- Поиграем с ним в его игру.
- Так мы же правил не знаем, - возразила Настя. - Как играть, когда правила неизвестны?
- Ну уж как-нибудь. Мы с тобой старые сыскные собаки или кто? Мы и без правил сыграем с этим щенком. Зелен он еще на нас с тобой пасть разевать.
- Он очень умный, Юрка. Он еще пятнадцать лет назад был умнее всех своих сокурсников, вместе взятых. Я его вспомнила, я в его группе занятия вела.
- Умный, говоришь? - хмыкнул Коротков. - Ну и ладно. Умному и проиграть не стыдно. Ты чего сидишь-то без дела? Ты давай кофе наливай, чайник уж вскипел давно.
Настя едва успела разлить кипяток по чашкам, как тренькнул внутренний телефон.
- Иду, Константин Георгиевич, - коротко ответил Юра в трубку.
Попили кофейку, называется...
***
Евгений Леонардович Ионов всегда боялся старости. Вот сколько себя помнил, столько и боялся. В его роду было много долгожителей, одна из прабабушек умерла, когда ему было пятнадцать, вторую он хоронил в двадцать два года. Прадедушки жили чуть поменьше, но все равно он застал в живых обоих и хорошо их помнил. Помнил их старческую беспомощность, слабость, зависимость от детей и внуков, которые должны были ухаживать за ними, терпеть их забывчивость, неопрятность и сенильное слабоумие, в простонародье именуемое старческим маразмом. Помнил, как шушукались взрослые, обреченно вздыхали и ссорились между собой, выясняя, кому ехать в отпуск, а кому оставаться ухаживать за стариками. Он много всякого помнил, и из этих воспоминаний выросло твердое убеждение, что он ни за что на свете не хотел бы оказаться в таком положении, когда уход за ним, даже просто присутствие рядом с ним станет его родным в тягость и они, пусть и не признаваясь в этом, станут с нетерпением ждать, когда же он их наконец освободит от всех этих мучительных и обременительных забот.
Он понял, что помочь могут только деньги. Он не будет заставлять детей и внуков ухаживать за собой, он будет жить один, обязательно один, наймет сиделку, домработницу, кого там еще надо, и в его доме всегда будет чисто, будет пахнуть хорошим свежесваренным кофе и пышными сладкими булочками, и сам он, чисто выбритый, с вымытыми волосами, в брюках, наглаженной сорочке и домашней шелковой куртке, интеллектуально сохранный, мудрый и понимающий, осведомленный обо всех новинках кино и литературы, хорошо разбирающийся в текущей политике, станет тем «папой-дедушкой-прадедушкой», в гости к которому приходят не по принуждению, а с радостью, с удовольствием и, что немаловажно, даже чуть чаще, чем ему хотелось бы.
Вот такой намечтал себе Евгений Леонардович собственную старость и загодя начал закладывать материальный фундамент для осуществления своей мечты. Это не означает, что он превратился в скопидома, засовывающего в чулок каждую копейку, остававшуюся после приобретения самого минимально необходимого. Отнюдь. Лет с сорока он принялся тщательнейшим образом заботиться о своем здоровье, ежегодно проходил диспансерное обследование, чтобы, не дай бог, не упустить какую нито зарождающуюся хворобу, постоянно занимался спортом, плавал, ходил на лыжах, играл в теннис, ежедневно пробегал по утрам пять километров, принимал контрастный душ, раз в неделю непременно парился в бане, строго следуя методическим рекомендациям, чтобы пошло исключительно на пользу здоровью, а никак не во вред. Из спиртного употреблял только красное вино, причем очень хорошее, дорогое, и не более одного стакана в день. Соблюдал режим питания - «поменьше жирного и сладкого, побольше овощей и фруктов», рано ложился спать - «самый полезный для здоровья сон - это часы до полуночи» - и рано вставал, а уж если чем-то заболевал, то лечиться предпочитал народными средствами, «чтобы не засорять организм лишней химией». Понятно, что на такую жизнь тоже требовались деньги, да хоть питание взять: чтобы при советской торговле обеспечить на своем столе разнообразие овощей и фруктов, не гнилых и не мороженых, нужно было постоянно покупать продукты на рынке, а это выходило раз в пять, а то и в десять дороже, чем в магазине. А горнолыжное оборудование? А фирменные теннисные ракетки? А бесконечные взятки медицинским работникам, от которых зависела возможность пройти обследование не в районной поликлинике, а там, где есть новейшая диагностическая аппаратура? Короче, все стоило денег, а уж когда советская власть скончалась и началась власть непонятно какая, но новая, денег на поддержание здоровья стало требоваться еще больше, только теперь на смену слову «взятка» пришли «коммерческие цены». Можно лечиться в самых лучших клиниках, можно проходить обследование на компьютерном томографе, можно покупать лекарства за рубежом, чтобы не нарваться на подделку, можно ежедневно потреблять такие продукты, о которых в прежние времена и не слыхивали. Все можно, только плати.
