Говорят,
что Пеладжа не только фантастически богата (миллионы миллиардов лир), но и
невероятно могущественна. Тайное общество пользуется этим, чтобы вмешиваться
в личную жизнь множества людей: они устраивают и расстраивают бракосочетания
и помолвки, решают судьбу крупных наследств, организуют одно преступление за
другим.
Лично с вдовой Пеладжа (или Пеласджа?) не знаком никто. Но люди знают,
что именно она всем командует. Никто не видел и тех, кому она отдает
приказания: возможно даже, что они получают их по телефону и сами тоже не
знают ее в лицо. Не исключено, что Пеладжа (или Пеласджа) в действительности
не существует, а за этим именем скрывается акционерное общество
преступников, которых развелось в столице великое множество. Все они связаны
между собой по принципу пирамиды. Я сказал, что приказы Криминальной
Филателии поступают из Парижа, с рю Дрюо. Неверно. Они поступают из Рима,
центр всей организации находится в Риме. Судя по всему, эта организация
швей-надомниц, работающих на вдову Пеладжа (или на акционерное общество,
скрывающееся под этим именем), раскинула свои сети и на Севере, и на Юге, и
ее конечная цель - захват власти в Италии. Что и говорить, Италия - лакомый
кусочек для многих.
Я пытаюсь связать факты и сложить воедино элементы мозаики. Однажды ко
мне в магазин пришла Чиленти (она зарегистрирована у меня как владелица
марки за десять чентезими, выпуска 1862 года) под предлогом, что ей нужна
какая-то ватиканская марка Она слышала, что их уже продают и т.д. и т.п. А
на самом деле она хотела поговорить со мной о Рафаэле Я бы сказал, что она
была вне себя. То есть волновалась, а если и держалась спокойно, то ее
волнение все равно чувствовалось. Еще когда она только начала заглядывать ко
мне в магазин, я ее невзлюбил, но все равно должен был терпеть, так как она
была моей клиенткой - а к клиентам в те времена я еще относился с уважением,
- и я давал ей выговориться, отвечал на ее вопросы. Вечно она находила
какие-нибудь причины для жалоб. В тот день она сказала, что нашла своего
Рафаэля на лестнице с размозженной головой. Рафаэль - это сиамский кот. Мало
ли всего на свете происходит, подумал я, так надо, чтобы случилось еще и
такое - убили кота Чиленти!
Она полагала, что я расчувствуюсь из-за гибели Рафаэля, это я-то, не
терпящий кошек вообще. Кошки распространяют всякую заразу и несчастье тоже,
между прочим, приносят. В прежние времена они были нужны, чтобы ловить
мышей, но сейчас-то мышей можно вывести другими способами. Во время осады
крепостей, когда люди умирали от голода, они съедали кошек, поедавших мышей.
Тогда кошки еще приносили какую-то пользу. Я слышал, что и во время
последней войны кошек ели. Бывали случаи, когда люди поедали даже друг
друга, например где-то на Японских островах.
Жильцы дома написали жалобу. Чиленти жила в хорошем доме, на пьяцца
Адриана. На лестнице остались пятна крови, и уборщица отказалась мыть
ступеньки. Портье тоже отказался - он ужасно боялся крови. Да ведь это же
кровь кота, объясняла ему Чиленти. Портье боялся и кошачьей крови тоже,
вообще всякой крови. Тогда Чиленти взяла мокрую тряпку и сама, собственными
руками, вымыла ступеньки. Ну а труп? Что она сделала с трупом Рафаэля? Что
люди делают, когда подыхает кот? Не оставишь же его разлагаться на дороге? А
когда подыхает собака? Чиленти зашила труп Рафаэля в красный бархатный
мешочек и бросила в Тибр. По-моему, достойное погребение, сказала она. Не
знаю, уж можно ли такое назвать погребением.
Чиленти была вдовой. А что, если бы ее покойного мужа тоже звали
Рафаэлем? Тогда кровь на лестнице не была бы уже кошачьей кровью.
Два дня спустя ко мне пришел Бальдассерони и рассказал, как в одном
ресторане Трастевере он ел поджаренные кукурузные початки. Это такая особая
кукуруза, американская, пояснил он, у нас она не растет, а если и растет, то
плохо, и зерна у нее мелкие. А зерна должны быть крупными, не то, когда их
поджарят, ничего не останется. Собирают такие початки очень рано, в период
молочно-восковой спелости. Молочной? - спросил я. У очень молодой кукурузы
зерна налиты молочком, пояснил Бальдассерони. Ресторан открыли недавно, а
его хозяева - американцы, муж и жена, из бывших посольских работников. Муж
даже книгу какую-то написал, а теперь вот какое занятие себе придумал. В
книге рассказывались всякие закулисные истории из жизни дипломатов. Они
притащили в ресторан древние римские повозки, старые бочки, в общем, все у
них выдержано в типично римском стиле - специально для американских
туристов. Дела их сразу пошли в гору. На площадке перед входом стоят
жаровни, и каждый может подойти и купить себе подрумяненный початок. Купить
может любой прохожий, но Бальдассерони съел початок за столиком, в
ресторане. Вот и отлично, сказал я, дожидаясь, когда он перестанет говорить
о кукурузе. По окончании сезона ее продают в консервированном виде, говорил
Бальдассерони. Берешь банку и помещаешь ее прямо так, не открывая, в кипящую
воду на пять минут, а когда открываешь, кукуруза уже готова к употреблению.
