И этот так называемый «разврат» очень сильно на него повлиял. Этого было достаточно, чтобы привлечь внимание КГБ. Он понял, что люди, которые увлекаются западными вещами, неугодны строю.
– Господи, какой бред, – проговорил Вольнов, сбившийся со счета, какой стакан виски он допивает. – Что ж вы вернулись в такой кошмар?
– Странный вопрос. Сейчас-то все с точностью до наоборот. Отец при всех его талантах заводить знакомства не смог стать своим в Америке. Там он – эмигрант, а значит, человек второго сорта. Вернувшись же сюда, он сразу был принят в светской тусовке – его приглашают, всюду зовут на ток-шоу, он даже в кино снимается, играет американцев. К нему относятся с огромным уважением. И все потому, что он из Америки.
– Да, у нас почему-то это вызывает священное почитание. А у вас тоже не сложилось там?
– О нет, у меня все по-другому. Я американка. У меня муж – стопроцентный американец, сын рожден в Америке и при желании может баллотироваться в президенты Соединенных Штатов. Я приехала в Москву потому, что здесь полно свободных ниш. Мой муж – продюсер многих программ на национальном телевидении, а я его форматы продаю здесь. Знаете, какая любимая фраза моего отца?
– Страшно подумать.
– Он любит говорить: «Хотите избавиться от подделок, выбросите все русское на помойку». Россия может изобрести автомобиль? Не может. Россия может изобрести холодильник? Не может. Россия может сделать телевизор или видеоплеер? Не может. Если Россия не может изобрести этих предметов, то она и музыку не может изобрести, не может изобрести ценный телевизионный продукт.
– Знаете что: вы – патриотка своей страны, а я своей. Я за державу в ответе, – сразу протрезвел Вольнов. – И скажу вам, что лично я произвожу очень даже ценный телевизионный продукт, имеющий огромный рейтинг.
– Я знаю. Но ведь вы не изобретали велосипед. Ток-шоу, реалити-шоу – все это наш формат, у нас позаимствовано. А ваш «Судный час» продан вам коллегой моего мужа.
– О, я смотрю, вы там все друг друга знаете. И в курсе всех наших дел. Не думал, что вы смотрите наш канал.
– Я все смотрю. Это моя работа.
– О нет, о работе мне сейчас совсем не хочется говорить, – капризно заявил Вольнов. Мысленно он уже проклинал себя за то, что завел разговор с этой дамой. «Кой черт занес меня в эти дебри? Что за люди эти женщины. Всем что-нибудь надо. Одной ребенка подавай. Эта уже успела замучить своими американизмами и явно хочет мне что-то впарить. Отличная возможность. Никакой защиты, высота одиннадцать тысяч метров без парашюта, а у нее небось наготове целый пакет предложений. Надо держаться от нее подальше».
– А кто говорит о работе? – изумленно спросила Люси. – Вы – мужчина, который вдохновляет совершенно на другие мысли.
– На другие я сейчас совершенно не способен. Что-то многовато сегодня выпил. Пожалуй, можно уже и вздремнуть.
– Самое время. Уже светает, – легко подхватила Люси его предложение. – Надо немного отдохнуть, а то режим собью.
– Какой может быть режим в самолете? – передумав спать, опять заговорил Вольнов после довольно продолжительной паузы. Видимо, до него долго доходило странное заявление американки о каком-то там режиме.
– Режим должен быть везде, – резонно ответила она бодрым голосом. Спать ей не хотелось. – Особенно после самолета. Прилетим, поеду к массажисту, а утром пробежка.
– Да-а, женщины удивительные существа. Выживаемость на грани фантастики. Я бы завтра никуда не побежал, даже если бы меня суд к этому приговорил.
– Выносливость – признак хорошей породы.
– Значит, на ипподроме меня бы забраковали, – усмехнулся Вольнов.
– Главное, что бизнес вас не бракует. Столько лет – и на коне, – без тени лести заметила Люси.
– Бизнес – это, конечно, хорошо. Только вот…
В это время стюардессы стали разносить завтрак, что очень порадовало Вольнова.
– Отлично, а то я уже проголодался. Не кормили часа три или даже четыре.
– Да, так и до голодного обморока недалеко, – засмеялась Люси.
Многие пассажиры спали. У наших героев было такое чувство, что они летят в самолете одни. Приятное ощущение, будто совершают что-то недозволенное, а потому безумно их радующее. Как шкодливые дети, которые, проснувшись посреди ночи, пробрались на кухню, чтобы съесть весь шоколад. Этот ранний завтрак почему-то доставил им обоим огромное удовольствие и дал необычайно радостный настрой.
– Так что именно вы имели в виду, говоря «только вот…»?
– Когда? – не сразу понял Вольнов.
– Ну до того, как мы совершенно безответственно объедались в ночи.
– Секундочку, мы позавтракали. Ужин-то мы отдали врагу. Сделали все как надо. Завтрак схомячили сами.
– Да мы и похожи, наверное, были на двух хомяков. Итак, «только вот…».
