тоже хочется – постранствовать, мир посмотреть, пятьсот рублей, опять же…
«Что же, и хорошо обученные солдаты нам пригодятся! Тем более что в царском Указе ясно сказано, мол, можешь с собой взять людишек с Васильевского острова… Там, ведь, не уточнено – каких конкретно людишек…», – посоветовал хитрый внутренний голос и сделал неожиданное предложение: – «Может, стоит по пути зайти в славный город Стокгольм? И попросить у короля Карла (он же к тебе, братец, хорошо относится, даже в гости звал) ещё парочку дельных кораблей? А ещё, ведь, есть и пожилой генерал Ерик Шлиппенбах. Когда ты перед штурмом Нотебурга[7] выпустил из крепости всех женщин и детей, он что тебе пообещал? Мол, о вашем благородном поступке, Александр Данилович, скоро узнает вся Швеция, мол, теперь вы лично и члены вашей семьи можете рассчитывать на любую разумную помощь со стороны благородного шведского дворянства…».
– Ладно, будь по-вашему! – решил Егор. – Возьму с собой пятнадцать крепостных и всех служивых. Только, ребятишки, в первые недели плаванья вам придётся немного потесниться, не обессудьте. А сейчас, после метания жребия, понятное дело, вам придётся поработать… Николай Савич! – обратился к Ухову. – Сходи в оружейную комнату. Там, возле дальней стены стоят четыре сундука с ручными гранатами, с теми, которые оснащены специальными фитилями, пропитанными хитрым фосфорным составом. Распорядись, чтобы и эти сундуки подняли на борт «Александра». Таких гранат мы нигде больше не достанем…
Ещё через полтора часа, когда на причал начали усердно сносить вещи, продовольственные припасы и старательно подкатывать бочонки с винами и русской медовухой, к Егору подошли Алёшка Бровкин и вице-адмирал Лаудруп.
– Сэр Александэр! – загадочно улыбнулся Людвиг. – Разрешите вас отвлечь на несколько слов?
Они прошли метров семьдесят-восемьдесят вдоль каменной набережной и присели на деревянной скамье, выкрашенной в приятный тёмно-синий цвет: Егор посередине, Алёшка и Лаудруп – по краям.
– Нам с маркизом де Бровки[8] поручено…, – начал датчанин.
– Кем поручено? – широко улыбаясь, прервал его Егор.
– Э-э…, вашими верными друзьями, уважаемый господин генерал-губернатор…
– Можно, я объясню? – предложил Бровкин, видя, что Лаудруп слегка тушуется и немного заикается – даже пиратская серьга покачивалась в его ухе как-то очень, уж, неуверенно, да и шрамы, украшавшие мужественное лицо, смотрелись какими-то смущёнными. – Спасибо! Итак, Александр Данилович, мы решили отправиться вместе с тобой и домочадцами твоими в земли дальние, текст царского Указа это дозволяет… Ты, ведь, не только наш начальник, а, как уже сказал Людвиг, наш друг. Для каждого из нас ты сделал очень многое, никогда не предавал, ну, и всё такое… И такой ещё есть резон – если ты теперь в царской немилости, то и всех нас, твоих ближайших соратников, ждёт скорая опала. А рука у нашего Петра Алексеевича – ох, тяжела!
– Что, неужели все решили плыть?
– Не совсем, – на секунду-другую замялся Алёшка. – Можно, я по порядку изложу? Так вот, во-первых, это я и моя дочка Лиза.
1 2 3 4 5 6 7 8