– Не думаю, Голди. Пока вряд ли.
– Вы ведь уже давно спите вместе, пора бы ему вроде и на полупансион переходить.
– Прошу тебя, Голди, не надо иронизировать над моими чувствами.
– Прости, родненькая. – Голди впилась зубами в булочку с замороженной глазурью. – Просто хочу, чтобы ты реально на вещи смотрела. А ты иной раз, как дитя неразумное, все в облаках витаешь.
– Я и есть неразумное дитя, да еще из глухомани.
– Ладно, из глухомани, а он-то кто такой? Ну, доктор Вандерманн, ну, весь мир его знает, так что из того, у него яйца из ушей растут, что ли?
Вот и сердись на Голди, когда по-другому она просто не умеет выразиться.
– В общем вот что, Эллен: он тебя просто не стоит, поняла?
– Спасибо тебе за сочувствие, Голди, только давай прекратим этот разговор.
– Давай, раз ты так хочешь. Только все равно не понимаю, что он резину тянет, красавчик этот твой.
– Много тут всяких причин, уж ты поверь.
– Все ясно, – заключила Голди, одним глотком опустошив полчашки.
Смешная она, Голди, кто же спорит, только иногда Эллен хотелось, чтобы в их разговорах задушевных та чуть сдерживала свою язвительность.
– Ты на всякий случай учти, что тоже не молодеешь, – опять взялась за свое Голди. Как сядет на любимого конька, ее уже не сдвинешь, а любовные неудачи и сложности Эллен – самая для нее богатая тема. – Тридцать четыре, знаешь ли, почти финиш, если, конечно, ты еще мечтаешь о своих детях.
– Не уверена, что нужны мне они, дети то есть. Ну понятно, понятно, какая женщина не хочет детей и так далее, в них одних счастье и тому подобное, только я вот себя совсем в этой роли не представляю: дети, дом в пригороде, ограда штакетником, школьный автобус ровно в полвосьмого… Смешно, но мне кажется, я для всего этого еще недостаточно взрослая.
– Ты недостаточно взрослая, он недостаточно созрел… – Голди покачала головой. – Ладно, ты бы хоть поскорее подыскивала второго жильца, одной-то за квартиру платить куда как сложно.
– Вот это в самую точку, – вздохнула Эллен. – Шарон уже три месяца как съехала. А одной тысячу двести наскрести – это, я тебе скажу, задачка.
– Зато район-то какой – Парк-слоуп… две спальни, две ванные… Да если бы я могла старика своего оставить, завтра бы к тебе перебралась.
Но Эллен уже не слушала, потому что в дверях кафетерия показался Рихард, а рядом с ним Джина – шапочку сняла, распустила до плеч свои рыжие волосы – яркая, ничего не скажешь. Видимо, они обсуждали что-то понятное им одним и забавное, так как оба смеялись.
Голди обернулась.
– Ах вот оно что, прямо как в мультике: Доктор Укол и Кристальная Критина. Ненавижу суку эту рыжую.
Эллен чуть не расхохоталась во все горло. За такие вот замечания она все готова простить Голди.
Тут Рихард заметил их и приветливо помахал рукой. Что-то шепнул Джине на ухо и подошел к их столику.
Голди допила кофе, поднялась.
– Ужасно сожалею, но надо спешить. Нет, нет, мне пора, доктор Вандерманн, бан, бан. – И побежала к выходу, одарив его озорной улыбкой.
– Это о чем она? – поинтересовалась Эллен, не поняв, что тут смешного.
– Да видишь ли, она, когда карту мою заполняла, написала фамилию с одним «н», а теперь хочет показать, что твердо запомнила, как правильно.
Эллен кивнула.
Официантка принесла кофе, посматривая на Рихарда с нескрываемым кокетством.
– Вам ведь черный без сахара, верно?
– Верно. – Он улыбнулся в ответ, демонстрируя свои восхитительные зубы.
– Тебе что, нужно их всех соблазнить? – съязвила Эллен.
