За пределами мысленного взора, в телепатических лабиринтах, чувства стали осязаемыми и тяжелыми, звуки — видимыми, тоскливые картины приобрели вкус и запах, прикосновения холодной плоти звучали музыкальным диссонансом. Ментальный лабиринт. Психофизический вихрь. Мита слепо брела по коридорам и отчаянно цеплялась за каждый клочок молний, проносящийся мимо.
Зо Сахаал. Имя.
И его изображение — сияющая пиктограмма, более яркая и ужасающая, чем сделанная любым ауспексом, более пронизывающая, чем самая великая сенсорна, — навсегда оставляющая след на беззащитной плоти мозга Миты, с которого сорвали покровы. Как электу, нанесенная изнутри век, от которой нет спасения даже во сне.
Это был он. Повелитель Ночи.
Ее враг.
Она узнала его, даже несмотря на гудящие голоса в голове и спутанные ощущения. Лицо Сахаала предстало в музыке и мягких ароматах пепла и ладана, черно-синее тело складывалось из смеси горьких запахов, а его когти… они, словно прикосновения кисти художника к полотну, — нежные пальцы любовника. Но за пределами видения Мита смогла увидеть и другие подробности. Черные глаза с расширившимися зрачками, сдвинутые брови, впалые щеки, бледная и лысая голова. И остальное тело, заключенное в броню из керамита и стали, гибкие пластины доспехов с зубцами и цепями, испещренными на всем протяжении символами Легиона и темным писанием.
— Ищите меня, мои братья, — мурлыкал голос, и Мита ощутила себя частью послания, клубящегося вокруг ее чувств, уходящего в неизвестность через нее, расширяющегося, как огромная сфера. Оно неслось через улей Эквиксус, как стена пара, а затем улетало в пустоту, пересекая глубины космоса. В поисках тех, кто хотел услышать. В самом улье ментальное сообщение осталось почти не замеченным. Как и Винт рядом с Митой, большинство жителей улья просто ничего не ощутили, как будто они были слепцами. Некоторые вздрогнули или почувствовали странный дискомфорт, пришедший из откуда, причин которого они не понимали. Некоторые даже делали паузу, задумываясь и пытаясь разобраться в себе, но вскоре недоуменно пожимали плечами и ругали себя за подобную глупость. Через несколько минут их пустые и мелкие жизни вновь входили в обыденное русло.
В своих креслах в космопортах, в офисах Администратума, в центрах связи Гильдий и техномонастырях астропаты закричали и забились в трансе. Получившие в юности ранг псайкеров среднего таланта, эти иссохшие человеческие оболочки сформировали систему коммуникаций, подчиняясь и обслуживая Империум, который их ненавидел. Передачи по лучу занимали время, пересекая звездную бездну, астропат же мог отправить голос через варп, мгновенно передавая приказы и сообщения своих хозяев.
Все астропаты в обязательном порядке подвергались ритуалу Укрепления Души — усиливающему их защиту, плавящему их глаза, объединявшему духом непосредственно с Императором, потому они мало опасались нападения хищных тварей варпа. Астропаты почти не ощутили тех мучений, от которых пострадала Мита, их реакция была ослаблена, в своих уединенных ячейках псайкеры видели лишь слабые отображения кошмаров и безумных мыслей. Их мудрые наставники, привыкшие к подобным проявлениям и нарушенной медитации, спокойно направили необходимые порции успокоительных наркотиков тем, кто беспокоился сильнее обычного.
Во всем городе только Мита Эшин кричала и билась в конвульсиях, полностью незащищенная.
Но даже сквозь боль и страх в ней проступала ярость от осознания причин этого псионического шторма. Хитрость и жестокость врага Миты была просто запредельной, она столь же поражалась ей, как и мучилась от самого шторма.
Повелитель Ночи знал, что не может управлять астропатом. Он не мог вынудить псайкера послать сообщение от своего имени, а также не мог узнать, если бы только не нашел второго диспетчера, послано ли известие вообще. Сахаал был один среди неизвестного города, поэтому не имел права проявить ни капли доверия.
Вот поэтому он нашел единственный способ, который позволил бы ему выполнить задуманное. Единственную гарантию. Один шанс, что его послание будет послано во всех направлениях, независимо от желания и усилий астропата.
Ублюдок. Жестокий, проклятый варпом ублюдок!
Сахаал вставил свое сообщение в момент гибели псайкера, в миг псионического коллапса, когда формировался смертельный крик отлетавшей души.
Ублюдок Сахаал скормил псайкера варпу, удостоверившись, что его лицо и слова окажутся последними вещами, понятыми беднягой в этой жизни. Именно они и станут наконечником смертельной волны…
Как далеко могло распространиться сообщение? Как глубоко в варп смог улететь крик ужасной смерти псайкера?
Я — Зо Сахаал, Мастер Когтя…
Снова и снова.
