OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Кабала»: АО «Издательство «Новости»; Москва; 1995
ISBN 5-7020-0908-8
Аннотация
Это гиперэротический и глубоко психологический роман о кабале любви, в сети которой попадают его героини, две привлекательные молодые женщины.
Пэтти Дэвис
Кабала
Пролог
Бывает, что сворачиваем мы за угол – и все в жизни вдруг меняется. Там, за углом, стоит незнакомец, в тени или под ярким солнцем – неважно. Но ждет он именно нас. Это он незаметным движением передвигает шахматные фигуры в тот момент, когда отводим мы взгляд от доски, он утирает слезы, когда мы думаем, что смеемся, он дает нам ощутить их вкус, и тогда мы морщимся от горечи.
Такое случается и с теми, чья жизнь продумана и спланирована до мелочей и, казалось бы, максимально защищена от воздействия внешнего мира. Возводя многомильные зоны отчуждения и самости, они наивно полагают, что ни один охотник не проникнет на их территорию. Однако именно таким людям угрожает наибольшая опасность. Именно в заповедные уголки их жизни и устремляется охотник с началом сезона.
С течением времени это осознала и Сара, а осознав, захотела разобраться в собственной душе, в своих ощущениях, понять, какая ее часть еще жива, а какая стала мертвой. Что-то уже умерло, это она знала точно, но сколько же всего прошло, прежде чем она узнала это наверняка.
Есть вопросы, которые нужно ставить в один-единственный, правильно выбранный момент – иначе их вообще не стоит задавать. Это она уже тоже знала.
Так, она должна была задать Белинде целую кучу вопросов и разделить с ней еще больше проблем. Ведь они были подругами – лучшими, – и все же Сара проявила излишнюю сдержанность, обрывая своим молчанием струны, на которых держится дружба. Размышляя об этом теперь, она и вовсе не видит никаких струн – лишь концы, что бросают с борта упавшему в воду человеку. Их-то она и обрезала.
Временами, когда идет дождь, Саре кажется, что она слышит Белинду, ее шаги у себя за спиной – стук ковбойских сапожек по мокрому асфальту. Она оборачивается и, конечно же, видит другую – но в таких же сапожках под длинной юбкой, с такими же волосами, серебрящимися от крошечных капелек дождя; ноготки со знакомым изящным маникюром придерживают полу плаща, косметика на лице чуть размыта.
Тогда тоже шел дождь, в тот самый первый раз, когда Сара почти было решилась рассказать Белинде обо всем буквально обо всем, что с нею происходило. Готова была описать ей, как прошедшей ночью лежала на полу, широко раскинув ноги, вся мокрая – ей даже казалось, что от нее поднимается пар. Она приподняла голову, чтобы посмотреть на свои бедра и меж ними, где кожа все еще влажно поблескивала. Кисти рун помнили шепот стягивавшего их шелка, хотя Энтони давно развязал легкий шарф.
Это то же самое, хотела она сказать Белинде. Мы прошли с тобой через одно и то же, несмотря на то, что с первого взгляда все представляется таким непохожим.
Вопрос в том, как отдать себя другому без остатка. В том, что движет тобою страх или доверие, и имеет ли это какое-либо значение Вопрос в том, была ли ты когда-нибудь моложе или станешь ли старше – поскольку каждое мгновение твоей жизни заключено как бы в магический круг, за его пределами время течет подобно сну, который ты не в состоянии вспомнить. Это то же, что лечь в постель бок о бок с какой-то неведомой опасностью – и закрыть глаза. А раскрыв их, увидеть его над собой и уже не представлять, что возможно иное. Да было ли когда-нибудь, чтобы ты не сказала ему «да»?
Но она ничего не сказала Белинде. Между ними упал дождь, и Сара только смотрела вслед подруге, торопливо уходящей по мокрому тротуару.
Чаще всего именно сильные натуры, многие годы охраняя самые потаенные уголки своей души, сворачивают за угол и по собственной воле устремляются к стоящему там незнакомцу. Они полагают, что ждет он вовсе не их. До тех пор, пока не убеждаются в обратном. А он стоял там всегда, только понимают они это потом. Рано или поздно человек начинает всматриваться в свой внутренний мир и повсюду натыкается на отпечатки чужих пальцев. И даже самый сильный дождь уже не в состоянии их смыть.
То единственное, в чем Сара была убеждена, заключалось в следующем: уже никогда не вернется к ней чувство покоя и безопасности, которому она так верила.
1
Сара
1965 год. Саре одиннадцать лет. Это было время, когда Америка прощалась со своей невинностью – чистые, белоснежные, как облака, надежды рвались в клочья суровым холодным ветром, которого никто не ждал. Буря, собственно говоря, разразилась двумя годами раньше, начавшись с выстрела, прозвучавшего из окна хранилища школьных учебников или с вершины травянистого холма – в зависимости от того, какой версии вы склонны больше верить. Прощалась со своей невинностью и Сара, хотя и не с такой стремительностью, как Америка.