– Глупышка. – Рихард прикрыл ладонью ее руку. – Ну как, пришла в себя?
– Кажется, да, только больше меня на такие операции не зови.
Рихард хмыкнул:
– Ладно, зато ты теперь знаешь, что такое моя работа. И вот так каждый день.
– Меня больше интересует, как насчет ночи. – Бросила на него самый обольстительный взгляд Эллен. – Сегодняшней, например.
– Ужасно бы хотел, – со вздохом проговорил он.
– Ну и почему нет?
– Мне сегодня вечером надо лететь в Майами.
– Майами?
– Там ребенок при смерти, и родители как будто соглашаются отдать его сердце, только у них много разных вопросов. Уверен, что смогу их успокоить и убедить.
– А Джина тоже с тобой полетит? – вопрос вырвался у нее непроизвольно.
– Ей за это деньги платят, между прочим. Эллен заставила себя улыбнуться:
– Ну конечно, я понимаю. Удачи вам.
Она вернулась в библиотеку, терзаемая сложными чувствами. Конечно, он замечательный, Рихард, он настоящий чудотворец, умеющий спасать жизни. Только зачем он всюду за собой таскает эту стерву? Эллен глубоко вздохнула, приказывая самой себе: довольно, остановись! Нельзя так опускаться, позволять себе такие мелочные чувства, ведь, в конце концов, есть вещи поважнее ее переживаний из-за того, что эту ночь ей предстоит провести одной.
Досадно, конечно, но не реветь же из-за этого, запершись в четырех стенах. Она заставит себя отвлечься от тяжелых мыслей. В конце концов, она же современная женщина, вот возьмет и отправится одна в кино, развлечется, как умеет. А что, может, и правда?.. Отчего не попробовать?
По пути к метро есть кинотеатр «Плаза». Что там сегодня? Какая-то картина с Марлоном Брандо, а ей ведь так нравится этот актер. Ну конечно, «Последнее танго в Париже». Она давно хотела посмотреть этот фильм. Стало быть, вечер не будет пустым, она проведет его с Брандо.
Глава III
Бен припарковался на Седьмой авеню и пешком дошел до ветхого здания за углом, на котором была вывеска «Плаза», – старый кинотеатр, там идут фильмы не новые, зато самые престижные, причем идут ежедневно, без перерывов. Одно время это было очень модное место – все тогда испытывали ностальгию по недавнему прошлому, но эта пора миновала, и последние годы «Плаза» вынуждена вести тяжкую борьбу с Тедом Тернером, который наводнил рынок ерундой, зато очень броско поданной. Пока что в этой борьбе «Плаза» устояла, однако всюду видны боевые шрамы, вот хотя бы афиша – выцвела, потускнела и вообще напоминает кроссворд с незаполненными клеточками:
М рл н Брандо
в филь
П ЛЕДН Е ТАНГО В П РИЖЕ
Пока была жива Бетти, в кино они почти не ходили. Ее привлекал более изысканный способ проводить время – театр, особенно опера. В порядке компромисса решили обходиться вовсе без развлечений.
А если подумать, в браке много глупого, мелькнуло в голове Бена, и все из-за того, что люди постоянно рядом друг с другом. Надо, чтобы и друзья у них были одни и те же, и привычки одинаковые, и способность, в конце концов, выучиться искусству делать то, чего терпеть не можешь, а все оттого, что вы супруги, по-другому не бывает.
Зато как замечательно, когда оба страстно увлечены чем-то, только чтобы действительно страстно. Вот они, например, оба любили танцевать, в школе участвовали – и потом, когда он вернулся с войны, тоже, даже побеждали – в танцевальных конкурсах. Он, бывало, шутил, что для того и женился на Бетти, чтобы не распался такой замечательный дуэт. А дуэтом они действительно были замечательным. Похоже, на площадке для танцев они провели друг с другом времени больше, чем в постели. Оба они вот это и любили – поехать в ресторан, где хороший оркестр, и танцевать, танцевать до самого закрытия. Потом пооткрывали дискотеки и стало трудно находить местечки, где бы им с Бетти нравилось; даже у Лоренса Уэлка теперь стоял автомат, так что за настоящей музыкой приходилось ехать и ехать десятки миль на юг по штату Нью-Джерси или, наоборот, в горы Кэтскил на севере на какой-нибудь старый курорт.
