Пока удавалось двигаться без шума.
Это имело большое значение. Но минут через десять я начал всерьез тревожиться, не сбился ли с пути. Внезапно через просветы деревьев и пелену дождевых капель, стекающих с листвы дуба, мне вдруг показалось, что вижу мерцающий свет. Он вспыхнул и погас. Возможно, мне это только показалось, хотя никогда не страдал избытком воображения. Я замедлил движения, надвинул на лоб шляпу и поднял воротник плаща, чтобы лицо и шея не выделялись светлым пятном в окружающем меня мраке и не выдали моего присутствия. Что же касается шуршания тяжелого дождевика, то его никто бы не услышал в полутора метрах от меня.
Я проклинал испанский бородатый мох, длинные липкие плети которого лезли в лицо и мешали видеть. Из-за этого проклятого мха был вынужден то и дело закрывать глаза, хотя ни в коем случае не должен был делать этого. Постоянное моргание настолько утомило зрение, что я готов был встать на четвереньки и ползти на всех своих четырех опорах. Возможно, и встал бы, но меня удержала мысль, что тогда шуршание дождевика выдаст меня.
Потом в десяти метрах от себя я снова увидел мерцающий свет, но этот свет был направлен не туда, где стоял я, а в землю. Пришлось сделать пару быстрых бесшумных шагов вперед, чтобы определить источник света и зачем его включили. Тут я обнаружил, что абсолютно точно ориентируюсь в темноте. Рядом с кухней был огород, окруженный деревянной оградой, сверху которой шла проволока. Сделав полшага, уткнулся в эту ограду. Верхняя проволока заскрипела, как давно не смазанная дверь заброшенной подземной темницы.
Кто-то внезапно вскрикнул, снова зажегся свет. Потом наступило короткое затишье и снова вспыхнул свет, но блуждающий луч был теперь направлен не к земле, а на огород. Человек, державший в руке фонарик, видимо, очень нервничал, так как не мог сообразить, откуда послышался звук. Если бы он правильно сориентировался, то направленный твердой рукой свет фонарика через три секунды обнаружил бы меня. Фонарик то гас, то загорался, блуждая по огороду, но я успел вовремя и бесшумно сделать шаг назад. Всего один шаг. На то, чтобы сделать еще хотя бы один, у меня не было времени. Надо было скорее спрятаться за ближайший дуб. Я слился с деревом, так тесно прижавшись к нему, словно хотел свалить. Никогда в жизни еще так не хотел, чтобы в руке был пистолет.
– Дай сюда фонарь, – холодный спокойный голос принадлежал явно Ройялу. Луч фонаря снова начал блуждать по саду и потом снова уткнулся в землю. – Продолжайте. Работайте.
– Но мне показалось, мистер Ройял, – это был Лэрри, его тонкий, возбужденный шепот. – Посмотрите туда. Я знаю. Я совершенно точно слышал…
– Я тоже слышал. Ничего, все в порядке, – такой голос, как у Ройяла, в котором было столько же тепла, как в куске льда, вряд ли мог успокоить кого-либо, и все же он, несмотря на то, что забота о человеке была противна его натуре, попытался успокоить Лэрри. – В лесу, да еще в темноте, всегда много всяких звуков. День был жаркий, ночью шел холодный дождь, и он мог сбить на землю какие-то засохшие ветки с деревьев. Вот тебе и шум. Хватит разглагольствовать. Давай работай. Может, ты решил проторчать всю ночь на этом проклятом дожде?
– Послушайте, мистер Ройял, – шепот из возбужденного превратился в отчаянный. – Я не ошибся. Честное слово, я не ошибся. Я слышал…
– Уж не перебрал ли ты сегодня? – резко прервал его Ройял. Попытка казаться хотя бы минуту добрым привела его в ярость. – И как только меня угораздило связаться с проклятым наркоманом, вроде тебя. Заткнись и работай.
Лэрри замолчал. Меня заинтересовали слова Ройяла, заинтересовали с тех самых пор, как увидел его в обществе Лэрри. Поведение Лэрри и тот факт, что его допустили к совместным делам генерала и Вилэнда, вольности, которые он позволял себе, а самое главное – его присутствие в доме генерала сразу же насторожили меня. Крупные преступные организации ставят целью получить огромные барыши, а если банда охотится за целым состоянием, то подбирает людей так же продуманно и тщательно, как и крупные корпорации своих служащих. Преступные организации подбирают людей даже еще более тщательно, потому что одна досадная ошибка в выборе, один опрометчивый шаг, одно неосторожное слово могут оказаться для преступной организации пагубными, в то время как крупную корпорацию подобное никогда не приведет к полному краху. Крупные преступления – дело весьма серьезное, и большие преступники должны быть прежде всего крупными бизнесменами, ведущими свои противозаконные дела с величайшей осторожностью и со скрупулезным соблюдением административной осмотрительности. Они вынуждены быть более осторожными, чем люди, послушные закону. И если что-то идет не так гладко, как им хотелось бы, считают необходимым убрать соперников или людей, представляющих опасность для их спокойного и безбедного существования. Они безжалостно убирают ненужных людей со своей дороги, поручая их уничтожение таким бесстрастным и вежливым людям, как Ройял. Лэрри так же опасен для них, как зажженная спичка, брошенная в пороховой склад.
