https://wodolei.ru/catalog/shtorky_plastik/
Асфальт стал теплым на вид, и вышки, освещенные на фоне свинцовых туч, приобрели грозный и величественный вид. Просвет снова затянулся, и мир поблек.
Взводные уже возвращались бегом. Нестройной толпой штурмовики побрели к поселку. Когда дошли до окраины, рассредоточились и перебежками стали продвигаться к заводу. Несколько взводов пошли в обход, к местам закладки зарядов. Застучали пулеметы. Мятежники стреляли из рук вон плохо: пули сшибали листву в садах, били стекла в домах и прошивали хлипкие глинобитные стены, но штурмовиков не задевали. Кейл и Шано бежали в хвосте взвода, добиравшегося до завода кратчайшим путем. Бежали по вымощенным пустым улочкам вдоль изгороди, залезая в неухоженные сады, заросшие пыльной жалкой зеленью, забирались в дома, укрываясь от посвиста пуль. В домах под ногами хрустела какая-то дрянь, в углах густыми комьями висела паутина, вещей не было: эвакуируясь, жители забирали с собой все. С вышек продолжали стрелять. Наконец, пулеметчик нашел нужный прицел, и сразу двое из впереди бежавших упали на землю. Одному пуля пробила голову и, чуть замедлив полет, стукнула другого в грудь, защищенную бронежилетом. Он, забрызганный кровью, ошалело вскочил на ноги и, вытирая лицо, непроизвольно сплевывая и мотая головой, сделал несколько неверных шагов, и сел на землю. Взводный, оглянувшись на него, крикнул:
–Вперед!
Но он все сидел и мотал головой. Взводный догнал одного из пехотинцев и, хлопнув его по плечу, махнул рукой в сторону вышки. Тот снял со спины гранатомет и положил его на плечо. Все отодвинулись в сторону. Гранатомет грохнул, выбросив назад столб пламени, и почти сразу верх вышки вспыхнул, окутался дымом, и потом по барабанным перепонкам ударил звук отдаленного взрыва.Снова побежали. Залегли за последним дощатым забором перед заводской стеной. Здесь взводного спросил какой-то пехотинец (Кейл узнал в нем Сигну):
–Здесь заряд заложен?
–Здесь, вроде,-задыхаясь и кашляя, ответил взводный. Даже эта небольшая пробежка вымотала его.
Грохнуло справа. Еще одна вышка, накренилась: снаряд стукнул в опору. Вышка не упала, но с нее больше не стреляли. Лежали молча-берегли дыхание. Шано протянул Кейлу магазин:
–Возьми.
–Откуда?
–У убитого забрал, бери, у меня есть.
Кейл повертел магазин в руке и, достав клейкую ленту, примотал к винтовке.
Взводный смотрел на часы, сжимая и разжимая пальцы. По рации не переговаривались: приемники мятежников, отнятые у охраны завода, работали на той же частоте.
–Готовься,-хрипло выкрикнул взводный.
Все застыли в напряженном ожидании, не отрывая глаз от стены. Кейл, торопясь, отрывал от винтовки моток ленты, тот не рвался. Достал штык и перерезал. Земля задрожала. Мгновение-и в стене зиял пролом, который заволакивало клубами пыли. Вскочили на ноги и тут же повалились, сбитые ударной волной. Снова встали и помчались к пролому. Сверху барабанили по плечам мелкие бетонные крошки. Добежали. Штурмовики, тяжело и неуклюже полезли по обломкам, проваливаясь в какие-то ямы и кашляя от пыли, лезшей в горло. Кейл одним из последних выбрался на чистое. Взвод уже бежал впереди, стреляя на ходу по окнам пятого этажа в сером кирпичном здании. Оттуда жарили не переставая. Добежали до «мертвой зоны», откуда стрелки уже не могли видеть их, и сразу же прикладами стали вышибать входную дверь. Расщепили один приклад и, матерясь, рванули дверь направленным зарядом. Шано метнул в дверь гранату и заткнул уши. Через десяток секунд забежали внутрь.Кровавые ошметья на стенах и пыль, плотной массой висящая в воздухе. На полу два детских тела, окровавленные и обожженные. В углу, опираясь на локти, ползет человеческий обрубок с оторванной нижней половиной туловища, кровавый фиолетовый клубок внутренностей волочится за ним, пачкаясь в пыли. И ни звука– только скрежет обломка тазовой кости, скребущего по бетонному полу. Шано привалился к дверному косяку и шепчет что-то побелевшими губами. Взводный подскочил к человеку и всадил короткую очередь в затылок. Потом махнул рукой на лестницу:
–Наверх!