И Евгений Леонардович платил, не скупясь. Нет ничего дороже здоровья, и никаких денег на это не жалко.
Однако же, чтобы не жалеть денег, надо по крайней мере их иметь, это уж как минимум. И начиная с тридцати лет, с того самого дня, когда он принял судьбоносное решение касательно собственной старости, Ионов зарабатывал деньги, зарабатывал исступленно, самозабвенно, не гнушаясь никакими приработками, в рамках дозволенного, разумеется. Он подчинил этому свою карьеру.
И вот сегодня, в день своего восьмидесятилетия, он впервые понял, что попал в капкан. Все получилось так, как он и задумывал: у него прекрасная квартира, в которой Евгений Леонардович живет один (жена умерла почти десять лет назад), у него машина и нанятый водитель, в любой момент готовый отвезти-привезти, к нему ежедневно приходит домработница, убирает, покупает продукты, готовит, стирает и гладит. Он прекрасно выглядит для своего возраста, одет с иголочки, благоухает дорогой туалетной водой. У него есть личный врач, каждую неделю осматривающий Ионова, снимающий кардиограмму и присылающий к нему на дом разных специалистов (по мере надобности, УЗИ, к примеру, сделать, рентген или взять анализ крови). Есть и массажист, который приходит каждый день, кроме воскресенья. Чувствует себя Евгений Леонардович превосходно, и хотя пять километров уже по утрам не пробегает, но проходит их быстрым энергичным шагом. Дважды в неделю плавает в хорошем бассейне в дорогом спортивном клубе. Дети и внуки не знают с ним никаких забот, он даже не просит их помочь, когда с компьютером что-то не ладится, вызывает спецов из фирмы.
Все получилось так, как задумывалось. И все-таки не получилось. Это Ионов сегодня отчетливо почувствовал
Встал, как обычно, в пять утра, съел сваренную на воде овсянку, выпил кофе и отправился на прогулку по пустым темным улицам, с удовольствием вдыхая пока еще не переполненный выхлопными газами воздух Вернувшись, принял контрастный душ, вымыл голову, съел яйцо всмятку с ломтиком сыра, выпил еще одну чашку кофе, посмотрел новости по телевизору и ровно в половине девятого вышел из дома. Машина уже ждала его возле подъезда.
- С днем рождения, Евгений Леонардович, - весело поприветствовал его водитель, жизнерадостный и неунывающий мужчина средних лет по имени Валера, к которому Ионов обращался не иначе как по имени-отчеству.
- Спасибо, Валерий Иванович.
- Куда едем с утра пораньше?
- В Фонд.
Фонд, куда направился Евгений Леонардович, имел длинное и труднозапоминающееся название, в котором, помимо собственно слова «фонд», имелись еще слова «социальные», «прогнозирование», «исследования» и «последствия», но все сотрудники, в том числе и Ионов, давно уже называли его просто Фондом и никак иначе. Тем более что название примерно раз в два года менялось, становясь все более длинным, сложным и расплывчатым, хотя суть оставалась прежней. Располагался Фонд на двенадцатом этаже многоэтажного, недавно построенного офисного центра Миновав просторный холл на первом этаже, Ионов вставил электронную карту-ключ, прошел через турникет к лифтам и через несколько минут шагал по длинному коридору, привычно читая надписи на табличках. Вот здесь сидят социологи, здесь - математики, здесь - политологи, за этой дверью отдел, где работают аналитики. А вот и его последнее детище, «Отдел комплексных монографических исследований»
Ионову стоило немалого труда убедить руководство Фонда в необходимости таких исследований, и теперь он с особым трепетом следил за работой отдела. Следил... Вот в этот момент впервые и кольнуло. Он только следил за работой, а не руководил ею. Стар? Возраст не тот для руководства? Да бросьте, вон сколько восьмидесятилетних профессоров руководят кафедрами и отделами в академиях и институтах. Впал в немилость? Тоже нет. Его уважают, с ним советуются, его постоянно приглашают консультировать, ни один итоговый документ не выходит из стен Фонда без правок и окончательного одобрения Евгения Леонардовича. Специально для него в свое время, лет эдак пятнадцать назад, в штатное расписание Фонда была введена должность «главного специалиста», это уже потом таких «главных» стало несколько, а в то время он был единственным. Так в чем же дело?