Теперь я хорошо разглядел: в огороде были Ройял, Лэрри и дворецкий. Видимо, круг обязанностей дворецкого гораздо шире, чем требуют от людей его профессии в первоклассных загородных имениях Англии. Лэрри и дворецкий усердно орудовали лопатами. Вначале я решил, что они роют яму, так как Ройял прикрывал рукой фонарик, чтобы уменьшить свет, хотя даже в десяти метрах при таком дожде было трудно разглядеть что-либо. Мало-помалу, доверяя скорее слуху, чем зрению, понял, что они не роют, а засыпают яму. Я улыбнулся в темноте. Можно было поклясться, что они зарывают в землю что-то очень ценное, что пролежит в земле не очень долго. Огород, окружающий кухню, едва ли идеальное место для длительного хранения зарытого в землю клада.
Минуты через три работа закончилась. Кто-то заровнял граблями землю. Я решил, что они выкопали яму на недавно перекопанной грядке с овощами и хотели скрыть следы своей работы. Потом они вошли в сарай, находящийся в нескольких метрах от ямы, и оставили там лопаты и грабли. Тихо разговаривая, вышли. Впереди с фонарем в руке шел Ройял. Если бы я продолжал стоять на одном и том же месте, они прошли бы в пяти метрах от меня, но пока они находились в сарае, я успел на несколько метров углубиться в лес и спрятался в большом дупле дуба. Они направились к аллее, ведущей к дому, и я слышал их тихие голоса, хотя не разбирал слов. Потом их голоса стали еще тише и, наконец, совсем смолкли. Луч света осветил террасу, открылась дверь в дом, а потом захлопнулась. Ее заперли на задвижку. Воцарилась тишина.
Я не двигался. Дыхание было ровным и легким. Дождь пошел с удвоенной силой. Листва дуба укрывала меня от дождя с таким же успехом, как зонтик из марли. Но я не двигался… Дождь попадал под плащ и костюм, стекал по моей спине и ногам. Но я не двигался. Вода стекала по моей груди, заливая ботинки, но я не двигался. Уровень воды у меня под ногами уже достиг щиколоток, но я не двигался и стоял на одном и том же месте, представляя собой статую, вырубленную из куска льда, а вернее – из материала, который был гораздо холоднее льда. Руки онемели, ноги замерзли, и безудержная дрожь колотила все тело. Я дрожал, как в лихорадке, и отдал бы все на свете, только бы подвигаться и хоть немного согреться. Но я не двигался. Двигались только мои глаза.
Теперь слух был бессилен помочь. Ветер, усиливаясь, свистел в ушах, вершины деревьев под его порывами раскачивались и шелестели, а с листвы падали тяжелые капли дождя. Даже если бы кто-то, ничего не опасаясь, беззаботно шел в трех метрах от меня, шагов я не услышал бы. Так простоял минут сорок пять. Мое зрение адаптировалось к темноте, и внезапно в десяти метрах от себя я уловил какое-то движение.
Я уловил это движение, хотя его никоим образом нельзя было назвать неосторожным. Кто-то целеустремленно шел вперед. Внезапный яростный порыв ветра и дождя привел к тому, что терпение тени, появившейся из-под укрытия ближайшего дерева, кончилось, и она стала бесшумно подниматься по аллее, ведущей к дому. Если бы я не сосредоточил свое внимание на этой тени, уставившись в темноту воспаленными, напряженными глазами, то наверняка пропустил бы ее, так как шагов не слышал. Но я не пропустил ее, эту тень, движущуюся бесшумно, как и положено тени. Крадущийся в темноте человек был смертельно опасен. Это был Ройял. Слова, которые он произнес, чтобы успокоить Лэрри, были блефом, рассчитанным на то, что их услышит притаившийся в саду. Ройял тоже, конечно, слышал шум и насторожился. Но он, видимо, все же сомневался, что в сад проник посторонний. Если бы Ройял был уверен в этом, он оставался бы в доме всю ночь, ожидая момента, чтобы нанести удар. Этот удар должен быть неожиданным. Я подумал, что произошло бы, если я вместо того, чтобы оставаться под укрытием деревьев, вышел бы в сад при кухне после того, как эта троица удалилась, взял бы лопату и начал бы раскопки. И меня затрясло еще сильнее. Я словно бы видел себя, видел, как я наклонился над засыпанной ямой, видел, как ко мне подкрался Ройял, и видел пулю, всего одну медно-никелевую маленькую пулю, выпущенную из револьвера 22-го калибра и вонзившуюся мне в затылок.