Второй этаж. В коридоре двое мятежников устанавливают на полу пулемет. Увидев штурмовиков, тянутся за автоматами. Невыносимо медленно Сигну вскидывает винтовку и стреляет. Один мешком рухнул на пол, где долго вздрагивает и бьется затылком об пол, другой бросает автомат и вскидывает вверх руки, но Сигну снова стреляет. Мятежник, зажимая живот руками, осторожно садится и с глухим стоном валится на бок. Проверили весь этаж, истеричным пинком распахивая двери и дергаясь от малейшего шороха. Никого. Надписи на дверях «Отдел учета и контроля», «Отдел связи».
Третий этаж. Пусто.
Четвертый этаж. Немного расслабились. В одной из комнат наткнулись на нескольких мятежников и замешкались. Те успели секануть из автоматов и выкинуть в коридор гранату. Двое-седоватый помощник командира взвода и тот самый высокий штурмовик, который доказывал Кейлу, что каждый прав по-своему-остались лежать не двигаясь. В комнату ударили из огнемета. Жарко полыхнуло пламя, лопнули от высокой температуры стекла, мятежники дико заорали. Один на четвереньках выкарабкался в коридор и, катаясь по полу, тонко визжал, мучаясь от нестерпимой боли. Его добили и побежали дальше. Сигну тормошил высокого штурмовика и чужим, треснувшим голосом все повторял, как заведенный:
–Вставай, вставай, вставай...
Пятый этаж. Несколько женщин и детей, которых едва не пристрелили, когда они с плачем выскочили в коридор. Матерясь, взводный погнал их к лестнице и получил пулю в рот: одна из женщин выстрелила в него из пистолета. Потом еще стреляла, пуля рикошетом от стены ударила Кейлу в шею, разорвав кожу, и он, падая, вцепился в женщину, выворачивая пистолет из рук, ломая пальцы. Упав, достал штык и в дикой злобе вонзил его под ребра, чувствуя, как горячая волна крови заливает его руки. Женщина дернулась, вся сведенная страшным напряжением мышц и обмякла. Кейл откатился в сторону и лежал, уткнув лицо в пол, и уже не видел, как штурмовики, обезумев, стреляли в женщин и детей, не видел, как Шано в одной из комнат пристрелил пулеметчика, и он повис на стволе тяжелого пулемета, свесив в оконный проем длинные волосатые руки. Не видел, как из главного заводского корпуса, подняв руки и размахивая белыми тряпками, выходили мятежники, а очистившееся небо лениво лило на землю расплавленное мессиво солнечных лучей.
***
Избранные клещом впились в Землю. Корабли на орбите передавали энергию, выработанную солнечными батареями, на наземные комплексы в виде радиоволн. Комплексы вырабатывали залежи железной руды, нефти, погружая в землю многокилометровые щупальца шахт. На заводах непрерывным потоком штамповалась военная техника, вот только с людьми было тяжело. Несмотря на то, что с планеты Избранных непрерывным потоком шли и шли корабли с солдатами, потери были слишком велики. И поэтому пехотинцев заковывали в броню, добавляя сервомеханизмы и обвешивая тяжелым вооружением. И именно поэтому артиллерийские расчеты заменялись автоматическими пушками, пилоты управляли самолетами и танками на расстоянии, сидя где-нибудь в бункере, в нескольких сотнях метров от земной поверхности. Но здесь сыграл роль важный фактор: операторы, сознавая, что они ничем не рискуют, совершали грубейшие ошибки, которые они избежали бы, инстинктивно борясь за свою жизнь. Кроме того, земляне использовали радиопомехи, и из-за сбоев в управлении порой самолеты Избранных, тупо уставив нос в землю, неслись вниз, а танки бессмысленно вращались на месте, становясь легкой добычей для легионеров.