Но есть все-таки разница: кукуруза из банки - отварная, а та, что подают в
ресторане, - поджаренная. Но и ту и другую полагается слегка сдобрить
сливочным маслом и посыпать солью. Консервированная кукуруза дороже, потому
что приходится платить и за упаковку. Интересно. куда клонит Бальдассерони с
этими своими кукурузными початками, думал я. А он вдруг стал задавать мне
вопросы насчет того, где и что ел я. Прямо так и сыпал вопросами, хотя вид
при этом сохранял совершенно невинный. Я занял оборонительную позицию,
отделываясь расплывчатыми ответами, сам себе противоречил, говорил что в
голову взбредет. Я никак не мог взять в толк, куда гнул Бальдассерони,
рассказывая эту историю о кукурузе, но, конечно же, он куда-то гнул Иногда
Бальдассерони внушает мне страх.
Приведу другие странные совпадения. Я узнал, как зовут собаку старухи с
третьего этажа. Ее зовут Фулл. С некоторых пор этот пес стал подходить к
витрине моего магазина: уткнется носом в стекло, поднимет верхнюю губу так,
что становится видна вся десна, и скалится. Что у него на уме - не знаю. Мне
же кажется, что он надо мной смеется. Смотрит на меня и смеется, морща нос и
верхнюю губу. Собакам это не свойственно, говорил я себе, и действительно
были заметно, что долго держать губу приподнятой ему трудно. Через некоторое
время губа начинала дрожать, и, когда Фуллу становилось совсем невмоготу, он
опускал голову, но уже в следующий момент опять демонстрировал мне свою
поднятую губу и оскаленные зубы. У этого старого и немощного пса зубы были
белые-пребелые, острые и крепко сидящие в своих гнездах. Его ухмылка меня
раздражала: как прикажете понимать смеющегося пса? А он действительно
смеялся. Во всяком случае, именно такое было у меня впечатление. Да нет, не
впечатление, а уверенность: он смеялся.
Иногда Фулл подходил к моей витрине три или четыре раза на дню и
задерживался перед ней на несколько минут. Я не знал, что означает его
гримаса - угрозу или насмешку. Во всяком случае, поведение собаки меня
задевало. Я хотел сделать замечание старухе с третьего этажа, но она была
больна и не выходила из дому уже несколько месяцев. Потом я решил выразить
протест привратнице и потребовать, чтобы она поговорила со старухой, но
привратница с некоторых пор избегала встреч со мной и, завидев меня,
отворачивалась, думаю, что из-за того давнего разговора и моего вопроса.
То, что собака подучена, - исключалось. Хозяйка пса, старуха с третьего
этажа, ни разу не заходила ко мне в магазин и марками не интересовалась.
Возможно, это была случайность, не имевшая никакого отношения ко мне лично.
Продолжу разговор о связях и совпадениях. Работника аукциона почтовых
марок, который ежегодно проводится в Кьянчано, зовут Рафаэль, как кота
Чиленти. Я прочел это имя в каталоге аукциона: Рафаэль Сопрано. Должно быть,
он наполовину итальянец. Чиленти ездила в Кьянчано лечить печень, потому что
у нее печень больная, ну, наверное, и ради аукциона тоже, хотя в этом я не
уверен. А если туда ездила не Чиленти, то вполне возможно, что ездил
Бальдассерони, любитель всяких выставок и аукционов, правда, больше
выставок, чем аукционов. Не могу сказать с уверенностью, знаком ли он с этим
Рафаэлем Сопрано, да и спрашивать не хочу, потому что сейчас я подозреваю
его, а потом он начнет подозревать меня.
Мириам любила разглядывать витрины, часто заходила в магазин, просила
показать то, другое, справлялась о цене. Но ничего не покупала, говорила "до
свидания" и уходила. Однажды она зашла в кафе "Гаити Корпорейшн" (теперь у
него другое название) на виа дель Тритоне. Там она увидела банку
консервированных улиток: сами улитки были в банке, а ракушки к ним - в
отдельном пластиковом мешочке. Потом она обратила внимание на коробку в
форме цыпленка: в коробке действительно был целый зажаренный цыпленок,
которого доставили из Америки. И еще высокую банку с тремя кукурузными
початками. Эти американцы все запечатывают в банки, говорила она.
