– Теперь, Пупка, можешь рассчитывать не только на утюги, конечно, на академическую мунуминтальную бежево-гризальную живопись тебя не возьмут, но на все остальное можешь смело рассчитывать, можешь спать поспокойнее, – говорил Севашко умиротворенным, довольным голосом.
На бежево-гризальную Пупель никогда и не рассчитывала, честно говоря, ей абсолютно не нравился этот факультет.
Но самое страшное было не в этом.
Самое страшное заключалось в том, что это ей, как это не было грустно, да, ей абсолютно перестал нравиться линейный и тональный академический рисунок. Вот в чем был кошмар и ужас. Она уважала Севашко. Она его, можно сказать, по-своему любила, она понимала, что метода Севашко всесильна, вечна, безупречна, дает результаты, о которых даже нельзя мечтать, применяя какую-нибудь другую методу. Но был в этой чудодейственной методе один недостаток, при всем ее совершенстве, недостаток был.
Мы все учились понемногу в тревогах шумной суеты. Нам дней минувших анекдоты живили юности мечты. Пылай камин, и дум былое вдруг в темноте воскреснет вновь. И это время золотое, и жизнь, где слезы и любовь.

Глава 2

Меркурий символически – проводник через тьму к Свету.
Пупель сидела на диване. Солнце уже зашло, наступили плюшево-голубые сумерки. На небе были наклеены небрежно – оборванные фиолетовые облака. Во дворе лаяла собака, ее лай раздавался раскатистым рокотом. Было ощущение, что собака лает в рупор или в микрофон. Сам лай был довольно ритмичен. Пупель начала прислушиваться. Сначала ей показалось, что собака лает так:
– Кук кав-кезевр гавки-гавкаррр-авсокавщая-савсивня.
Прислушавшись, Пупель поняла, что собака лаяла совсем другое. Та вылаивала конкретную фразу:
– Куда лезешь, гадкий трактор, настоящая свинья!
Пупель с любопытством высунулась в окно и увидела огромный экскаватор, застрявший в воротах, и рядом черную дворнягу. Экскаваторщик и дворняга ругались на чем свет стоит. Экскаваторщик высунулся из кабины и орал на собаку:
– Ты что, мразь, сдохнуть захотела, щас колесом задавлю, идиотка, отвали, тут и так узко, уебывай отсюдова!
Собака вылаивала:
– Тупой урод, сдай назад, припадочный!
Экскаваторщик, видимо, прислушавшись к совету собаки, начал давать назад и благополучно вырулил.
Собака, выдохнув, протявкала:
– Слава богу, дошло до придурка, как такие за руль садятся, представления не имею!
После этой тирады она замолчала, улеглась у ворот, прибрав хвост. Экскаваторщик уехал, на прощание выкрикнув собаке:
– Когда-нибудь тебя переедут, мордожопа злющая!
Собака посмотрела на него с унынием и жалостью и ничего не сказала. Казалось, он ее больше не интересовал.
Пупель еще раз взглянула на всю эту картину, глотнула вонючего дыма, оставшегося от экскаватора, и отошла от окна в изумлении.
– Она пролаяла: «Слава богу, дошло до придурка», – вслух заговорила Пупель. – А кто мне говорил, что животные от людей отличаются тем, что не могут богу молиться?
«Так кто же тебе эту чушь говорил?» – раздался голос из ниоткуда.
Пупель замолчала и начала думать про себя. Думала она примерно так: «Вроде с утра все у меня было нормально, голова не болела, температуры не было, я ничего такого не ела и не пила…»
«А при чем тут еда и питье?» – опять раздался голос.
Теперь Пупель показалось, что кто-то находится сзади. Она резко обернулась.
Никого.
Пупель снова начала думать. Мысли ее проскальзывали отрывками: «Что это? Что это значит? Почему? Откуда? И мысли читает, ну надо же. С чего бы это могло?»
«Да ладно тебе себя мучить», – голос звучал явно.
– А как себя не мучить, если я не понимаю? Сейчас мне кажется, мы с вами уже разговаривали в моем сне, это так?
«Может быть», – ответил голос уклончиво.
– Вы тогда внезапно пропали, и мне стало обидно, все на полдороге оборвалось.
«Но страх прошел, не так ли?»
– Да, – неуверенно проговорила Пупель.
«Тогда почему ты так мнешься?»
– Теперь вместо крестьянина вы ко мне подключились?
«Типа того».
– Интересно! Вы можете когда угодно ко мне подключаться, без моего желания, это называется раздвоение личности или как?
«Этого еще не хватало. Я личность цельная».
– Это я уже начала понимать, но дело в том, что у меня возникают вопросы по поводу цельности моей личности.
«Об этом я ничего пока сказать не могу, мы слишком мало знакомы, чтобы делать такие скоропалительные выводы».
– В прошлую нашу беседу вы не сказали, как вас зовут.
«Не сказал».
– Почему?
«Я не был уверен».
– В чем?
«Что это точно вы».