Из радиоприемника безостановочно лились две сменявшие друг друга мелодии: «Даунтаун» Петьюлы Кларк и «Попалась, крошка» Сонни и Шер. Сара считала Шер более современной, чем Петьюлу Кларк, – равно как и брат Марк, старше нее на три года и бывший для нее безошибочным барометром во всем, что входило в понятие «современный».
Это был тот год, когда Мартин Лютер Кинг возглавил в Алабаме марш своих сторонников из Сельмы в Монтгомери, выступая против дискриминации чернокожих. Сара узнала об этом из разговоров родителей: их мир был куда больше того, в котором жила она. Знала она и о том, что тут и там в стране вспыхивают волнения – выплескивается наружу недовольство войной, в которой люди теряют своих сыновей, но ее мир ограничивался окрестностями долины Сан-Фернандо, где вот уже пятнадцать лет жили ее родители. Здесь раздолье, говорили они, и дома стоят дальше друг от друга, и садов фруктовых больше.
– Я прямо-таки влюбился в эти места, – обычно заявлял ее отец, усаживаясь за руль бежевого «кадиллака», спидометр которого отмотал уже столько миль, что мать как-то заметила:
– Господь, должно быть, неравнодушен к машинам, в противном случае наша уже давно бы отдала ему душу.
А еще отец частенько жаловался:
– Проклятые дороги и дома оставляют все меньше свободной земли!
Однако, несмотря на то что в словах его была доля истины, кое-что все же сохранилось. По соседству с их домом в посадках апельсиновых деревьев и авокадо еще оставалось место для ребячьих забав.
Это был тот самый год, когда Сара впервые увидела, на что похоже одиночество. В один из уик-эндов вся семья отправилась в Палм-Спрингс проведать деда и бабушку. Родители усадили Сару и Марка на заднее сиденье «кадиллака», обязанного своей долгой жизнью благосклонности автомобильного бога. По прошествии двух скучных, казавшихся бесконечными дней поздним воскресным вечером они тронулись в обратный путь. Шоссе разрезало пополам бескрайние просторы плоской равнины – узкая лента поперек миль пустоты. Свет фар пронизывал темноту, а лента все разматывалась и разматывалась. Вот таким Сара увидела одиночество: темная автострада, пересекающая монотонно ровное пространство.
Этот образ сохранился на долгие годы, как и память о рассекаемой фарами «кадиллака» тьме по дороге в Лос-Анджелес. Временами Сара даже себя представляла в виде этой дороги, а раскинувшиеся по обеим сторонам пустоши были жизнью человеческой, мрачной и однообразной, с бешеной скоростью проносящейся мимо окна.
Шестьдесят пятый был также годом, когда Сара начала свое образование в вопросах взаимоотношений полов. Случилось это в саду позади ее дома. Стоял май, апельсиновые деревья едва успели покрыться нежными цветками, и их тонкий аромат поздними сумерками вливался в окна домов, где семьи собирались за вечерним столом. Весной дни достаточно длинны для того, чтобы у детворы после ужина еще оставалось время поиграть на воздухе – до того момента, пока звезды не начнут прокалывать в темном небе дырочки, и матери, выйдя на заднее крыльцо, не примутся скликать своих чад домой.
Ее лучшими друзьями всегда были мальчишки, точнее трое соседских мальчишек, которые к тому же и учились с ней в одной школе. Сару нисколько не интересовали девчоночьи дела типа кукол, совместных чаепитий со сладостями или игр с маминой губной помадой. А вот мальчишек она понимала, во всяком случае, так считала она сама, и ей всегда удавалось постоять за себя в их обществе. Не хуже любого из них она умела ударить бейсбольной битой по мячу, так же быстро, если не быстрее, бегала, умела бороться, собирать майских жуков и плеваться. Вот только писать как мальчики Сара не могла; однажды, когда ей было пять лет, она попробовала – на газоне перед домом. До этого ей приходилось видеть, как Марк делал это в кустиках, так что газон перед парадным крыльцом показался ей вполне подходящим местом. Но мать тут же втащила ее в дом, отмыла и потребовала объяснить, с чего вдруг это взбрело ей в голову?
– Так делают мальчики, – ответила ей Сара.
– Но ты же не мальчик.
– Почему?
– Я и сама этому удивляюсь, – призналась мать. Она многое узнавала о мальчиках, вслушиваясь в разговоры Марка и его приятелей, – не подслушивая, а просто крутясь вокруг них, так что они в конце концов забывали о ее присутствии. Сара заглядывала им через плечо, когда они листали номера «Плейбоя», которые Марк прятал у себя под кроватью, запоминала обрывки разговоров, вспыхивавших при разглядывании фотографий обнаженных женщин.
– А вот на эту у меня бы встал, – заявил однажды кто-то из его друзей, не сводя глаз со снимка, запечатлевшего девушку с такими большими грудями, что Сара подумала: а как же она спит на животе?