На второй год войны после опустошительных битв, в которых легионеры захватили четверть всех комплексов Избранных, те начали радиопередачи для гражданского населения. По распоряжению Верховного Совета они глушились, но все-таки что-то попадало в эфир. Избранные говорили, что они несут все самое лучшее, что есть у человечества, что земляне должны смириться и преклонить голову перед высшими существами. И как не странно, многим это понравилось, ведь преклонить голову для большинства не так уж и трудно, а тут конец мучительной войне и благоустроенная жизнь, которую обещали Избранные всем, кто присоединится к ним. И многие дрогнули. Приток солдат в Легионы значительно уменьшился, некоторые переходили на сторону Избранных и сражались в их рядах. Но и таких было немного. Остальные предпочитали выжидать. Громче стали звучать голоса о прекращении войны. Легионеры, оскалив зубы, расстреливали любого, кто смел об этом заикнуться, но легионеров оставалось все меньше и меньше. Но самым страшным было то, что земляне были всегда в руках Избранных. Если бы те захотели, они могли бы с легкостью ядерными ударами выжечь всю планету, но это лишало их вторжение всякого смысла. Пепелище им не нужно, ведь именно от него они и бежали двести лет назад. Для землян не могло быть полной победы. Даже полностью выкинув Избранных с планеты, они получили бы несколько сот ядерных боеголовок в качестве мести. И только в войне был единственный смысл существования, потому что капитуляция, для тех кто умеет ненавидеть, невозможна.
***
–Тупость, тупость и еще раз тупость-вот, что самое страшное,-сплевывая на пол, тихо говорил сержант. -Тупость погубила старый мир, и она же погубит и нас.
–Не понимаю,-пожал плечами Шано. -Глупый человек, он же если даже и какую ошибку сделает, так ведь не со зла, а по незнанию. И старый мир погиб по совсем другим причинам.
–Я не про отдельных людей говорю,-пояснил сержант. -Тупость-это что-то вроде заболевания какого. Даже очень начитанный и аналитически мыслящий человек частенько бывает болен этой болезнью. Это бывает от хорошей и сытой жизни или, напротив, от пребывания в слишком тяжелых условиях. То есть, когда мысли человека замыкаются на том, как бы побольше нахапать, попробовать чего-нибудь эдакого, особенного. Работать не надо и как-то не тянет, и работа для таких становится развлечением. Пробудить их может только угроза лишения всех тех материальных благ, которыми они владеют. В случае крайней нужды, когда работа только способ выживания, она становится ненавистной. Единственное желание: все те же материальные блага и поиск дешевых удовольствий.
Кейл осторожно поправил повязку на шее и, свесив голову с верхней койки, посмотрел на сержанта.Тот дышал часто и неглубоко: берег сломанное ребро. Кейл вкрадчиво спросил:
–Так получается сержант, что лучше всего золотая серединка?
–Нет, что ты,-рассмеялся сержант и поморщился от боли в груди.
–Нет,-повторил он.– Я не хочу говорить, что лучше, просто в некотором равновесии между богатством и нуждой рождается больше выдающихся представителей человечества.
–А может быть их рождается больше там потому, что и сама эта прослойка больше по размерам, чем другие две.
–Она была больше...В некоторые времена...А теперь, я думаю, она изрядно потончала. Не так ли?
–Бедность,-сказал Кейл,-вот главный двигатель прогресса. В конце концов, посмотрите, кем мы были после бегства Избранных. Мы были все бедны и, как крысы, шныряли на радиоактивных свалках. Прошло двести лет– и посмотрите на нас!
–Да уж,-издеваясь, протянул сержант,-посмотрите на нас,– и выразительным жестом обвел все вокруг.
Кейл побледнел от бешенства и сузившимися зрачками посмотрел в глаза сержанту. Тот сидел спокойно, лишь слегка напряглись мышцы на бритом затылке. Кейл срывающимся голосом начал:
–Если бы не война...
–А что-если бы не война?-перебил сержант.– Ты деревенский парень, Кейл, ты жизни не видел. Все бедны... все равны...-передразнил он.– В городах, некоторые совсем неплохо устроились, неплохо подгребли под себя. И если бы не война, снова бы кто-то жрал в три глотки и толпу подхалимов кормил, а кто-то подыхал бы, как собака под забором, и дочь его шла бы продаваться за миску супа. Почему-то во время прошлогоднего нашего отступа, в Европу вместо раненых поехали неплохо откормленные и неплохо одетые...гос-по-да,-он выплюнул это слово. Ноздри у него раздувались и глаза смотрели твердо и жестко.