– Только вот в трамвае на меня больше не смотрят, – улыбаясь, томно проговорил Вольнов.
– Ах вот почему вы летаете самолетами!
– Именно. Трамваи в Индонезию не ходят. Знаете, это Блок так говорил, когда заметил, что стал стареть. Он ведь с большой любовью относился к своей наружности. Очень ценил. Впрочем, вы вряд ли его знаете. У вас в Америке свои поэты.
– О! Похвально. Все же корни дают о себе знать. Жаль, что не могу принять на свой счет.
– Корни здесь ни при чем. Я училась в Колумбийском университете, и у нас был великолепный профессор по мировой литературе. Русские поэты и писатели читали лекции по русской литературе. Мы прекрасно информированы. Но отчего же такая низкая самооценка?
– Отчего? От времени. От его безжалостной быстротечности. У меня та же беда. Уже не смотрят.
– Я думаю, вы кокетничаете. Вы, несомненно, по трамваям-то не ездите. Все больше на машине самого что ни на есть представительского класса. А в такой машине и бедный Александр Александрович не перестал бы пользоваться успехом, доживи он хоть до восьмидесяти лет.
– Так я вам понравился только из-за машины?
– Кто это вам сказал, что вы мне понравились? – рассмеялась Люси. – А я-то переживала, что у вас низкая самооценка. Какой там…
– Конечно понравился, и самооценка тут ни при чем. Вы провели со мной всю ночь. Мы вместе позавтракали. Вы считаете, что это не повод для знакомства? – В голосе Вольнова появились бархатные нотки.
– И правда всю ночь, – невольно смутилась Люси, что ей на самом деле было не очень свойственно. – Да, что-то я сегодня разговорилась. Вам говорить не хотелось, так я болтала за двоих. Обычно я не так словоохотлива.
– Что ж, как выяснилось, мы остановимся в одном отеле. Все только начинается. Посмотрим, насколько вы объективно себя оцениваете.
– Вы думаете, наша совместная ночь будет иметь продолжение?
– Как честный человек, я просто обязан так думать.
В салоне самолета стало заметно оживленнее. Пассажиры просыпались, прохаживались, разминая затекшие конечности, стюардессы разносили соки, чай, кофе, завтраки. Проснулась и Матильда.
– Я найду вас, – одними губами сказал Вольнов, улыбнувшись Люси, и закрыл глаза, сделав вид, что спит.
Люси улыбнулась в ответ, тоже закрыла глаза и мгновенно провалилась в сон. Очнулась она, лишь почувствовав, как шасси коснулись земли, самолет затрясло, словно телегу на кочках. Эта тряска приятно бодрила после двенадцатичасового перелета. В такие моменты миссис Магвайер физически ощущала, как к ней возвращаются жизненные силы. Она оживала, будто забытый на солнце срезанный цветок, который наконец-то поставили в воду. Сердце, весь полет прижатое к лопатке тяжелой рукой ожидания турбулентности и прочих ужасов, навеянных блокбастерами, начинает радостно биться, хочется вскочить и сразу бежать на свободу, целовать землю от радости возвращения в целости и сохранности.
Люси панически боялась летать, но не признавалась в этом даже самой себе. Летать-то приходилось много и часто. Но каждый раз, садясь в самолет, она испытывала чувство неизмеримой тоски, какую наверняка переживают герои сказок, которых огромные птицы, держа клювом за шиворот, зачем-то перетаскивают через океан. Она чувствовала себя такой же маленькой сказочной героиней, болтающейся в клюве огромного животного. А вдруг тот захочет чихнуть? В томительном ожидании завершения полета воображение подбрасывало все новые и новые вопросы, рисовало жуткие картины. И так всегда.
Люси благодарно взглянула на своего попутчика, который продолжал безмятежно спать. Благодаря ему на этот раз она легко пережила свои страхи, что, правда, никоим образом не уменьшило ее радости от окончания столь долгого перелета.
На этом, казалось бы, дорожное знакомство и закончилось. Когда Люси добралась до отеля, по местному времени было уже шесть часов вечера. В номере решила не задерживаться. Как только принесли багаж, она торопливо раскрыла чемодан, не особо задумываясь, что надеть, взяла первый попавшийся открытый сарафан и легкие босоножки. Быстро приняла душ, оделась и через пять минут уже была в машине, очень быстро доставившей ее в спа-салон на трехчасовой массаж.
В отель Люси вернулась довольно поздно. Есть не хотелось, она взяла в баре свежевыжатый сок и решила посидеть возле бассейна. Из ресторана доносилась приятная музыка, вдалеке слышался шум океана, легкий ветерок смягчал сумасшедшую влажность, давая возможность постепенно привыкнуть к ней и получать удовольствие, ощущая себя буквально как рыба в воде. Люси прикрыла глаза, размышляя о том, что очень редко балует себя. Никак не могла вспомнить, когда вот так просто, безо всякого дела, проводила время. Русские – молодцы, ездят отдыхать каждый раз на две недели, она такого не может себе позволить. Все расписано по минутам…
– Я же сказал, что найду вас, – раздался рядом приятный и уже знакомый баритон. – Я привык держать слово.
