Она процитировала: «Ах, как ты молод, как красив, твои глаза сияют счастьем…»
– Стихотворение Шторма, – сухо заметил он, – знаю. Может быть, я в твоих глазах именно таков. Но о себе-то ты ведь не можешь сказать, что якобы ты стара и утомлена.
– Я и не говорю этого.
– Тогда почему же ты не отваживаешься показываться вместе со мной?
– Тут дело не в отваге.
– Нет? Не в ней? Жаль. А то я бы еще мог как-то тебя понять. Тогда назови мне, пожалуйста, истинную причину.
– Извини, я просто об этом не думала. Уже много лет я имею привычку появляться в обществе без спутников. Мне просто в голову не пришло просить тебя о сопровождении.
– Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе, признай это!
– Нет, это не так, – возразила она, мысленно взвешивая, в какой мере его утверждение соответствует истине.
Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе, так что ей пришлось смотреть ему в глаза.
– Значит ли это, что ты в дальнейшем будешь брать меня с собой?
– Если ты так этого хочешь, то да.
– Я настаиваю на этом.
– Ладно, договорились.
Доната поцеловала его в губы и почувствовала, как вновь нарастает в нем волна страсти. Она быстро отстранилась.
– Хватит, хватит, на сегодня достаточно. – Спустила ноги с кровати. – Я тебя покидаю.
– Ну, останься еще со мною, Кисуля! Хоть на пять минут!
Она накинула на плечи свой шелковый домашний халат.
– Нет, нет, Котик! Знаю я эти пять минут! Спи спокойно, и сладких тебе сновидений! – От двери она еще послала ему воздушный поцелуй и выскочила из комнаты.
У нее было такое ощущение, что он ее переиграл. Загнал в угол, так что ей ничего не оставалось, кроме как выполнить его желание. Но с другой стороны, она считала, что он прав. Если он дарит ей свою молодость, не останавливаясь перед разницей в возрасте, то, видимо, имеет право разделять с ней и те привилегии, которыми она пользуется благодаря своим годам и своему положению.
Как и следовало ожидать, Тобиас успешно справлялся с ролью сопровождающего. Она лишь давала ему советы по выбору костюма, в остальном он и сам отлично знал, как себя вести. Он поддерживал ее под локоть, помогая подниматься по ступенькам, никогда не вылезал вперед, никогда не лишал ее возможности стать центром внимания. С ним очень быстро свыклись; во всяком случае, таково было впечатление. Правда, друзья Донаты не предлагали ему перейти на «ты», но и не оставляли его совсем в тени, вовлекая в беседу.
Его считали хорошим, представительным молодым сотрудником Донаты, который счел себя обязанным быть под рукой у этой одинокой женщины. В обществе они вели себя так, что это не выдавало интимности их отношений. Кое-кто, может быть, и предполагал, что они близки, другие полностью это исключали как раз из-за разницы в возрасте. Но всем было понятно, что она охотно появляется в обществе в сопровождении этого интеллигентного, хорошо воспитанного молодого человека.
В Долгую субботу перед последним адвентом они посетили выставку изделий ювелира Эйкельбаума на улице Театинерштрассе. Хотя это был день открытия и присутствовала только приглашенная публика, на выставке царила страшная теснота. Доната не собиралась здесь долго оставаться, ей хотелось лишь показаться в обществе. Но выставленные украшения просто околдовали ее, она не хотела уходить, пока не просмотрит все до конца. Это был единственный случай, когда она, встречая знакомых, ограничивалась лишь улыбкой и кивком головы, следуя за Тобиасом, который прокладывал путь сквозь толпу вдоль витрин.
Один широкий золотой браслет, простой и очень современный, особенно ей понравился.
– Не правда ли, изумительно, а, Тобиас?! – воскликнула она в восторге.
– Разрешишь подарить его тебе на Рождество?
– Только посмей! Если захочу, сама куплю.
– А я где-то читал, что только подаренное украшение доставляет удовольствие.
– Автор этого утверждения не был знаком со мной. А кроме того, я вообще равнодушна к драгоценностям.
– Неправда! Я же вижу, в каком ты восторге.
– Да, потому что браслет очень красив. Ты только посмотри на эту подвеску! Разве это не поэма?
– И тем не менее он, конечно же, ничего интересного для тебя не представляет, – с иронией заметил он.
– Не обязательно иметь все то, что нравится, – уточнила она. – Я, например, люблю некоторые полотна Пикассо, особенно его голубого периода, но никогда не повесила бы ни одно из них у себя в доме, даже если бы могла их приобрести.
– Ну, что ж, может, для меня это к лучшему. А то на подобный подарок ушла бы пара месячных окладов. Принести тебе что-нибудь попить?
– Нет, спасибо. Давай лучше зайдем после выставки во «Францисканер» и выпьем по кружке светлого, согласен?
– С удовольствием.