Он сам виноват. Он слишком усердствовал в погоне за деньгами, и когда вставал вопрос, взять ли на себя научное руководство новой темой или выполнить работу по гранту или коммерческий заказ, предпочитал второе. Работа по гранту или коммерческому заказу предполагала либо индивидуальную работу, либо создание временного научного коллектива, который распадался, как только законченное исследование сдавалось заказчику. Если бы он наплевал на деньги, если бы руководил темами, разрабатывающимися постоянными штатными сотрудниками Фонда, его связь с этими сотрудниками оставалась бы крепкой и непрерывной. Евгений Леонардович помнил, как когда-то, много лет назад, они горели новыми идеями, обсуждали их до голодного обморока, забывая про еду и отдых, сидели на работе, не глядя на часы, а порой и оставаясь ночевать в кабинетах, потому что машин еще ни у кого не было, метро уже закрылось, а поймать такси ночью в Москве в конце семидесятых было весьма проблематичным, да и дорого по их-то тогдашней зарплате. Они собирались по выходным у кого-нибудь дома или приезжали на работу, в Академию МВД, чтобы продолжить обсуждения, расчеты, одним словом, мозговой штурм. Каждая новая мысль казалась гениальной, каждая новая формула грозила перерасти в научное супероткрытие... И конечно же, они все дружили, несмотря на разницу в возрасте. Евгению Леонардовичу, самому старшему, к тому времени доктору наук и профессору, было за пятьдесят, самому молодому, Диме Шепелю, - двадцать семь, он только-только закончил аспирантуру и защитил диссертацию в Инженерно-физическом институте. Боже мой, какое было время! И Ионову казалось, что так будет всегда. Он состарится, но не уйдет на покой, будет заниматься наукой, и вокруг него всегда будут ученики, сотрудники, коллеги, и его квартира будет постоянно открыта для них, и они будут приезжать, советоваться, консультироваться, обсуждать результаты исследований, как и прежде, а он, Евгений Леонардович, будет, как и прежде, окружен талантливыми молодыми учеными, учениками и последователями, он останется в самой гуще событий.
А вот не получилось. Что-то пошло не так. И с каждым днем Ионов все отчетливее ощущал пропасть, лежащую между ним и остальными сотрудниками Фонда. Может быть, действительно дело в старости? Мозг уже не так гибок, не так быстро обрабатывает информацию, не поспевает за новыми разработками и открытиями, и он постепенно становится пусть уважаемой (по привычке), главной (по статусу), но все-таки номинальной фигурой. Ах, как хотел бы он вернуть тот день два года назад, когда руководством Фонда был подписан приказ о создании отдела комплексных монографических исследований и замначальника Фонда по научной работе спросил, не хочет ли профессор Ионов возглавить отдел. Сегодня Евгений Леонардович без промедления ответил бы согласием, а тогда он, дурак старый, отказался, потому что буквально за неделю до этого ему предложили руководство проектом по созданию программы борьбы с преступностью для одного из федеральных округов России. За очень хорошие деньги. Проект был рассчитан на полтора года: полгода на разработку самой программы и еще год - авторское сопровождение. Ионов предпочел программу, и руководителем отдела был назначен другой человек. Кстати, бывший ученик самого Ионова.
Евгений Леонардович замедлил шаг перед дверью, за которой находились помещения отдела, посмотрел на часы. Две минуты десятого. В коридорах еще пусто, ни один человек не попался ему навстречу, рабочий день в Фонде официально начинался в десять. Ионов любил приезжать рано, потому что точно знал: в двух-трех отделах наверняка уже сидят научные трудоголики, которым не терпится возобновить прерванную накануне работу. Эти искрящиеся идеями ребята напоминали ему о прошлом, и он с удовольствием включался в обсуждение очередной суперидеи. Но в последние полгода, после окончания заказной работы над программой, он по утрам заходил только в «свой» отдел. «Свой» - потому что он придумал его, разработал концепцию, отстоял перед руководством и считал для себя обязательным постоянно подтверждать нужность и полезность этого подразделения.
Дверь оказалась незапертой, значит, кто-то уже работает. Ионов остановился в квадратном холле с большим, стоящим у окна столом секретаря и обвел глазами четыре двери, прислушиваясь. Уловив, откуда доносятся приглушенные голоса, он мысленно порадовался своему не утратившему остроты слуху и решительно вошел в кабинет. Он не ошибся, именно здесь уже шло бурное обсуждение. Увидев профессора, все замолчали, причем Евгению Леонардовичу показалось, что все трое сотрудников как-то растерялись, словно говорили о чем-то таком, что не предназначалось для его ушей.
- Ой, здрасте, - сдавленно пискнула Верочка, специалист по психологическим аспектам подбора и расстановки кадров, и бросила вороватый взгляд на стоящий в углу кабинета сейф.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8