Так что пускай сотрудники тоже ходят в солярий, кайфуют в инфракрасной сауне, дышат хвоей и грототерапией, пьют кислородный коктейль стаканами вместе с администрацией вуза — им теперь не жалко. На это сообщение в большой перерыв положительно отреагировали почти все преподаватели, у которых было окно третьей парой. В солярий из-за большого наплыва они не попали, но хвоей и солью какой-то надышаться успели, да и кислородный коктейль тоже урвать удалось.
Из разных мест в тот день звонили. Доценту Поляковой Н. Г. позвонили из ЖРП N14 «Комфорт» и сообщили, что очень они ошиблись в тот раз, когда она пять часов в очереди простояла, а они ей в компенсации на оплату жилья отказали. Пускай, дескать, она приходит за своей компенсацией в 186 руб. 70 коп., помноженных на 11 месяцев, и получит немедленно. Немедленно! Удивительно, но, предварительно зайдя за документами домой, доцент Полякова Н.Г. застала в подъезде работников ЖРП «Комфорт» в полном составе, споро красивших обшарпанные перила, подметавших подъезд, вворачивавших лампочки на площадках, развешивавших на облезлых стенах праздничные гирлянды… После вчерашнего явления Жариковой и Пысюк с новогодними поздравлениями, это было уже слишком… Схватившись за сердце, доцент Полякова Н.Г. опустилась на подметенную от семечковой шелухи лесенку возле своей двери и тут обнаружила, что дверное полотно, на котором какая-то сволочь после весенней сессии написала несмываемым фломастером «Доцентка Поляшка — вонькая какашка!», тщательно зашпаклевана и выкрашена в радостный бирюзовый цвет. Когда доцент Полякова Н.Г. увидела, что чуть ниже номера ее квартиры на дверях висит новогодний венок из еловых веточек с золотыми шишечками, она потеряла сознание…
Даже ассистентке Наташке Кораблевой по межгороду позвонил в тот день хмырь, с которым она встретилась на свою беду семь лет назад на факультете повышения квалификации в Воронеже. Мишка у нее после того повышения квалификации уже в школу нынче пошел, а от хмыря этого за все семь лет не было ни одной весточки. Так вот, представьте себе, этот хмырь умолял «драгоценную Наташеньку» принять в счет алиментов за семь лет норковую шубу, какой-то навороченный велик для Мишки и тыщу баксов на первое время… Пока Наташку оттирали нашатырем, позаимствованным в аптечке, позвонила ее мать из дома. Тихим, умирающим голосом она пролепетала, что шубу и велосипед доставили экспресс-почтой, а деньги принесла прямо на дом начальница отдела денежных переводов американского банка «Вест-Юнион»…
Обычно мамаша орала по телефону на Наташку так, что даже в лаборантской было слышно: «Немедленно вали домой! Знаю я, где ты шляешься! Знаю я, как ты квалификацию повышаешь! Я не собираюсь нянчиться с твоим отродьем!» Сейчас было только слышно, как орал, прыгая на диване, Наташкин Мишка: «Дед Мороз бывает! Тетенька Пысюк — настоящая! Как я у нее после стихов под елкой попросил, так она все и исполнила! У меня теперь тоже папка есть! И велик, как у Павлика!..»
* * *
К четырем часам, чтобы не нарушать традицию, вся кафедра сползлась чайку глотнуть. Некоторое время все молча смотрели, как всплывают и лопаются, обдавая нос крошечными капельками, пузырьки искристого шампанского в их чашках. Потрясений за весь день набралось достаточно. Обычно они за чаем трудности переходного периода обсуждали. А тут так получалось, что и говорить между собой не о чем становилось. Отопление в лекционных аудиториях вдруг ни с того, ни с сего пришли и отремонтировали сантехники, вместо того, чтобы забивать козла в коптерке. Почти вровень с ними явились и электрики, заменившие все перегоревшие еще два года назад плафоны.
Заведующий кафедрой смекнул, что дело плохо. За чаепитием он высказал напрашивавшееся само собой предположение. С негласной проверкой к ним идет высокая комиссия, о которой его, конечно, никто не удосужился предупредить. Ничего хорошего такое запирательство со стороны ректората не предвещало. Присев за стол доцента Якимчука, где стоял телефон, заведующий позвонил в ректорат, чтобы прямо в лоб, при встревоженных коллегах, обступивших его с чашками шампанского, спросить: когда им ждать инспекции и когда вообще прекратится это безобразие? Он вообще был таким прямым человеком по натуре.
Ответил сам ректор, профессор Жемчужников В.П. Вначале профессор Ярыжников и не понял, что с самим ректором разговаривает, он думал, что это опять из канцелярии подцепились по параллельному. Поэтому он заорал: «Положи трубку, подонок! Я в ректорат звоню! Мне референта нашего, то есть секретаря ректора надо! Валентину Владимировну позови, сволочь!»
— Валентина Владимировна вышли в парикмахерскую, — дрожащим голосом ректора ответила трубка. Ярыжников опять принялся вытирать лысину. Он вспомнил, что крайнее раздражение у него вызвал тихий вопрос трубки в самом начале на манер ихней Жариковой: «Алё? Кто это?»