А потом Бетти стала «скверно себя чувствовать». Они, ясное дело, поначалу не знали, что у нее настоящая болезнь, просто Бетти сделалась невыносимой и часто устраивала скандалы, причем публичные. Время как бы замерло для них на долгие восемь лет, пока она сражалась с демонами слишком страшными, чтобы их можно было себе вообразить, а он беспомощно наблюдал за ней со стороны.
Но теперь все кончилось. Все. Он повторял это снова и снова, чтобы подавить в себе воспоминания и не переживать этот кошмар заново. Бетти больше нет, а он еще жив. И он приказывал себе: не оглядывайся, просто существуй!
– Не проходите мимо своей удачи.
Голос, донесшийся откуда-то снизу, перебил мысли Бена. На тротуаре, привалившись к стене кинотеатра, сидел бородатый мужчина средних лет в истрепанном пальто горохового цвета, тренировочных штанах и кроссовках без шнурков – они были какого-то странного вида, явно не американские. Правую, испачканную в грязи руку он протянул в направлении Бена, зажав в кулаке билетик, а левой поглаживая мышку, высовывавшуюся у него из-за отворота. «Не проходите мимо удачи», – повторил он.
По лицу его блуждала улыбка и выражение было такое… такое… ну как это описать? Доброе? Наверное. Во всяком случае Бен, не удержавшись, улыбнулся ему в ответ.
– И сколько?
– Это как вам совесть велит, – пресерьезно сказал бородач, а потом добавил: – Только уж никак не меньше четвертака.
Бен протянул ему доллар.
Бородач хотел что-то сказать, но тут на него напал мучительный кашель. Он протянул Бену билетик. Там стояло: «Да хранит вас Бог».
– Сколько раз вам говорить, что с кашлем шутки плохи! – послышался строгий женский голос. Обернувшись, Бен увидел, что к ним подходит молодая женщина с веселым выражением лица и смеющимися карими глазами, – неужто она и вправду такая суровая?
– Ах, мисс Эллен, простите меня, – бородач, стало быть, с нею знаком.
– Вы пьете таблетки, которые я вам дала?
– Ну ясно, пью.
– Поймите же, у вас воспаление легких начнется.
– Как-нибудь не начнется.
– Хорошо, Джелло. Увидимся в воскресенье. – Она помахала ему рукой.
Джелло в ответ поднял ладонь.
– Непременно, мисс Эллен.
Что за странные разговоры, черт побери! Бен увидел, что она тоже направилась к окошечку кассы. Наблюдал, как она роется в сумочке.
Нервничает, сразу заметно, причем нервничает все сильнее. «О Господи, – пробормотала она чуть слышно, – доллара не хватает. Только этого еще недоставало сегодня! Ну и денечек выдался».
– Послушайте, мисс, вы задерживаете других, – злобно зашипела прыщавая кассирша. – Берите билет или отойдите.
– Ой, извините, – понурилась она и отступила назад. Бен торопливо просунул в окошечко двадцатидолларовую бумажку:
– Позвольте мне. Видите ли, мне сейчас выпал счастливый билетик…
– Нет-нет, что вы, – вид у нее был смущенный.
– Позвольте, прошу вас. Я не допущу, чтобы вы, как тот ваш друг с мышкой, просили на улице. – Он повернулся к окошку кассы: – Два билета, прошу вас.
– У вас ведь скидка по старости, да? – уточнила девчонка за окошечком.
– Два билета за полную стоимость. – Вид у Бена сделался угрожающим.
– Разумеется, разумеется. Просто хотела выяснить.