– А теперь, значит, вы уверены, что это я, и решили продолжить разговор, а обо мне вы, конечно, и не думали. Так вот что я вам скажу. Вы можете сколько угодно рассуждать о том, я это или не я, но меня прошу не беспокоить и в мое жизненное пространство не влезать. До свидания. – Выдохнув эту длинную тираду, Пупель надула губы и села на диван.
«Ни о чем сейчас не буду думать, – решила она. – Просто буду тупо смотреть в потолок, этому назло».
Она принялась окидывать взглядом комнату, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение или дуновение, а может, скольжение легкой тени или еще чего-нибудь. Ничего неестественного не происходило.
Внезапно раздался телефонный звонок. Пупель вздрогнула. Судорожно схватила трубку в надежде, что перезванивает Магда. Это был Марк.
– Пупа, у тебя как в конторе: звоню час – занято, занято, – Марк всегда начинал именно этой фразой.
Пупель успокоилась, расслабилась и отвечала уже как по всегдашнему маслу:
– Ничего подобного, с Магдой пять минут поболтала, больше никто не звонил, я вообще спала, так что это все бред и лепет.
– Я несколько раз набирал, – упирался Марк.
– Значит, не сильно-то ты дозванивался.
Пупель заранее знала весь сценарий, ей стало скучно.
С Марком она общалась без особой радости, но отвращения он у нее не вызывал. Он вошел в ее жизнь в то время, когда ей было ни до чего, и остался по инерции. Иногда Пупель хотелось сказать ему: «До свидания, зачем это все?» И она даже это говорила время от времени, но потом как-то все рассасывалось. Характер у Марка был такой, он звонил как ни в чем не бывало, и все продолжалось.
– Что собираешься делать? – спросил Марк.
– Не знаю еще, думаю.
– У меня приглашение на Арт-Манеж, сегодня открытие, пойдешь?
– В котором часу?
– В семь.
– А сейчас сколько?
– Шесть.
– Надо же, мне казалось, что сейчас часов восемь-девять, темно уже.
– Так ты пойдешь?
– Если сейчас шесть, открытие в семь, то почему бы и нет?
– Что-то не слышу энтузиазма?
– А как я должна? С придыханием промурлыкать в трубку: «Милый Марк, как ты любезен, что соизволил пригласить меня на такое светское мероприятие, теперь я буду чувствовать себя твоей должницей на всю оставшуюся жизнь», так, что ли?
– Нет, можно было сказать просто: «Конечно, я пойду, милый Марк!»
Пупель тяжело вздохнула. Она уже представила себе весь ход беседы: с занудством Марка, с его неинтересными, давно известными шутками, с рассуждениями о том, как Пупель должна себя с ним вести и что должна отвечать на его глупые вопросы.
– Чего вздыхаешь? – загудел Марк. – Разве трудно сказать: «Я с удовольствием пойду, я соскучилась и очень рада буду тебя видеть»?
– Я же это и сказала, по-моему?
– Нет, ты сказала, почему бы и нет, если сейчас шесть, а открытие в семь.
– Так это одно и то же.
– Это не одно и то же, и ты прекрасно понимаешь.
Пупель замолчала. Про себя она начала думать: «А может, послать его к едрене фене? Сказать, что не пойду, пусть надуется, посижу дома, эскизы поделаю, ну его к шуту»?
– Что молчишь? – Голос Марка зазвучал настороженно.
– Да так.
– А мне показалось, что ты расстроилась, я, по-моему, ничего обидного не сказал, и в мыслях у меня ничего такого не было.
– Я же сказала, пойду, сколько можно это мусолить.
– Ты это сказала таким голосом!
– Мне кажется, что тебе охота препираться, чтобы я не успела собраться и чтобы мы не попали на открытие, и ты меня потом бы корил, и вообще, почему ты меня приглашаешь так поздно?
– Я звонил, все время было занято.
«Опять сказка про белого бычка, – подумала Пупель. – Нет, это просто невыносимо!» Потом она быстро прокрутила про себя вечер без похода на выставку: «Посижу с эскизами – неохота как! Потом придется что-то готовить… Нет, лучше схожу!»
– Ладно, где встретимся?! – довольно бодро выпалила она.
– Я могу зайти за тобой.
– Давай лучше там, у Манежа.
– Хорошо, я буду ждать тебя у входа пизпити семь.
– Жди меня бизпити.
– Ну уж нет!
– В человеке не это самое главное.
– Девушку всегда украшают ум и прозрачное платьице.
Эту шутку Пупель слышала от него раз пятьсот, она уже пожалела, что позволила себе расслабиться и ответить на глупость Марка.
«Никогда, никогда этого не надо делать, – подумала она. – Односложные предложения, которые ни в коем случае не предполагают длинных сентенций».
– Значит, у входа, – сказала Пупель, повесила трубку и потащилась на кухню.
