Маргарет и Питер обменялись несколькими словами, и Маргарет ответила
за них обоих:
- Если мой возлюбленный погибнет, - ее нежный голос задрожал при этих
словах, - все равно мое сердце будет разбито. Пусть я проживу остаток
моих дней, нося его имя, чтобы, зная о моем безысходном горе, никто не
тревожил меня своей любовью. Я хочу остаться его супругой на небесах.
- Хорошо сказано! - заметила королева. - Мы объявляем, что вы будете
обвенчаны в нашем соборе в Севилье накануне того дня, когда маркиз Мо-
релла и сэр Питер Брум встретятся в поединке. Кроме того, чтобы не было
никаких попыток причинить вам зло, - королева посмотрела в сторону Мо-
релла, - вы, сеньора Маргарет, будете моей гостьей до того момента, ког-
да покинете нас, чтобы обвенчаться. Вы же, сэр Питер, вернетесь в
тюрьму, но вы будете пользоваться полной свободой видеть кого пожелаете
и ходить когда и куда захотите, но под нашей защитой, поскольку и на вас
может быть совершено покушение.
Королева умолкла, но неожиданно заговорил король своим резким тонким
голосом:
- Решив вопросы рыцарства и брака, нам остается решить еще один воп-
рос, который я не хотел предоставлять нежным устам нашей королевы. Дело
это касается вечной жизни человеческой души и христианской церкви на
земле. Нам было заявлено, что этот человек, Джон Кастелл, купец из Лон-
дона, - еврей; ради выгоды он всю свою жизнь притворялся христианином и
в качестве такового женился на христианке. Более того: он является нашим
подданным, так как он родился в Испании, и, следовательно, подсуден
гражданским и церковным законам нашего государства.
Король остановился. Маргарет и Питер со страхом смотрели друг на дру-
га. Один только Кастелл стоял неподвижно, хотя он знал лучше, чем
кто-либо из них, что должно последовать за этими словами.
- Мы не судим его, - продолжал король, - у нас нет власти в столь вы-
соких вопросах, но мы обязаны передать его в руки святейшей инквизиции,
чтобы его судили там.
Маргарет громко вскрикнула. Питер оглядывался по сторонам, словно ища
помощи. Никогда в своей жизни он не был так потрясен. Маркиз Морелла
улыбнулся в первый раз за весь день. По крайней мере от одного врага он
освободится. Кастелл же подошел к Маргарет и нежно обнял ее. Затем он
пожал руку Питеру и сказал ему:
- Убей этого вора, - он кивнул в сторону Морелла, - я знаю, что ты
это сделаешь и сделал бы, даже если бы таких, как он, было десять. Будь
хорошим мужем моей девочке, а я знаю, что ты будешь таким, иначе я спро-
шу с тебя там, где нет ни евреев, ни христиан, ни священников, ни коро-
лей. А теперь помолчи и смирись с тем, с чем необходимо смириться, как
делаю это я. Я хочу еще кое-что сказать, прежде чем оставлю вас и этот
мир. Ваши величества, я не оправдываюсь, и, когда меня будет допрашивать
судья инквизиции, их задача будет легка, потому что я не собираюсь ниче-
го скрывать и буду говорить только правду, хотя я буду делать это не из
страха и не из боязни боли. Ваши величества, вы обещали, что эти двое,
достаточно хорошие христиане от рождения, будут обвенчаны. Я хотел бы
спросить вас, может ли мое преступление против религии, в котором меня
обвиняют, разъединить их или нанести им какой-либо ущерб?
- Даю вам слово, - поспешно ответила королева, словно желая опередить
короля, - даю вам слово, Джон Кастелл, что ваше дело, к чему бы вас ни
приговорили, не коснется ни их самих, ни их собственности, - медленно
добавила она.
- Серьезное обещание, - пробормотал король.
- Это мое обещание, - решительно заявила королева, - и я сдержу его
во что бы то ни стало. Эти двое будут обвенчаны, и, если сэр Питер оста-
нется жив, они уедут из Испании в полной безопасности, и никакое новое
обвинение не будет предъявлено им ни одним судом королевства; их также
не будут преследовать или возбуждать против них дела ни в каком другом
государстве ни от нашего имени, ни от имени наших должностных лиц. Пусть
мои слова будут записаны, один экземпляр пусть будет подписан и сохранен
в архивах, а второй передан донне Маргарет.
- Ваше величество, - сказал Кастелл, - я благодарю вас. Теперь, если
я умру, я умру счастливым. Я дерзну сообщить вам, что, если бы вы не
сказали этого, я убил бы себя здесь, на ваших глазах. И еще я хочу вам
сказать, что инквизиция, которую вы учредили, уничтожит Испанию и прев-
ратит ее в прах и тлен.