Представляешь, даже кукурузные початки в банке, говорила она. Может, это
какая-то особая кукуруза, замечал я, или даже не кукуруза вовсе, а что-то
похожее на кукурузу. Да нет, понимаешь, там действительно кукурузные
початки, говорила Мириам. На банке нарисован желтый початок с желтыми
зернами и все прочее. И написано по-английски: кукуруза. Мириам знала
английский, потому что делала переводы для ФАО. Больше я не слышал о
кукурузных початках до того момента, когда Бальдассерони стал мне
рассказывать о ресторане в Трастевере. Возможно, это совпадение, но что-то
слишком много становится совпадений, чтобы их можно было считать просто
совпадениями.
Продолжу еще о связях и совпадениях. Бальдассерони время от времени
ходил лить кофе в кафе "Греко" Рассказывали, что кафе "Греко" тоже
модернизировали, как и кафе "Рампольди" на пьяцца ди Спанья. Все были
возмущены, в газетах печатали статью за статьей - уж я-то слежу за прессой.
Бальдассерони был на стороне газет: если уберут мраморные столики и красные
бархатные диваны, говорил он, все будет кончено. Красные бархатные диваны
придавали кафе стиль "антик". С тех пор как кафе модернизировали, в
"Рампольди" больше никто не ходит. Они прогорят, говорил Бальдассерони.
Мешочек, в котором Чиленти бросила труп Рафаэля в Тибр, тоже был из
красного бархата, как диваны в кафе "Греко". В общем, нельзя отрицать связи
между тем, что говорил Бальдассерони, и тем, что мне рассказала Чиленти.
Здание, в котором находится спортзал Фурио Стеллы, тоже принадлежит
Вдове, это мне сказал привратник. Фурио Стелла - убийца, он убил свою жену.
С Мириам я познакомился именно там, у Фурио Стеллы. А я-то, наивный, думал,
что встретил ее случайно.
Когда-нибудь я убью этого пса старухи с третьего этажа. Я убью тебя,
Фулл. Но как освободиться от трупа собаки? Его же не положишь в мусорное
ведро и даже в Тибр так-то просто не выкинешь. И уж, во всяком случае, не
оставишь разлагаться на улице. А Бальдассерони наверняка кое-что известно о
том, как можно освободиться от трупа.
Я чувствую, вокруг меня творится что-то непонятное, но что именно - не
знаю. Даже когда я иду по улице, многие приглядываются ко мне, я себе иду, а
взгляды так и пронзают меня: памм! - и навылет, такие же короткие и точные,
как выстрел. Я пытаюсь выглядеть беспечным, хожу с высоко поднятой головой,
не отвожу глаз и даже первым поднимаю их на встречных, сам пронзаю
неожиданным взглядом тех, кто проходит близко, нападение - лучший вид
защиты, такая техника широко применяется на войне. Но даже с помощью этой
системы я добиваюсь немногого, а если говорить честно, то и вовсе ничего не
добиваюсь. Кто-нибудь, пораженный моим взглядом, останавливается как
вкопанный и спрашивает, что мне нужно. В результате мне же еще приходится
просить прощения.
Опасность я ощущаю на расстоянии, чую ее в воздухе. Волшебство
какое-то. Когда в мой магазин явились эти, из финансовых органов, и перерыли
все мои квитанции, я еще накануне чувствовал что-то и говорил себе: скоро
они явятся, вот они уже здесь. Я не знал, ни кто они, ни что им от меня
надо, чувствовал только, что они явятся с минуты на минуту.
Бальдассерони стал вызывать у меня подозрение с первой же минуты нашего
знакомства. А теперь я вообще боюсь его, мне страшно. Уж не кроется ли под
маской мирного коллекционера с дряблой физиономией, жирной кожей и
бесцветными волосами один из самых страшных убийц нашего века, вроде Адониса
или Анастазии? Бедная Мириам, в чьи руки ты попала, думал я. А чего ты ждал?
говорил я себе. Надо было что-то делать, действовать.
Когда наступит время действовать, говорил я себе, твой удар должен быть
молниеносным. У тебя есть фора: ты-то знаешь о них, а они не знают, что ты
знаешь. Поэтому держись как можно спокойнее, не меняй своих привычек,
копируй себя самого, потому чти любая новая мелочь может вызвать у них
подозрение, а нет ничего хуже подозрений. Так что продолжай продавать марки,
читать газеты, прогуливаться по набережной, терпеть выходки пса старухи с
третьего этажа Убить Фулла было бы ошибкой. Помни, против тебя - одна из
самых могущественных организаций, какие только существовали на свете, ты -
муравьишка, бросивший вызов слону. Чтобы поразить слона, нужно дождаться,
когда он заснет, ведь слоны тоже нуждаются в сне. Когда же он заснет, можешь
нанести ему свои удар, но сначала убедись, что он действительно заснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22