— Ой, простите, Виталий Павлович! С наступающим вас! — извиняющимся тоном забасил Ярыжников. — Хотел поинтересоваться у вас, что, собственно, такое делается, а? Когда комиссию ждать и откуда, а? Хоть бы намекнули! Хоть бы ориентиры там, установки какие-то дали!
— Это мне бы и у тебя хотелось самому спросить, Федя, — устало прошамкала трубка. — Ведь это ты на своей кафедре таких новогодних орлов воспитал… Ладно, не бери в голову… Я все понимаю… «Вишня, вишня! Зимняя вишня! Никто ни в чем не винова-ат…» — пропел он неожиданно громко, со слезой и кабацким надрывом. — Поскольку виноватых сейчас не сыщешь, я, Федя, коньячку приму, не обессудь… Ох! Тепло! Ух-ха!.. Федор, ты просто, честно и откровенно скажи, что территориально относится к сектору Зет-прим-7869? Если я на дачу в Кузяевку сейчас свалю, они до меня там доберутся, как ты думаешь?..
Федор Алексеевич тихо положил трубку и осевшим голосом сообщил коллективу: «Комиссии не будет. Это Пысюк с Жариковой… того… поздравляют короче…» Про себя он с большим беспокойством подумал, что мысль свалить всем семейством на Новый год к теще на улицу Молодежную, чтобы вырваться из зловещего сектора Зет-прим-7869, вовсе не такая уж удачная, как казалось ему еще совсем недавно…
Крутились блестящие стеклянные елочные игрушки, подвешенные к плафонам и гардинам на окне… Как-то особенно, по-новогоднему торжественно смотрели на коллег с пыльных портретов их великие предшественники: Галилей, Винклер, Журавский… Все так же лопались пузырьки шампанского в чашках. Собравшиеся молчали, погруженные в глубокие предновогодние размышления. Каждому с детства хотелось хлебнуть полной дозой, как шампанского из большой кружки, новогодних чудес! И вот они! Пей — не хочу! Но страх перед тем неизведанным, что маячило за всеми этими странностями и чудесами, вызывал лишь одно тяжелое предчувствие: все перемены нынче происходят только к худшему. Такие уж нынче времена. Может, для кого-то что-то лучшее светит, а с ними ничего хорошего все равно случиться не может.
— Ну, Пысюк, ну и устроила всем в натуре! — высказал вслух общую мысль Виктор Дорогин, допивая вторую кружку шампанского.
— Молчал бы уж, — одернула его Зина Дорогина, явившаяся за ним в аккурат к чаепитию. — Не знаю, какой там из тебя Дед Мороз, но дети от Пысюк — просто в восторге нынче были! Прямо неудобно теперь перед Нелькой. Сразу бы сказал, что стринги и лифчик мне решил подарить…
Сотрапезники было заинтересовались новогодними подарками супругов Дорогиных, но вдруг старший преподаватель Терехина тихо сказала: «А у меня еще такого Нового года ни разу в жизни не было!» Все ждали от нее какого-то продолжения. Но Лариса Викторовна сидела молча, глядя перед собой в одну точку. Поэтому коллеги так же молча допили шампанское и разошлись…
…По дороге домой Лариса Викторовна Терехина вспоминала, как накануне, поздним вечером стояла она на кухне в тяжелых размышлениях. В глубине души она уже и не ожидала, что к ней кто-то приедет с поздравлениями. Весь вечер она проклинала Пысюк и Жарикову последними словами. Что же ей сказать расстроенным детям, в нетерпении ждавшим Деда Мороза со Снегурочкой?.. Как объяснить, что у взрослых тетенек совершенно совести не бывает?
А тут еще до кучи из радиоприемника полилась совершенно немодная, знакомая с детства песня про маму и оренбургский пуховый платок, который надо накинуть на плечи… Да, и хорошо, что эту песню редко теперь передавали. У Ларисы сразу перехватило горло, защипало глаза, она совершенно некстати вспомнила покойную маму… У мамы тоже был такой платок. А потом тетя Рая, которая осталась в квартире вымыть полы по обычаю, пока они со старшей сестрой возили маму отпевать, а после повезли хоронить на дальнее кладбище, все самое ценное собрала и уехала к себе в Нылгу. На поминки даже не осталась. В том числе тетя Рая прихватила и этот мамин платок. Лариса в него любила кутаться с детства. Ничего ей не было нужно, из того, что тогда увезла тетя Рая, но мысль о платке сразу же вышибал из нее непрошеную слезу.