Он кончил говорить, и, когда смысл его смелых слов дошел до сознания
собравшихся, по толпе придворных пробежал вздох, похожий на испуг. Тем
временем толпа позади Кастелла расступилась, и появились шедшие двумя
рядами монахи с лицами, закрытыми капюшонами, и стража из солдат, - все
они, без сомнения, ожидали здесь заранее. Они подошли к Джону Кастеллу,
дотронулись до его плеча, сомкнулись вокруг него, словно скрыв его от
всего земного, и, окруженный ими, он исчез.
Воспоминания Питера об этом странном дне в Алькасаре навсегда оста-
лись несколько туманными. Это было неудивительно. На протяжении всего
нескольких часов его судили, жизнь его висела на волоске и вдруг его оп-
равдали. Он увидел Бетти, превратившуюся из скромной компаньонки в блис-
тательную и великолепную маркизу, подобно тому как личинка превращается
в бабочку; был свидетелем того, как она выступала против своего супруга,
который обманул ее и которого она обманула в свою очередь, и как она вы-
играла свое дело благодаря находчивости и силе характера.
В качестве ее защитника и защитника Маргарет он вызвал Морелла на по-
единок, и, когда его противник отказался под предлогом различия в зва-
нии, по воле королевы Изабеллы, которой Маргарет рассказала о тайных
притязаниях Морелла, он был неожиданно награжден высоким званием рыцаря
испанского ордена Сант-Яго.
Более того: самое страстное его желание было удовлетворено - он полу-
чил возможность встретиться в честном и равном бою со своим врагом, ко-
торого он справедливо ненавидел, и биться с ним насмерть. Ему было также
обещано, что через несколько дней Маргарет станет его женой, хотя могло
случиться, что она будет носить это имя не больше часа. До тех пор им
обещали безопасность и защиту от предательства и происков Морелла. Им
было также обещано, что в любом случае им нигде и никогда не будет
больше предъявлено никаких обвинений.
И, наконец, когда уже все, казалось, кончилось благополучно, не счи-
тая предстоящего поединка, о котором он, привыкший к подобным вещам,
меньше всего думал, когда в конце концов его чаша, очищенная от грязи и
песка, наполнилась красным вином битвы и любви, когда она была уже почти
у его уст, судьба подменила ее и наполнила отравой и желчью. Кастелл,
отец его невесты, человек, которого он любил, был брошен в подвалы инк-
визиции, откуда - Питер хорошо это знал - он мог выйти только в желтом
балахоне, "переданным в руки светской власти", чтобы погибнуть медленной
и мучительной смертью на костре в Квемадеро, где сжигали еретиков.
Что принесет ему победа над Морелла, если даже небеса дадут ему силу,
чтобы сокрушить своего врага? Что это будет за свадьба, которая окажется
скрепленной и освященной смертью отца невесты на мучительном костре инк-
визиции? Разве смогут они когда-нибудь забыть запах дыма этого костра?
Кастелл - храбрый человек, и никакие мучения не заставят его отречься от
своей веры. Сомнительно даже, станет ли он под пытками отрицать ее, он,
который был крещен своим отцом из соображений безопасности и продолжал
поддерживать этот обман ради своего дела и ради того, чтобы иметь же-
ну-христианку. Нет, Кастелл был обречен, и Питер мог спасти его от инк-
визиции и короля не больше, чем голубь может защитить свое гнездо от го-
лодных ястребов.
О, эта последняя сцена! Никогда в жизни Питер не забудет ее! Огромный
зал с разрисованными арками и мраморными колоннами; лучи полуденного
солнца, падающие сквозь окна и, подобно крови, льющиеся на черные одежды
монахов; душераздирающий крик Маргарет и ее помертвевшее лицо, когда от-
ца оторвали от нее и она в обмороке упала на украшенную драгоценностями
грудь Бетти; жестокая усмешка на губах Морелла; страшная улыбка короля;
жалость в глазах королевы; взволнованный шепот толпы; быстрые, короткие
реплики адвокатов; скрип пера писца, безразличного ко всему, за исключе-
нием своей работы, когда он записывал решения; и над всем этим - прямой,
вызывающий, неподвижный Кастелл, окруженный служителями смерти, удаляю-
щийся в темноту галереи, уходящий в могильный мрак.

ГЛАВА XXIII
ОТЕЦ ЭНРИКЕ И ПЕЧЬ БУЛОЧНИКА
Прошла неделя. Маргарет жила во дворце, Питер дважды был у нее и на-
шел ее в полном отчаянии. Даже то, что они должны быть обвенчаны в сле-
дующую субботу, - день, на который назначен был также поединок между Пи-
тером и Морелла, не доставлял ей ни радости, ни утешения. Ведь на следу-
ющий день, на воскресенье, в Севилье был назначен "акт веры" - аутодафе,
на котором еретики - евреи, мавры и люди, занимавшиеся богохульством, -
должны ответить за свои преступления: одни будут сожжены на костре в
Квемадеро, другие - публично признаются в своих вопиющих грехах перед
тем, как их заточат на пожизненное одиночное заключение, а кое-кого за-
душат, прежде чем их тела будут преданы огню. Было известно, что Джону
Кастеллу предназначена главная роль в этой церемонии.