Она открыла глаза и увидела своего недавнего попутчика, вальяжно расположившегося в ближайшем к ней шезлонге. Живое воплощение бонвивана и сибарита, любимца публики и женщин, аристократичный, холеный и респектабельный даже в мятом льняном костюме и легких сандалиях, он сидел нога на ногу, с удовольствием попивая что-то явно не безалкогольное.
– Красота! Не правда ли? Обожаю теплые страны, теплое море, океан. В прошлой жизни я, очевидно, был вождем какого-нибудь племени в экваториальной Африке, не иначе.
– Пусть в Африке, но непременно вождем, – улыбнулась Люси.
– Не вождем я просто никак не могу быть, ни в какой жизни.
– Ну конечно, вы же пассионарий, – сделав глоток сока, согласилась американка, входя в накатанную колею путевого разговора, как будто он прервался минут пять назад. Попутчики прекратили его ненадолго в окно посмотреть, а потом стали говорить дальше.
Вольнов никуда не торопился и, видимо, расположился в своем шезлонге надолго. Уловив, что собеседница вполне расположена к продолжительному общению, он подхватил подброшенную ею тему:
– Я – пассионарий? Да Боже сохрани!
– Все лидеры – пассионарии. Все, кто чего-то достиг в жизни.
– Вы шутите. Это вам в Колумбийском университете такое рассказывали?
– Нет, это в вашем шоу-бизнесе так о себе говорят.
– Ну, им простительно. Их дело петь, а не говорить. Все лидеры подобного рода, в том числе и я, тщеславны и амбициозны, а пассионарии – те, кто оставляет след в истории, – совершают деяния, страстно стремясь к достижению своего иллюзорного идеала наперекор всему, иногда даже во вред себе. Большей частью во вред. Так что это не про меня. Мне оттуда, – он показал на небо, – выделена энергия ровно на то, чтобы мог приспособиться к окружающему миру, а не менять его.
– Вообще-то нам рассказывали об этой теории пассионарности, но, видимо, я что-то не поняла.
– Просто сейчас она уже не актуальна. И пассионариев нет, потому что они не нужны. Жизнь прекрасна и удивительна. Смотрите, сколько цветов, через дорогу океан, рядом роскошная женщина. Я не хочу ничего менять в такой жизни. Тем более во вред себе.
– На самом деле у вас другая жизнь, в которой нет океана, но есть люди, которые вас любят.
– Я хочу эту и живу этой жизнью сегодня и сейчас. Кстати, а где ваш супруг? Когда прилетит или он уже здесь? – как бы между прочим поинтересовался Вольнов.
– Увы. Только недавно с ним разговаривала и расстроилась даже. Я зря сюда прилетела. У него в последний момент все поменялось. Ему срочно надо быть в Гонконге. Наши планы рухнули. Трех дней праздника не получится.
– Вы сколько лет вместе? – неожиданно спросил Вольнов.
– Пятнадцать.
– Солидный срок. И для вас побыть вдвоем все еще праздник?
– Представьте себе.
– Похвально, похвально.
– Понимаю, это не в вашем стиле. Вам было бы скучно.
– Ой, право же, вы из меня делаете какого-то маньяка. У меня была, правда, не одна жена на всю жизнь, а две. Не так уж и много.
– Это не считая увлечений?
– Вы думаете, у вашего супруга их, конечно, нет, – подначил Вольнов.
– Я думаю, что у моего супруга они, конечно, есть, но он не ищет новых женщин только из-за того, что ему нужны новые впечатления.
– Понимаю, – перебил ее старый ловелас, – они его сами находят. У меня та же беда. Вы, пожалуй, первая женщина, за которой я сознательно приударяю. Вот искал вас повсюду весь вечер. Обычно ищут меня.
– Ах вы, бедная овечка, – рассмеялась Люси и, немного помолчав, продолжила: – Так, наверное, все мужчины говорят. Вы правы, мой муж не исключение, но он ко мне замечательно относится, и, даже если кто-то у него и появляется, я не знаю об этом.
– Об этом не узнают. Это чувствуют, – тоном старшего наставника заметил Вольнов.
– Ну и прекрасно. Вот я не чувствую.
– Поздравляю, муж вас любит, а легкие увлечения… Они только укрепляют гармоничный брак. Каждый раз он приходит к выводу, что дома ему намного лучше.
– Что значит каждый раз? – возмутилась Люси. – Можно подумать, что он профессиональный плейбой.
– Да у меня и в мыслях такого нет.
– Он деловой человек. Продюсер, режиссер, журналист. Работает по двадцать пять часов в сутки, ведет параллельно несколько проектов, пишет сценарии…
– Сочувствую, – ощущая себя почему-то немного виноватым, проговорил Андрей.
1 2 3 4 5 6