Закончив обзор выставки, вернее, с трудом пробив себе путь в возникшей на ней давке, они пробрались к выходу и уже на пороге почти столкнулись с Антоном Миттермайером, как раз входившим в вестибюль. «Лев строителей», крупный и тяжеловесный, был в сером пальто с меховым воротником и, наверное, подбитом таким же мехом.
Увидев Донату, он приподнял над головой свой котелок – головной убор, совершенно необычный для Мюнхена, – и произнес с явно преувеличенным восхищением:
– Аа! Сама Доната прекрасная!
Потом сразу же снова нахлобучил котелок на голову, видимо, не желая подставлять северному ветру свою бритую лысину.
– Как приятно встретиться с вами, господин Миттермайер! – ответила она, сияя. – Выставка просто уникальна.
– Но, несмотря на это, вы уже уходите?
– После того как все осмотрели. Может быть, зайду сюда еще раз в более спокойный день.
Миттермайера сопровождала наполовину загороженная его широкой спиной хрупкая и очень молодая девушка, нетерпеливо переминавшаяся во время этого разговора с ноги на ногу.
– Только не суетись, Траудель! – остудил ее нетерпение Миттермайер. – Или хочешь пройти туда без меня?
– Да ведь приглашение-то у тебя, – напомнила девушка и надула губки.
– Ну, тогда подожди! – Он положил руку ей на плечо и подтолкнул вперед. – Перед вами Траудель Ваннингер, девушка, из которой, наверное, может выйти толк. А ты, Траудель, имеешь честь быть представленной госпоже Донате Бек, самому преуспевающему архитектору женского пола во всей Федеративной Республике.
– Очень приятно, – бросила Траудель, на которую Доната не произвела никакого впечатления. Зато она не могла отказать себе в том, чтобы улыбнуться Тобиасу.
– Значит, вы и есть тот удивительный молодой человек, которому удалось вытеснить из фирмы старика Штольце, – то ли констатировал, то ли спросил Миттермайер.
– Это было не совсем так, – поспешно ответила Доната.
– Если бы спросили меня, я бы сказал, что он может оставаться в фирме, – заметил Тобиас.
– Очень великодушно с вашей стороны, – выпятил губы Миттермайер.
– Существовали чисто личные разногласия между мною и Артуром Штольце, с которыми Тобиас Мюллер не имеет ничего общего, – заявила Доната.
Миттермайер поднял пушистые серые брови.
– Вот как?
Траудель, которой было скучно все это слушать, обратилась к Тобиасу:
– Ну, и как вам понравилась выставка?
– Великолепно. Вы будете в восторге.
Миттермайер отвел Донату в сторону, а сам встал между ней и молодыми людьми.
– Могу вас понять, Доната. Молодость всегда хороша, и можно доставить себе удовольствие, попробовав ее на вкус. Но, если разрешите дать вам совет…
– Да, прошу вас! – Доната, которой меньше всего хотелось слушать рекомендации, изобразила на лице такое восхищение, словно она – ребенок до разговора с которым снизошел большой дядя.
– Следите за тем, чтобы не обанкротиться.
– Я пока такой опасности не вижу.
– Доброго старого Штольце вам будет очень недоставать.
Тобиас и Траудель вели оживленную беседу за его спиной.
– Я пыталась его удержать, – заметила Доната, – но ничего нельзя было сделать.
– Просто он уже не в силах выступать в качестве главной тягловой силы.
– Насколько мне помнится, – промолвила Доната, – я никогда его в таком качестве и не рассматривала.
– Так вот, кажется, у него и дома есть свои трудности.
– Правда? Я об этом ничего не знаю.
– Вы все еще очень наивны, Доната.
Доната улыбнулась.
– Вот как? Вы думаете?
– Правда, вы сделали большую карьеру. Подобные успехи часто ведут к переоценке собственных сил.
– Может быть, я действительно склонна к этому, – признала Доната.
– Итак: будьте осторожны!
Молодые за его спиной смеялись. Он резко повернулся лицом к ним.
– Что тут такого смешного?
Траудель хихикнула.
– Господин Мюллер так остроумен, он…
Миттермайер ее прервал:
– Он прирожденный развлекатель, стремящийся к уединению. Так я его себе и представлял.
Улыбка Траудель погасла.
– Но, дэдди, ведь невинная шутка…
– В этом молодом человеке нет ничего такого, что можно назвать невинным. – Он схватил ее под руку. – Пошли! – На входе в ювелирный торговый дом он еще раз обернулся. – Подумайте о том, что я вам сказал, Доната.
Озадаченные Доната и Тобиас остались в вестибюле. Она первая оправилась настолько, что могла говорить.
– Так пойдем пить пиво?
– У меня всякая охота отпала.
– У меня тоже. Значит, едем домой.
При подходе к подземному гаражу им пришлось выдержать сильный порыв ветра.
– Что имеет против меня этот гад? – спросил слегка растерянный Тобиас.
– Мне показалось, что ты слишком откровенно флиртовал с его подружкой. Может, в этом дело?