Маргарет на коленях, в слезах умоляла королеву о милосердии. Но слезы
действовали на сердце королевы не больше, чем вода, капающая на брилли-
ант. Мягкая в других вопросах, в делах, касающихся религии, она станови-
лась хитрой, как лиса, и жестокой, как тигр. Она была даже возмущена по-
ведением Маргарет. Разве мало для нее было сделано? - спросила королева.
Разве она не дала своего королевского слова не предпринимать никаких ша-
гов, чтобы лишить обвиняемого собственности, которая есть у него в Испа-
нии, если он будет признан виновным; разве она не обещала, что никакие
наказания, которые по закону и обычаю падают на детей этих людей, пре-
данных позору, не коснутся Маргарет? Разве Маргарет не будет обвенчана
со своим возлюбленным и, если он останется в живых после поединка, ей не
дадут возможность с почетом уехать вместе с ним и даже не заставят смот-
реть, как ее отец искупит свои преступления? Ведь как хорошая христианка
она должна радоваться, что он получил возможность примирить свою душу с
богом и его судьба станет уроком для других приверженцев его религии.
Может быть, она тоже еретичка?
Королева неистовствовала до тех пор, пока Маргарет, совершенно изму-
ченная, не ушла от нее, задавая себе вопрос, может ли быть справедливой
религия, которая требует от детей, чтобы они доносили на своих родителей
и обрекали их на муки. Где об этом сказано у спасителя или его апосто-
лов? А если об этом не сказано там, то кто это придумал?
- Спаси его! Спаси его! - в отчаянии рыдала Маргарет перед Питером. -
Спаси его или, клянусь тебе, как бы я ни любила тебя и сколько бы ни
считалось, что мы обвенчаны, ты никогда не будешь моим мужем.
- Это несправедливо, - мрачно покачал головой Питер, - ведь не я пе-
редал его в руки этих дьяволов. Скорее всего, это кончится тем, что я
разделю его участь. И все-таки я попытаюсь сделать все, что в человечес-
ких силах.
- Нет, нет! - закричала она в отчаянии. - Не делай ничего, что может
навлечь на тебя опасность!
Но Питер вышел, не ожидая ее ответа. Ночью Питер сидел в потайной
комнатке одной из булочных Севильи. Кроме него, там было несколько чело-
век - отец Энрике, ныне секретарь святейшей инквизиции, одетый как миря-
нин, Инесса, Бернальдес и старый еврей Израэль из Гранады.
- Я привела его сюда, - сказала Инесса, указывая на отца Энрике. - Не
важно, как мне удалось это сделать. Но поверьте, это было довольно рис-
кованно и неприятно. А какая от этого польза?
- Никакой пользы, - нагло заявил отец Энрике, - кроме той, что я по-
ложил в карман десять золотых.
- Тысяча дублонов, если наш друг будет спасен целым и невредимым, -
промолвил Израэль. - О бог мой! Подумай об этом - тысяча дублонов!
Глаза секретаря инквизиции загорелись.
- Они бы мне весьма пригодились, - сказал он, - и ад еще лет десять
свободно может обойтись без одного грязного еврея, но я не знаю, как это
сделать. Я знаю другое: что вас всех ждет его участь. Это страшное прес-
тупление - пытаться подкупить служителя святейшей инквизиции.
Бернальдес побледнел, Израэль стал кусать ногти, но Инесса похлопала
священника по плечу.
- Уж не думаешь ли ты предать нас? - спросила она своим нежным голос-
ком. - Послушай меня, я коечто понимаю в ядах и клянусь тебе, если ты
замыслишь дурное, то не пройдет и недели, как ты в судорогах отправишься
на тот свет и никто не узнает, откуда попал к тебе яд. Или я околдую те-
бя - ведь я недаром прожила дюжину лет среди мавров, - у тебя распухнет
голова, иссохнет тело и ты станешь богохульствовать, не понимая, что го-
воришь, пока тебя с позором не поджарят на костре.
- Околдуешь меня? - отозвался отец Энрике с дрожью. - Ты уже сделала
это, иначе я не был бы здесь.
- Тогда, если ты не хочешь очутиться на том свете раньше срока, -
продолжала Инесса, похлопывая его нежно по плечу, - думай, думай, ищи
выход, верный слуга святейшей инквизиции.
- Тысяча золотых дублонов! Тысяча дублонов! - прокаркал старый Изра-
эль. - Но если ты не сумеешь ничего сделать, то рано или поздно, теперь
или через месяц, - смерть, смерть медленная и жестокая.
Теперь отец Энрике совсем перепугался.
- Вам нечего бояться меня, - хрипло произнес он.
- Я рада, что ты наконец нас понял, друг мой, - прозвучал мягкий,
насмешливый голос Инессы, которая, подобно злому духу, все время стояла
позади монаха. Она опять нежно похлопала его по плечу, на этот раз обна-
женным лезвием кинжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40