«Чаю, что ли, выпить? – подумала она. – Нет, не успею, надо сполоснуться. Что же нацепить-то на себя? Надо было отказаться, посидеть с этими сраными эскизами. Да ладно! Развеюсь, посмотрю на людей, протуснусь, перекусить можно потом в кафешке. Есть хочется, значит, я здорова». Она разделась, включила воду и уже собралась залезть в ванну, как вдруг…
«Конечно, несмотря на то что он чудовищный зануда пойти туда просто необходимо», – прозвучал голос незнакомца прямо у самого ее уха.
– Да что же это такое?! – завопила Пупель, инстинктивно прикрываясь полотенцем. – Это опять вы? Как же вам не стыдно? Я голая в ванне, по-моему, мы уже простились? Вы не могли бы отсюда как-нибудь выйти, мне крайне неудобно стоять в обнаженном виде, сейчас уже вода начнет переливаться.
«Что, слив не работает?» – поинтересовался наглый невидимка.
– Слив работает, а знаете что, если вы так бесцеремонны и я вас все равно не вижу, мне, в общем-то, наплевать. – С этими словами она кинула полотенце на пол и залезла в ванну. Приятная истома охватила ее, вода была теплая и мягкая.
Пупель вытянулась и расслабилась. Чувство умиротворения и покоя охватило ее.
– Раз уж вы все равно здесь, то не затруднит ли вас принести мне с кухни сигаретку и пепельницу, люблю покурить в ванне, – попросила она, – или это нереально?
«Сейчас, – произнес голос. – На кухне, говоришь?»
– Должны быть там.
Пупель лежала и прислушивалась. Ей становилось интересно. Страха она больше не испытывала, чувство острого любопытства охватило ее.
– Ну что, нашли?! – крикнула она.
«Иду, несу», – раздался голос из кухни.
Пупель одним махом выскочила из ванны. В мгновение ока она впорхнула в кухню. Никого. Пупель в растерянности остановилась на пороге и, как сова, начала крутить головой во все стороны. Тишина. Стоять на кухне было холодно и мокро. Она стремглав побежала обратно, услышав, как в ванне включилась вода. На ящичке для белья стояла пепельница, а в ней дымилась зажженная сигарета.
– Вы уже и прикурили мне, как это любезно, – выдохнула Пупель, залезая обратно в ванну.
«И водички тебе горяченькой подбавил, ванна быстро остывает, – произнес голос. – Кстати, пепельница действительно была на кухне, а сигареты в комнате под диваном».
– Как вы это делаете? Вы что, приняли какой-то эликсир и стали невидимкой?
«Можно и так сказать».
– А как еще можно сказать?
«Сказать можно все, что угодно».
– Вы все время иносказаниями говорите, это так нелепо.
«Что же в этом нелепого?»
– Нелепо то, что я голая в ванне перед вами лежу, или сплю, или еще что, и на любой вопрос «почему?» вы отвечаете мне всякими прибаутками.
«Я отвечаю по возможности».
– Как я уже успела заметить, возможности у вас весьма и весьма… Скажите, зачем вам это нужно и почему именно я?
«На какой вопрос ты хочешь получить ответ?»
– Когда я с Марком разговаривала, вы подслушивали?
«Да».
– А когда с Магдой?
«Слушай, ты знаешь, который сейчас час? Валяешься в ванне, куришь, а нам пора на открытие трогать. Ты же сама говорила: без пяти семь, времени у тебя только быстро одеться и выметаться».
– Что значит нам? Марк приглашал только меня! – начала возмущаться Пупель. – Это ни в какие ворота не лезет, мы с вами почти незнакомы!
«Опять ты за свое. Незнакомы? Да мы практически близкие друзья! Разве можно просить незнакомого человека принести сигаретку в ванную, как ты считаешь, Пупель?»
– Вот опять несправедливо получается. Вы знаете, как меня зовут, а я понятия не имею, кто вы…
«С первого взгляда ты мне не показалась такой ужасной занудой. Хочешь знать мое имя, так и говори».
– Так и говорю, – неуверенно пробормотала Пупель.
«Меня зовут Устюг. Давай, вылезай по-быстрому».
Пупель вылезла из ванны, наспех вытерлась мокрым полотенцем и побежала одеваться.
– Черные брюки и серую кофту, – по привычке начала рассуждать она вслух.
«Ее же моль съела», – раздался голос.
– Ну да, эта мерзота весь мой гардероб покоцала, – механически ответила Пупель.
Потом она спохватилась и уже хотела задать вопрос невидимому Устюгу, но он не дал ей ничего сказать, сделав дельное предложение:
«Терракотовую, кстати, она не такая мятая».
– Да, да.
Пупель в мгновенье была одета.
«Вот это мне нравится, – сказал Устюг. – Быстрота сборов меня всегда радует. Надо уметь моментально одеваться».
– И раздеваться? – съехидничала Пупель.
«Напротив, раздеваться нужно не торопясь, аккуратно складывая одежду».
– Ты прямо как моя мама, – сказала Пупель.
«Ну, наконец-то!!!» – воскликнул Устюг.
– Что такое?
«Теперь мы уже на ты, не прошло и нескольких часов, как это трогательно».
– Это у меня случайно вырвалось, – начала оправдываться Пупель.
1 2 3 4 5