– Вот и выяснили, – оборвал ее Бен. Уж пять лет, как для него предусмотрена эта скидка, но он все никак не примирится с тем, что пришло время ею пользоваться, и возмущается всякий раз, как ему об этом напоминают. Один из билетов он протянул своей новой знакомой.
– Спасибо, – сказала она, улыбаясь, и протянула ему руку, – меня зовут Эллен Риччо.
– Бен Джекобс, – представился он, с удивлением отметив, какое у нее твердое пожатие.
Они вошли в зал, и тут Бен не удержался и спросил с любопытством:
– А как вышло, что вы с ним знакомы?
– С кем?
– Да с этим, который продает билетики на углу. – Он через стекло показал ей на бородача, который поднялся, собираясь уходить.
– Ах с Джелло. Ну, он один из тех, кого я регулярно опекаю.
Регулярно? Видно, она из этой службы, которая раздает бездомным лекарства и талоны на обед. Только что-то не похоже, чтобы она в каком-нибудь благотворительном фонде работала, держится не так. Хотя по виду ничего ведь не определишь.
Уже раздвигался занавес перед экраном, когда они нашли свои места где-то в середине зала. Она сказала, что для нее здесь в самый раз. Бен, чуточку поколебавшись, сел в том же ряду, но через два места от нее.
Зал был почти пустой. Сразу за ним сидела парочка – видно, из этих, благополучных, – чавкая, они жевали попкорн, а дальше налево о чем-то возбужденно переговаривались панки, сплошь утянутые в кожу. Но погас свет, и они угомонились.
С самого начала Бена посетило чувство разочарования. «А я думал, это мюзикл», – пробормотал он негромко, но так, что Эллен услышала. Она бросила на него изумленный взгляд. Парочка сзади дружно хмыкнула.
Ему подумалось: «А не уйти ли?» – но тут фильм начал его захватывать. Начало, эта эротическая сцена, когда она приходит на квартиру, просто потрясающее. Такая красивая девушка бродит из комнаты в комнату по пустым апартаментам, и вдруг, бах! и она уже на полу, даже не разделась, а этот, которого она первый раз в жизни видит, залез на нее, и все остальное.
Он покосился на Эллен – само внимание и сосредоточенность, во все глаза смотрит на экран, губа закушена от напряжения.
Панки, увидев голые груди Марии Шнайдер, которая с сильным французским акцентом что-то говорила Марлону Брандо, громко зашикали. Бен вслушивался в эту ее странную речь, что-то вроде: «Я такая кусная, кусная зайка, а ты вольк, да? Такие руки твои сильные».
– Что она сказала? – переспросил Бен у Эллен.
– У тебя такие сильные руки, – громко прошептала она в ответ.
Бен вновь смотрел на экран, где Брандо говорил:
– Это чтобы сильнее тебя раздвинуть.
– А он, он что сказал?
– Чтобы сильнее… э-эм… сильнее ласкать тебя.
Сидевший сзади заржал, рыгнув недожеванным попкорном, и крошки угодили Бену в плечо. Бен пересел на одно место, поближе к Эллен, мельком ему улыбнувшейся и вновь не отрывавшей взгляд от экрана.
А там одна горячая сцена следовала за другой. Но все равно, это уж точно была не порнография. Не так хорошо он в этих делах разбирался, в заумных этих европейских картинах, и тем не менее сразу понял, что никакого секса с извращениями – просто, чтобы пощекотать нервы публике, – тут нет. Может, он чего-то и не улавливал, но ясно было, что фильм серьезный. Очень внимательно вслушивался Бен в слова Брандо, убеждавшего девушку, что никогда ей не найти мужчины, достойного любви: «Ведь тебе нужно, чтобы он опорой был, защищал тебя от всех… чтобы ты не чувствовала себя одинокой на свете… Но, понимаешь, ты ведь и вправду одинока, да, одинока, и тебе от этого чувства не избавиться, пока не увидишь, что уж смерть подступила вплотную… Вот тогда, и не раньше, уж ты поверь, тебе, глядишь, удастся его отыскать»
Мария Шнайдер жалобно пропищала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39