–Ну,ну разошлись,-торопливо вмешался Шано. Вам еще подраться не хватало. Много сволочи развелось в последнее время, никто не спорит, но все будет в порядке, верьте мне,-он улыбнулся широко и открыто.– Мы-то,легионеры, пока живы.
–Да...Пока мы живы...-эхом отозвался сержант.
***
Седьмой Легион отступал. Восьмая дивизия была охвачена танковыми клиньями Избранных, за ними наступала пехота. Бомбардировщики утюжили окруженные войска, редкие самолеты Седьмого Легиона сбрасывали легионерам продовольствие и боеприпасы. После неудачной попытки прорвать окружение, Восьмая дивизия отошла в развалины старого комплекса Избранных и закрепилась там. Через две недели кровопролитных боев она была уничтожена полностью. Только двести одиннадцать тяжелораненых легионеров из семи тысяч были взяты в плен. Обстановка на Восточном фронте резко осложнилась. Седьмая дивизия, выдохшаяся в наступлении, отходила с боями и вскоре оказалось прижатой к побережью, где ее остатки погрузили на морские транспорты и вывезли в тыл. Огромный участок фронта оказался обнаженным. В него хлынули Избранные. Командование лихорадочно бросало им навстречу наспех сколоченные заградительные отряды, плохо вооруженные и неподготовленные. Отряды в двести-триста легионеров вставали на пути танковых колонн и гибли в неравном бою.
На территории, захваченной Избранными, остались десятки тысяч мирных жителей, которые не смогли вовремя эвакуироваться. Впервые Избранные не проводили политику тотального геноцида. Всех оставшихся зарегистрировали и разрешили жить в своих домах.
Радиоволны разнесли эту новость по всему континенту. Многие сломались. Жители, измученные войной, стали ждать прихода Избранных как избавления. Больше не будет бессонных ночей в ожидании авианалета! Больше никто не заберет сына в армию, и не пришлют похоронку со словами соболезнования! Больше не придется отдавать последние крохи голодной армии!
1 2 3 4 5 6
Взводные уже возвращались бегом. Нестройной толпой штурмовики побрели к поселку. Когда дошли до окраины, рассредоточились и перебежками стали продвигаться к заводу. Несколько взводов пошли в обход, к местам закладки зарядов. Застучали пулеметы. Мятежники стреляли из рук вон плохо: пули сшибали листву в садах, били стекла в домах и прошивали хлипкие глинобитные стены, но штурмовиков не задевали. Кейл и Шано бежали в хвосте взвода, добиравшегося до завода кратчайшим путем. Бежали по вымощенным пустым улочкам вдоль изгороди, залезая в неухоженные сады, заросшие пыльной жалкой зеленью, забирались в дома, укрываясь от посвиста пуль. В домах под ногами хрустела какая-то дрянь, в углах густыми комьями висела паутина, вещей не было: эвакуируясь, жители забирали с собой все. С вышек продолжали стрелять. Наконец, пулеметчик нашел нужный прицел, и сразу двое из впереди бежавших упали на землю. Одному пуля пробила голову и, чуть замедлив полет, стукнула другого в грудь, защищенную бронежилетом. Он, забрызганный кровью, ошалело вскочил на ноги и, вытирая лицо, непроизвольно сплевывая и мотая головой, сделал несколько неверных шагов, и сел на землю. Взводный, оглянувшись на него, крикнул:
–Вперед!
Но он все сидел и мотал головой. Взводный догнал одного из пехотинцев и, хлопнув его по плечу, махнул рукой в сторону вышки. Тот снял со спины гранатомет и положил его на плечо. Все отодвинулись в сторону. Гранатомет грохнул, выбросив назад столб пламени, и почти сразу верх вышки вспыхнул, окутался дымом, и потом по барабанным перепонкам ударил звук отдаленного взрыва.Снова побежали. Залегли за последним дощатым забором перед заводской стеной. Здесь взводного спросил какой-то пехотинец (Кейл узнал в нем Сигну):
–Здесь заряд заложен?