Мита продолжала биться в конвульсиях на полу офиса Ородая, собирая всю силу воли для восстановления умственной защиты. Оборона формировалась в ее разуме как штормовые щиты. Потом Мита сосредоточилась и начала медленно перемещать пульсирующий сигнал вне пределов своего разума.
Ей стало чуть легче, и она смогла перевести дух.
Боль и страх отступали, исчезал и благоговейный трепет перед первым страшным ударом. Сортируя перепутанные чувства, дознаватель смогла добиться в своем разуме некоторого порядка.
Теперь окружающий варп стал спокойным бассейном с нефтью, по крайней мере, Мите так казалось. Смерть астропата виделась легкой рябью в центре, от которой расходились небольшие концентрические волны. Девушка смогла приблизиться и ясно увидела весь процесс, которым насладился Повелитель Ночи; она оказалась болезненно впечатлена его силой: сложная фрактальная симметрия — каждый маленький компонент являлся точной копией единого целого, каждый круг нес в себе тень, нес в себе эхо, нес информацию о недавно содеянном.
Заглянув внутрь, Мита проникла сквозь уменьшающиеся кольца и нашла в себе силу исследовать и ощутить на вкус призрак Повелителя Ночи. А ведь еще недавно она не была способна даже приблизиться к нему. Все было так, словно ей подарили досье на врага: первоначальный снимок ослепил ее, но, когда яркость стала пропадать, когда она привыкла к слепящему сиянию, дознаватель смогла увидеть каждый аспект противника.
И невероятно, какой гнев держал Сахаал в душе!
Под всеми слоями лежала потеря. Яркий сгусток, часто становящийся полночно-темным, плавал, словно кракен, в океане гнева.
Он что-то потерял. Нечто любимое. То, чем он гордится и дорожит, как святыней.
Он потерял — и это его расстраивает. И он совсем один.
С точностью, которую Мита изо всех сил старалась поддержать, она начала отгибать эхо-слои врага, прекрасной, но быстро исчезающей копии Повелителя Ночи. Дознаватель немедленно обнаружила целый лес эмоций, похороненный глубоко под слоем времени и барьерами самоотречения.
Мита потрясенно перебирала их:
Амбиции.
Неуверенность.
Расстройство.
Одиночество.
Подозрение.
Паранойя.
Власть.
Она отстранилась от этих чувств, внутренне задыхаясь. Вышла из транса и обнаружила себя в отчаянных объятиях Винта, защищающего могучими руками свою повелительницу от непонятной угрозы. Все еще не вполне придя в себя, Мита рассеянно поблагодарила помощника и отерла рот. Разум продолжат содрогаться и пульсировать от последствий недавнего удара.
Наблюдать сознание Повелителя Ночи — даже сквозь туман теней и эхо — это как внезапно увидеть ментальную карту самого себя.
Снаружи офиса Ородая было столпотворение. Повинуясь инструкциям Миты и своей преданностью, Винт вынес ее через узкую дверь вестибюля, где безжизненно сидели сервиторы командующего, лишенные приказов. Их человеческие копии — помощники и писцы, чьи начальники отправились на войну, — столпились в углу комнаты, где старый вьюспекс передавал Гражданский Канат Веры — плохонькую картинку и сообщения с мест событий. Иногда виндикторы радостно вскидывали кулаки в воздух, и Мита с холодеющим сердцем приказала поднести себя поближе. Она уже могла представить, что они видят.
…и далее в дренажный колодец, известный как Кривой Вертел, где сопротивление было преодолено с трудом и…
Пропаганда. Проклятый Ородай, с его раненой гордостью! Отправился с префектами в Крестовый Поход, прихватив с собой журналистов.
Проклятие, проклятие, проклятие.
Помощники заметили Миту и постарались соблюсти этикет, сдерживая волнение. Она игнорировала их и приказала Винту приблизиться к экрану. Гигант в мгновение ока раздвинул виндикторов, как ледокол — льды.
…только что получено сообщение от второго крыла — они находятся к востоку отсюда, на территории Меловой Топи, — что мятежная цитадель в Разрушенном Городе пала перед воинами Императора. Живых не обнаружено…
Невысокий репортер, стоявший на безопасном расстоянии от растущего водоворота огня и трассирующих снарядов, был чисто и продуманно одет. Ни единого намека на технические улучшения. Мита не удивилась — она видела передачи Гражданского Канала Веры на других густонаселенных мирах: радостные сообщения о победах Императора, лекции о религиозных догмах, проповеди, дискредитация еретиков и преступников. И всегда ведущий воплощал собой непорочное и мирное человечество.
Мита не сомневалась, что под оболочкой человека, на котором сейчас сосредоточены камеры сервитора-черепа, имеется множество устройств контроля артикуляции, приборов для концентрации диафрагмы, а также приспособлений для передачи изображений прямо на сетчатку. Все эти механизмы едва ли можно назвать фотогеничными.