– Что значит «встал»?
Вообще-то она старалась поменьше задавать вопросов, но иногда все-таки приходилось.
Марк и еще двое мальчишек захихикали.
– Видишь ли, – начал объяснять один из них, указывая пальцем себе между ног, – он должен встать, прежде чем им можно будет пользоваться.
Позже, когда они с братом остались одни, Марк дал ей более детальные пояснения, которые пролили некоторый свет на проблему, но одновременно с этим явились источником и какого-то смутного раздражения. Для чего это мальчикам нужно тело, которое может так меняться? А у нее вот никогда ничего не меняется. Хотя кто знает, а вдруг она просто не замечала? В один из дней Сара заперлась в ванной комнате, стащила с себя джинсы, уселась перед зеркалом и принялась терпеливо ждать, пока что-нибудь начнет происходить. Прошел час без каких бы то ни было перемен, в конце концов ей это надоело, и она пришла к выводу, что быть мальчишкой интереснее.
Язык, на котором говорили друзья ее брата, подчас совершенно сбивал с толку – и не только Сару, но и их самих. Как-то она услышала одного из приятелей, увлеченного рассказом о том, как он попытался «отбить» – это слово частенько мелькало в разговорах мальчишек. Парень отправился в гараж, подобрал там небольшую деревянную палочку и принялся хлестать ею себя по члену. Собравшаяся у Марка компания разразилась хохотом. Отсмеявшись, ребята выставили Сару за дверь, чтобы объяснить своему незадачливому приятелю его ошибку. Прижавшись ухом к двери, Сара подумала, что его заблуждение абсолютно понятно. Неужели они сразу не могли сказать ему, что тут имелось в виду?
Весенним вечером шестьдесят пятого года, когда солнце медленно скатывалось в ночь, Сара поняла, что ее знания мира мальчишек пока еще весьма ограниченны. Так многому еще нужно учиться!
– Вы должны были сосчитать до десяти! – на бегу крикнула она, и голосок ее терялся меж стволами апельсиновых деревьев, уходил в мягкую землю. За ней по пятам гнались Джером, Томми и Лэйн; это была их обычная игра, в которой Сара, как правило, побеждала: длинные ноги позволяли ей развивать скорость гораздо большую, чем у преследователей. Ей в общем-то и не требовалось, чтобы они сначала сосчитали до десяти, да они и наверняка и не досчитали бы до конца, но таково было неписаное правило игры. В этот вечер правило нарушили: топот ног раздался на счете «пять». И все же Сара опережала их, с шумом выдыхая воздух, ныряя между деревьями, стараясь не попасть ногой в гниющий апельсин. Преследователи постепенно приближались, она уже слышала за спиной их пыхтение. Но Сара была уверена в своей победе, хотя она замечала, что с каждой неделей мальчишки бегают все быстрее. Она уже почти достигла края сада – впереди светились окна домов, – и тут нога ее задела за торчавший из земли корень. Подняться Сара не успела, троица разом навалилась на нее.
– Вы что, с ума сошли? Убирайтесь к чертям! – заорала она из-под кучи тел.
Кое-как ей удалось перевернуться на спину, она принялась спихивать мальчишек с себя, однако Томми как-то ухитрился прижать ее руки к земле, а Лэйн уселся ей на ноги. Когда до Сары дошло, что это уже не игра, по телу ее пробежала дрожь… Не игра – но что же? Этого она не знала. Небо в вышине становилось все темнее, вот-вот на нем появятся крошечные блестки звезд. В ноздри явственно ударил аромат цветущих деревьев.
– Ну давай же, Джером, приступай! – закричал Лэйн, теперь уже руками давя на ее коленки.
– Подите к чертям! Отвалите! – горло ее вдруг пересохло, язык, казалось, распух.
Но она знала, что теперь их уже не остановить – у них был план. План, в центре которого стоял Джером – младший из троих, в очках с толстыми стеклами, беспрекословно подчинявшийся каждому слову Томми и Лэйна. Вот и сейчас, повинуясь их команде, Джером направился к Саре, к ее расставленным в стороны ногам – движения его были растянутыми и долгими, как при замедленной съемке. Ветер шумел в листве над ее головой, и, когда Джером расстегнул брюки и опустился на колени у ее ног, Сара почувствовала, как пальцы Лэйна скользнули вниз, к щиколоткам.
– Ничтожество, – прошипела Сара, – ничего у тебя не выйдет.
Влажные и трясущиеся руки Джерома вцепились в ее трусики, потянули вниз, он навалился на Сару, нервно закопошился. Однако маленький его пенис был мягким как воск.
– Давай, Джером, давай, воткни же в нее! – закричал Томми, царапая ногтями ее запястья.
– Ничего не получится, крысенок, – сквозь стиснутые зубы выдавила из себя Сара, – ты не сможешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44