–Здесь, вроде,-задыхаясь и кашляя, ответил взводный. Даже эта небольшая пробежка вымотала его.
Грохнуло справа. Еще одна вышка, накренилась: снаряд стукнул в опору. Вышка не упала, но с нее больше не стреляли. Лежали молча-берегли дыхание. Шано протянул Кейлу магазин:
–Возьми.
–Откуда?
–У убитого забрал, бери, у меня есть.
Кейл повертел магазин в руке и, достав клейкую ленту, примотал к винтовке.
Взводный смотрел на часы, сжимая и разжимая пальцы. По рации не переговаривались: приемники мятежников, отнятые у охраны завода, работали на той же частоте.
–Готовься,-хрипло выкрикнул взводный.
Все застыли в напряженном ожидании, не отрывая глаз от стены. Кейл, торопясь, отрывал от винтовки моток ленты, тот не рвался. Достал штык и перерезал. Земля задрожала. Мгновение-и в стене зиял пролом, который заволакивало клубами пыли. Вскочили на ноги и тут же повалились, сбитые ударной волной. Снова встали и помчались к пролому. Сверху барабанили по плечам мелкие бетонные крошки. Добежали. Штурмовики, тяжело и неуклюже полезли по обломкам, проваливаясь в какие-то ямы и кашляя от пыли, лезшей в горло. Кейл одним из последних выбрался на чистое. Взвод уже бежал впереди, стреляя на ходу по окнам пятого этажа в сером кирпичном здании. Оттуда жарили не переставая. Добежали до «мертвой зоны», откуда стрелки уже не могли видеть их, и сразу же прикладами стали вышибать входную дверь. Расщепили один приклад и, матерясь, рванули дверь направленным зарядом. Шано метнул в дверь гранату и заткнул уши. Через десяток секунд забежали внутрь.Кровавые ошметья на стенах и пыль, плотной массой висящая в воздухе. На полу два детских тела, окровавленные и обожженные. В углу, опираясь на локти, ползет человеческий обрубок с оторванной нижней половиной туловища, кровавый фиолетовый клубок внутренностей волочится за ним, пачкаясь в пыли. И ни звука– только скрежет обломка тазовой кости, скребущего по бетонному полу. Шано привалился к дверному косяку и шепчет что-то побелевшими губами. Взводный подскочил к человеку и всадил короткую очередь в затылок. Потом махнул рукой на лестницу:
–Наверх!
Второй этаж. В коридоре двое мятежников устанавливают на полу пулемет. Увидев штурмовиков, тянутся за автоматами. Невыносимо медленно Сигну вскидывает винтовку и стреляет. Один мешком рухнул на пол, где долго вздрагивает и бьется затылком об пол, другой бросает автомат и вскидывает вверх руки, но Сигну снова стреляет. Мятежник, зажимая живот руками, осторожно садится и с глухим стоном валится на бок. Проверили весь этаж, истеричным пинком распахивая двери и дергаясь от малейшего шороха. Никого. Надписи на дверях «Отдел учета и контроля», «Отдел связи».
Третий этаж. Пусто.
Четвертый этаж. Немного расслабились. В одной из комнат наткнулись на нескольких мятежников и замешкались. Те успели секануть из автоматов и выкинуть в коридор гранату. Двое-седоватый помощник командира взвода и тот самый высокий штурмовик, который доказывал Кейлу, что каждый прав по-своему-остались лежать не двигаясь. В комнату ударили из огнемета. Жарко полыхнуло пламя, лопнули от высокой температуры стекла, мятежники дико заорали. Один на четвереньках выкарабкался в коридор и, катаясь по полу, тонко визжал, мучаясь от нестерпимой боли. Его добили и побежали дальше. Сигну тормошил высокого штурмовика и чужим, треснувшим голосом все повторял, как заведенный:
–Вставай, вставай, вставай...