..мятежники разбиты, и это принесет нам новую славу. Никаких жертв не зафиксировано. Вот истинный пример того, как…
Репортер махнул рукой, обводя грандиозную сцену — безымянный городок обитателей подулья, который уничтожают огнем танки виндикторов. Сквозь дым и вспышки были видны мечущиеся фигурки — дети и женщины, сгорающие заживо.
Мита подумала, сколько миллионов глаз сейчас наблюдают за происходящим, подключенные к сети повсюду на уровнях Эквиксуса. На большинстве миров существовало правило, исходя из которого каждый гражданин должен проводить не меньше часа у экрана, смотря передачи Гражданского Канала Веры. Судя по действиям виндикторов на таможне космопорта, здесь этот закон не менее строг.
Она взмолилась Императору, желая оставаться в уверенности, что инквизитор Каустус сейчас не был среди жадно наблюдающей аудитории.
Хотя он, конечно, узнает о происходящем в любом случае.
…волна мятежников, но хвала Ему-на-Троне-Земли! Аве Император! Герои Префектус Виндиктайр прорвались сквозь баррикады, чтобы послать грязных еретиков в…
Мита сжала зубы. Не еретики. Просто люди. Ничего не стоящие и опустившиеся на самое дно. Которых сейчас вырезают из мести.
Ей слишком легко удалось представить происходящее. Длинная колонна «Саламандр», перемалывающая гусеницами мусор и обломки. Возможно, вначале намерения виндикторов были чисты. Возможно, они на самом деле решили найти виновных в нападении на космопорт. Наказать злодеев. Но подулье наполнено недоверием и паранойей, поэтому ответные выстрелы раздались очень скоро. У множества преступников сдали нервы, и они решили атаковать.
Префекты понятия не имели, кто устроил резню в космопорте. У них не было ни единой зацепки или подозреваемого. Их вела простая логика; сопротивление есть признание вины.
Ородай приказал отправиться в тени и искать чудовищ. А вместо этого они устроили геноцид — великолепный и развратный, кровавый погром всех, кто некогда ускользнул от света.
Кровь струилась по улицам подулья. Жители умоляли о милости Императора, выкрикивали его имя — и умирали. Умирали, продолжая шептать молитвы, глядя на свои сгорающие семьи. Это происходило от имени того же самого бога, к которому взывали жертвы.
Мита приказала опустить себя на пол и пошатываясь пошла к выходу, ощущая себя полностью разбитой.
Сервитор рванулся к ней и внимательно осмотрел мертвыми глазами ее лицо. Потом из кости его плеча выдвинулась телескопическая штанга с миниатюрным аппаратом внутригородской связи и наушниками.
— Вызов, — объявил сервитор, печально открывая вялый рот с динамиком, встроенным в мертвый язык. — Инквизитор ожидает…
— Меня здесь нет, — сказала Мита, протискиваясь мимо.
«Он уже успел без меня соскучиться», — мрачно подумала она.
Девушка покинула помещение с горечью в горле, стараясь не обращать внимания на радостные крики, доносящиеся повсюду из вьюспексов, мимо которых она проходила.

Часть третья ИСХОД
Дайте мне дитя, которое я буду учить с помощью абаки и мела, — я дам вам ученого.
Не более умного, чем учитель.
Дайте мне дитя, которое я обучу с помощью святого писания и ладана, — я дам вам священника.
Поглощенного лишь богословием.
Дайте мне дитя, которое я обучу с помощью меча и щита, — я дам вам воина.
Верного, как его трусость.
Но дайте мне дитя, которое я обучу как желаю, с помощью кинжала и клинка, с кровью незнакомцев на устах, — я дам вам раба, который не попросит пищи, богатства или славы, но останется на вашей стороне до смерти.
Ничто так не прививает верность, как вина и кровопролитие.
Выдержка из Иикиус Тирос
Зо Сахаал
Подулье обнажило свою мертвую грудь для клинков и пролило кровь на холод каменных улиц. Разведчики вернулись от границ — они наблюдали все ужасы террора, заползали в самые темные углы, как огромные насекомые, крались, тихо переставляя ноги по ржавым трубам, проходили по таким местам… Ни один из префектов не смог бы даже предположить, что там может находиться хоть что-нибудь живое.
Они вернулись в родные теперь подземелья, спеша принести весть темному лорду.
Погром еще не достиг убежища Семьи Теней. Сидя внутри своих жалких домишек, они поднимали взгляды к сводчатому потолку или смотрели на маслянистые воды озера, слушая пульс отдаленных взрывов. Где-то уничтожались территории преступного мира. Взрывы грохотали, как лавины, отзываясь многоголосым эхом, со стен и лестниц летела, клубами повисая в воздухе, Древняя пыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42