– Я вовсе не флиртовал с ней, честно тебе говорю. Я лишь попытался чуточку ее развлечь.
– Я же верю тебе, любимый. Действительно, он уже заранее был против тебя предубежден.
– Но почему же?
– Подумай сам!
За разговором они пересекли улицу и подошли к пассажам на площади Макс-Йозеф-Платц, откуда начинался спуск в гараж. Здесь, внутри прохода, было уютнее. Лавки с элегантными товарами на витринах сдерживали порывы ледяного ветра. Люди либо торопились, либо фланировали по проходу, останавливались перед витринами, разглядывая их, либо заходили в лавки. В одном из углов сидел оборванный нищий со шляпой на коленях.
– У тебя есть марка? – спросила Доната.
– Зачем? Он определенно получает пенсию от органов социального обеспечения.
– Да. Конечно. И все же… – Доната остановилась.
– А деньги он все равно пропьет.
– Пусть! Пока и у нас хватает на выпивку.
Тобиас бросил в шляпу монету, которая упала туда со звоном.
Доната потянула его прочь.
– Мне тоже неприятны такие обитатели ночлежек. Ведь у нас, по существу, нет людей, которым только и осталось, что побираться. Но с другой стороны, они все же вызывают у меня угрызения совести. Потому что сами мы так хорошо обеспечены.
– О чем говорил с тобой Миттермайер?
– А, чепуха.
Теперь остановился уже Тобиас.
– Неужели ты не можешь ответить мне нормально? – резко спросил он.
Зеленые глаза Донаты сверкнули.
– Будь добр переменить тон!
Тобиас с явным усилием заговорил тише.
– Этот человек меня оскорбил, а ты, вместо того чтобы меня защитить, просто проглатываешь его хамство. Ты стояла перед ним как школьница и, вместо того чтобы дать ему энергичный отпор, слушала, как он меня поносит, – и не говори, что он этого не делал!
– Миттермайер играет главные роли в строительном деле. Я, правда, еще ни разу не получала от него заказов и, наверное, не получу, но все равно он – важная персона.
– Но это ведь не дает ему права чернить меня.
– Он этого и не делал, любимый.
– А что же он делал?
Она снова двинулась по проходу.
– Он предупреждал меня от таких шагов, которые могут привести к краху фирмы.
Он снова заговорил громче:
– То есть предупреждал, что причиной краха могу стать я, так?
– Тобиас, – ответила она, – я ради тебя испортила отношения с Артуром Штольце. Это совершенно определенно не было твоей виной. Но это произошло. Теперь я не могу ради тебя цапаться еще и с Миттермайером. Наверняка не только ему, но и многим другим ты – или, скажем, наша связь – как бельмо на глазу.
– И что же имеют против меня эти старые хрычи?
– Они именно таковы – старые хрычи. А в тебе они видят молодца, вполне способного увести у них из-под носа пару-другую хорошеньких кошечек-фифочек, на которых им приходится тратить кучу денег, чтобы держать их у себя под крылом. Кроме того, ты посмел очаровать такую зрелую женщину, как я. Они подозревают, что ты грабастаешь монеты за то самое, за что они вынуждены платить.
– Но я же так вовсе не поступаю.
– Да, только им-то это неизвестно.
Они приблизились к отделанному кафелем коридору, ведущему в подвальное помещение, и спустились вниз.
– Ты поставила меня в невыносимое положение, – пожаловался он.
– Я – тебя? – Она невольно рассмеялась.
– Люди подумают, что ты меня содержишь.
– Не подумают, если ты будешь стараться на работе, не станешь ездить на шикарной машине и жить в роскошной квартире на верхнем этаже с выходом на плоскую крышу.
– Ты не понимаешь меня, Доната.
– Понимаю, и очень даже хорошо. Мы оба сидим в одной клетке. Но так ли уж важно, что именно думают о нас другие, раз мы вместе счастливы?
– Мы в состоянии одним махом избавить наши отношения от всяких пересудов. – Они за это время спустились по ступенькам, миновали длинный коридор и подошли к кассовому помещению. – Давай поженимся, Доната!
Она, подняв голову, посмотрела на него. Он стоял перед ней сильный, высокий и молодой, с совсем неуместным для такой наружности выражением беспокойства и решимости на гладком, еще не тронутом возрастом лице. Она опять не смогла удержаться от смеха.
– Что же тут смешного? – обиженно спросил он.
– О, прошу, прошу тебя, не принимай это на свой счет! – Она положила ладони на его предплечья. – Просто мне пришло в голову, что ты уже в третий раз повторяешь свое брачное предложение, но еще ни разу не делал этого в столь прозаической обстановке – перед денежным автоматом кассового помещения подземного гаража. Ну, посмейся же со мной вместе! Ведь есть же у тебя чувство юмора!
Он оставался совершенно серьезным.
– Пусть у меня нет таланта делать тебе предложение в нужный момент и в подходящей обстановке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29