Пятый этаж. Несколько женщин и детей, которых едва не пристрелили, когда они с плачем выскочили в коридор. Матерясь, взводный погнал их к лестнице и получил пулю в рот: одна из женщин выстрелила в него из пистолета. Потом еще стреляла, пуля рикошетом от стены ударила Кейлу в шею, разорвав кожу, и он, падая, вцепился в женщину, выворачивая пистолет из рук, ломая пальцы. Упав, достал штык и в дикой злобе вонзил его под ребра, чувствуя, как горячая волна крови заливает его руки. Женщина дернулась, вся сведенная страшным напряжением мышц и обмякла. Кейл откатился в сторону и лежал, уткнув лицо в пол, и уже не видел, как штурмовики, обезумев, стреляли в женщин и детей, не видел, как Шано в одной из комнат пристрелил пулеметчика, и он повис на стволе тяжелого пулемета, свесив в оконный проем длинные волосатые руки. Не видел, как из главного заводского корпуса, подняв руки и размахивая белыми тряпками, выходили мятежники, а очистившееся небо лениво лило на землю расплавленное мессиво солнечных лучей.
***
Избранные клещом впились в Землю. Корабли на орбите передавали энергию, выработанную солнечными батареями, на наземные комплексы в виде радиоволн. Комплексы вырабатывали залежи железной руды, нефти, погружая в землю многокилометровые щупальца шахт. На заводах непрерывным потоком штамповалась военная техника, вот только с людьми было тяжело. Несмотря на то, что с планеты Избранных непрерывным потоком шли и шли корабли с солдатами, потери были слишком велики. И поэтому пехотинцев заковывали в броню, добавляя сервомеханизмы и обвешивая тяжелым вооружением. И именно поэтому артиллерийские расчеты заменялись автоматическими пушками, пилоты управляли самолетами и танками на расстоянии, сидя где-нибудь в бункере, в нескольких сотнях метров от земной поверхности. Но здесь сыграл роль важный фактор: операторы, сознавая, что они ничем не рискуют, совершали грубейшие ошибки, которые они избежали бы, инстинктивно борясь за свою жизнь. Кроме того, земляне использовали радиопомехи, и из-за сбоев в управлении порой самолеты Избранных, тупо уставив нос в землю, неслись вниз, а танки бессмысленно вращались на месте, становясь легкой добычей для легионеров.
На второй год войны после опустошительных битв, в которых легионеры захватили четверть всех комплексов Избранных, те начали радиопередачи для гражданского населения. По распоряжению Верховного Совета они глушились, но все-таки что-то попадало в эфир. Избранные говорили, что они несут все самое лучшее, что есть у человечества, что земляне должны смириться и преклонить голову перед высшими существами. И как не странно, многим это понравилось, ведь преклонить голову для большинства не так уж и трудно, а тут конец мучительной войне и благоустроенная жизнь, которую обещали Избранные всем, кто присоединится к ним. И многие дрогнули. Приток солдат в Легионы значительно уменьшился, некоторые переходили на сторону Избранных и сражались в их рядах. Но и таких было немного. Остальные предпочитали выжидать. Громче стали звучать голоса о прекращении войны. Легионеры, оскалив зубы, расстреливали любого, кто смел об этом заикнуться, но легионеров оставалось все меньше и меньше. Но самым страшным было то, что земляне были всегда в руках Избранных. Если бы те захотели, они могли бы с легкостью ядерными ударами выжечь всю планету, но это лишало их вторжение всякого смысла. Пепелище им не нужно, ведь именно от него они и бежали двести лет назад. Для землян не могло быть полной победы. Даже полностью выкинув Избранных с планеты, они получили бы несколько сот ядерных боеголовок в качестве мести. И только в войне был единственный смысл существования, потому что капитуляция, для тех кто умеет ненавидеть, невозможна.
***
–Тупость, тупость и еще раз тупость-вот, что самое страшное,-сплевывая на пол, тихо говорил сержант. -Тупость погубила старый мир, и она же погубит и нас.
–Не понимаю,-пожал плечами Шано. -Глупый человек, он же если даже и какую ошибку сделает, так ведь не со зла, а по незнанию. И старый мир погиб по совсем другим причинам.
–Я не про отдельных людей говорю,-пояснил сержант. -Тупость-это что-то вроде заболевания какого. Даже очень начитанный и аналитически мыслящий человек частенько бывает болен этой болезнью. Это бывает от хорошей и сытой жизни или, напротив, от пребывания в слишком тяжелых условиях. То есть, когда мысли человека замыкаются на том, как бы побольше нахапать, попробовать чего-нибудь эдакого, особенного. Работать не надо и как-то не тянет, и работа для таких становится развлечением. Пробудить их может только угроза лишения всех тех материальных благ, которыми они владеют. В случае крайней нужды, когда работа только способ выживания, она становится ненавистной. Единственное желание: все те же материальные блага и поиск дешевых удовольствий.