И все же я знал, что должен войти в сарай, взять лопату и расследовать, что произошло. Сейчас для этого было самое подходящее время. Потоки дождя, темная, как могила, ночь. Ройял едва ли явится в сад снова, хотя я не мог побиться об заклад, что этот человек с проницательным дьявольским умом не придет сюда вторично. Если он решит выйти в огород, то яркий свет, включенный в доме, и темнота снаружи дадут мне минут десять: за это время глаза его адаптируются к темноте, и можно будет двигаться. Было очевидно, что фонарем не воспользоваться: если он считает, что в огород проник посторонний, который видел, как они что-то закапывали, но стоял, притаившись, Ройял расценит этого постороннего как человека осторожного и жестокого и не воспользуется фонарем хотя бы по той причине, что может стать мишенью и получить пулю в спину. Ведь Ройял не знает, что человек, спрятавшийся в саду, безоружен.
Десяти минут мне вполне хватит на то, чтобы все разведать. Любое захоронение в огороде – дело сугубо временное. Ни Лэрри, ни дворецкий не похожи на людей, которым доставляет удовольствие орудовать лопатой, и яма, которую они вырыли, ни на один сантиметр не будет глубже, чем этого требует необходимость. Я оказался прав. Нашел в сарае лопату, а потом место в огороде, где копали яму. С той минуты, как я вошел через калитку, до той минуты, когда отбросил два-три сантиметра земли с поверхности белого из сосновых досок ящика, прошло не более пяти минут. Дождь, барабанящий по моей согнутой спине и по крышке ящика, был таким сильным, что через минуту крышка отмылась до белизны, и на ней не осталось никаких следов земли. Ящик лежал под небольшим углом, и грязная вода стекала с него. Я осторожно включил фонарик и осветил крышку. Ни имени, ни названия, которые дали бы мне какое-то представление о содержимом ящика. На концах ящика – деревянные, обмотанные веревками ручки. Я ухватился за одну из ручек и попытался приподнять ящик. Он был длиной более полутора метров и такой тяжелый, словно набит кирпичами. И все же я мог бы сдвинуть ящик с места, если бы его не засосала тяжелая влажная земля, в которую все глубже погружались мои сползшие в яму ботинки.
Я снова включил фонарик, отрегулировав его так, чтобы пятно света было меньше двухцентовой монеты, и стал внимательно обследовать крышку. На ней не было никаких металлических замков, никаких винтов с гайками. Единственное, что мешало открыть крышку ящика, пара гвоздей с каждой ее стороны. Я сунул лезвие лопаты под крышку. Гвозди жалобно заскрипели, словно протестуя. Но обращать внимание на этот протест не было возможности. Я приподнял крышку на несколько сантиметров и посветил.
Даже мертвый, Яблонский все еще улыбался. Улыбка была кривой и натянутой. Как им удалось заставить самого Яблонского, осторожного и хитрого, втиснуться в этот узкий Ящик, было для меня загадкой. Направив на его лицо свет фонарика, разглядел крохотное отверстие на переносице. Такое отверстие оставляет пуля в медно-никелевой оболочке. Пуля из автомата 22-го калибра.
Прошлой ночью я дважды вспоминал Яблонского и думал, что он мирно спит в своей комнате, когда я мокну под проливным дождем. Он действительно спал уже несколько часов: тело холодное, как мрамор.
Я не стал проверять его карманы, Ройял и Вилэнд наверняка сделали это до меня. Кроме того, я знал, что Яблонский не носит при себе ничего, что могло бы изобличить его и указать на истинную причину проникновения в дом генерала, ничего, что могло бы выдать меня и дать повод ткнуть в меня пальцем.
Стерев с мертвого лица дождевые капли, я опустил крышку ящика, поставил гвозди на их места и тихо, без лишнего шума, забил их рукояткой лопаты. Потом углубил яму, забросал могилу землей и заровнял землю граблями. Ройялу крупно повезло, что он не встретился со мной в эту минуту.
Поставив лопату и грабли в сарай, я направился к сторожке.
Свет у черного входа в сторожку не горел. Я нашел дверь и два окна, находящихся на одном уровне с поверхностью земли. Сторожка была одноэтажной. Дверь и окна заперты, чего и следовало ожидать. В подобном месте все и всегда будет на запоре.
Правда, гараж был открыт. Наверное, только сумасшедший попытался бы угнать два «роллс-ройса»: через управляемые электротоком ворота выезд машин абсолютно исключался. Гараж отлично экипирован и соответствовал стоящим в нем машинам: полка с инструментами и оборудованием была мечтой автомобилиста, верного девизу «Сделай все сам».
Мне пришлось сломать пару отличных деревянных зубил, но зато ровно через минуту шпингалеты на одном из окон открылись.
Непохоже, чтобы сторожка была оборудована сигнализацией против взлома, а рамы окон – устройствами против проникновения воров. И все же я решил не рисковать и, потянув верхнее окно вниз, пролез внутрь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41