Так она стояла и ревела у окна. Все ее достали разом. На подарки детям Лариса отдала последние деньги, а Дед Мороз не приехал, да еще и про платок мамин напомнили, когда никого об этом не просила…
Вдруг под окном раздался визг тормозов. Лариса выглянула из окна и увидела, что в арку завернула вроде как машина Пысюк. За ней по улице Зои Космодемьянской одна за другой пронеслись две милицейские машины с включенными сиренами. Лариса сразу забыла про платок, она поняла, что Пысюк, пока менты назад не повернули, надо быстро парковаться среди припорошенных снегом машин во дворе и скрываться в подъезде. Кое-как маневрируя в тесном темном дворе, Пысюк припарковалась у мусорных баков. Лариса, накинув дубленку, уже спускалась во двор, чтобы тихонько свистнуть кафедральным ряженным, как вдруг врубился какой-то мощный фонарь, осветив весь двор, и страшный металлический голос произнес в мегафон: «Ни с места, Дед Мороз!»
Лариса совершенно растерялась, спрятавшись за створкой допотопного домофона перед подъездом. В машине Пысюк никого не было видно. Наверно, все пассажиры спрятались на сиденьях. К милиционеру с фонарем подошел его напарник из машины. Слышно было, как с сиреной к арке возвращается и вторая машина. Это были точно настоящие милиционеры, не какие-нибудь гаишники. «Боже мой! Что же они такое натворили?» — подумала Лариса. Теперь она уже грызла себя за ту злость, которую испытывала весь вечер к Пысюк из-за того, что та не приехала к ней пораньше, зная, что детей надо давно укладывать спать.
— Митрофанов! Просвети фонариком в каждую машину! Не исключено, что эти мерзавцы в машине на сиденьях прячутся! — будто прочитав ее мысли, сказал подошедший второй милиционер.
Они начали обход с крайних машин, постепенно продвигаясь все ближе к тачке Пысюк. К ним на помощь из подъехавшей машины вышли еще двое. В принципе, выезд из арки был свободным, милиционеры оставили свои машины немного в стороне, у тротуара. Пысюк могла бы рвануть от мусорки с полоборота, но, возможно, она ничего не видела, прячась на сидении. И опять, будто прочитав мысли Ларисы, самый главный у милиционеров негромко сказал: «Плетнев, продвинь-ка свою ласточку к арке! Надо заблокировать выезд на всякий случай! Этих гадов приказано живыми брать, во что бы то ни стало! И по рации другим номерам наши координаты передай. Скажи Лекомцеву, пускай поможет Митрофанову со своим фонарем, видишь, сколько здесь белых шестерок? А номера никто не удосужился зафиксировать! Бардак!»
Лариса тихонько переметнулась за мусорные баки и шепотом позвала: «Пысюк! Нелька! Вы там?»
— Лариса! Мы здесь! Как бы выползти незаметно, а? — сдавленно ответила ей из машины Пысюк.
Лариса, выглянув из-за баков, посмотрела на милиционеров. Проход к всем подъездам их дома был полностью у них под контролем. Они стояли у джипа нового русского Арбазумяна и о чем-то тихо совещались. Лариса нашарила валявшуюся возле мусорки консервную банку и, выпрямившись на долю секунды в полный рост, ловко метнула банку в джип Арбазумяна. Джип взорвался воем, клекотом, перешедшим в оглушительную сирену. Под этот вой из машины на четвереньках быстро уползли за мусорные баки Пысюк и Жарикова в новогодних костюмах, волоча за собой мешок с подарками. А из подъезда уже с диким матом выскакивал Толик Арбазумян в одной майке, на ходу застегивая джинсы… И пока Толик героически сражался за свою собственность с четырьмя растерявшимися представителями власти, Лариса с гостями успели заскочить в подъезд и закрыть его на кодовый замок.
— Вы откуда такие? — отдышавшись, спросила Лариса, на цыпочках проводя ряженных на кухню, чтобы сделать сюрприз плачущим возле елки детям.
— От верблюда! — ответила ей Пысюк, утоляя жажду прямо из плоского носика электрочайника. — Из городской Администрации мы…
Тут Лариса разглядела угрожающе торчащую из кармана ее кафтана монтировку. «Вы там никого?..» — сказала она и, в ужасе, умолкла.
— Все живы остались, успокойся! — осадила ее Пысюк. — Пришлось доверительно побеседовать с мальчиком Вовой, который стал нынче нашим мэром. Кое-что напомнить из детства золотого ему пришлось… Тяжелый разговор получился… Чего эти к нам привязались — не понимаю!
— Значит, Неля, надо еще в милицию заехать потом с поздравлениями, — тонким голоском пропищала Жарикова. — Милиция тоже в нашем секторе.
— Само собой, Ксюха, — без прений согласилась Пысюк. — Вот ты видишь, какая петрушка получается? Ведь вначале было всего три адреса левых! Всего три! Дом престарелых дал сразу девятнадцать дополнительных адресов, детский дом — тридцать восемь, а сколько детский онкологический центр адресов дал — подумать страшно! Но ничего! Как-нибудь справимся! Время до Нового года у нас еще имеется! Извини, что к тебе, Лариса, запоздали маленько…
От традиционно предложенной хозяйкой рюмки чая подруги досадливо отмахнулись.
— Отстань ты с этой водкой, Лариса! — сказала Пысюк. — Нам ведь еще рулить и рулить! Да и к детям все же в пьяном кураже вылезать неловко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9