Кейл осторожно поправил повязку на шее и, свесив голову с верхней койки, посмотрел на сержанта.Тот дышал часто и неглубоко: берег сломанное ребро. Кейл вкрадчиво спросил:
–Так получается сержант, что лучше всего золотая серединка?
–Нет, что ты,-рассмеялся сержант и поморщился от боли в груди.
–Нет,-повторил он.– Я не хочу говорить, что лучше, просто в некотором равновесии между богатством и нуждой рождается больше выдающихся представителей человечества.
–А может быть их рождается больше там потому, что и сама эта прослойка больше по размерам, чем другие две.
–Она была больше...В некоторые времена...А теперь, я думаю, она изрядно потончала. Не так ли?
–Бедность,-сказал Кейл,-вот главный двигатель прогресса. В конце концов, посмотрите, кем мы были после бегства Избранных. Мы были все бедны и, как крысы, шныряли на радиоактивных свалках. Прошло двести лет– и посмотрите на нас!
–Да уж,-издеваясь, протянул сержант,-посмотрите на нас,– и выразительным жестом обвел все вокруг.
Кейл побледнел от бешенства и сузившимися зрачками посмотрел в глаза сержанту. Тот сидел спокойно, лишь слегка напряглись мышцы на бритом затылке. Кейл срывающимся голосом начал:
–Если бы не война...
–А что-если бы не война?-перебил сержант.– Ты деревенский парень, Кейл, ты жизни не видел. Все бедны... все равны...-передразнил он.– В городах, некоторые совсем неплохо устроились, неплохо подгребли под себя. И если бы не война, снова бы кто-то жрал в три глотки и толпу подхалимов кормил, а кто-то подыхал бы, как собака под забором, и дочь его шла бы продаваться за миску супа. Почему-то во время прошлогоднего нашего отступа, в Европу вместо раненых поехали неплохо откормленные и неплохо одетые...гос-по-да,-он выплюнул это слово. Ноздри у него раздувались и глаза смотрели твердо и жестко.
–Ну,ну разошлись,-торопливо вмешался Шано. Вам еще подраться не хватало. Много сволочи развелось в последнее время, никто не спорит, но все будет в порядке, верьте мне,-он улыбнулся широко и открыто.– Мы-то,легионеры, пока живы.
–Да...Пока мы живы...-эхом отозвался сержант.
***
Седьмой Легион отступал. Восьмая дивизия была охвачена танковыми клиньями Избранных, за ними наступала пехота. Бомбардировщики утюжили окруженные войска, редкие самолеты Седьмого Легиона сбрасывали легионерам продовольствие и боеприпасы. После неудачной попытки прорвать окружение, Восьмая дивизия отошла в развалины старого комплекса Избранных и закрепилась там. Через две недели кровопролитных боев она была уничтожена полностью. Только двести одиннадцать тяжелораненых легионеров из семи тысяч были взяты в плен. Обстановка на Восточном фронте резко осложнилась. Седьмая дивизия, выдохшаяся в наступлении, отходила с боями и вскоре оказалось прижатой к побережью, где ее остатки погрузили на морские транспорты и вывезли в тыл. Огромный участок фронта оказался обнаженным. В него хлынули Избранные. Командование лихорадочно бросало им навстречу наспех сколоченные заградительные отряды, плохо вооруженные и неподготовленные. Отряды в двести-триста легионеров вставали на пути танковых колонн и гибли в неравном бою.
На территории, захваченной Избранными, остались десятки тысяч мирных жителей, которые не смогли вовремя эвакуироваться. Впервые Избранные не проводили политику тотального геноцида. Всех оставшихся зарегистрировали и разрешили жить в своих домах.
Радиоволны разнесли эту новость по всему континенту. Многие сломались. Жители, измученные войной, стали ждать прихода Избранных как избавления. Больше не будет бессонных ночей в ожидании авианалета! Больше никто не заберет сына в армию, и не пришлют похоронку со словами соболезнования! Больше не придется отдавать последние крохи голодной армии!
1 2 3 4 5 6