https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_rakoviny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

А с Тоёо, говорят, ничего худого не случилось…

Голубой колпак
Давным-давно жил высоких добродетелей монах по имени Кайан. Был он от младых ногтей чудесным образом просветлен в святом учении и всю свою жизнь странствовал по свету. Раз он провел лето в храме Рютай, что в провинции Ми-но, а на осень отправился в провинцию Оу. Шел он, шел и добрался до провинции Симоно. У деревни Томита его застиг вечер. Уже в сумерках он подошел к большому, богатому на вид дому, чтобы попроситься на ночлег, как вдруг его увидели крестьяне, возвращавшиеся с полей и в страшном испуге закричали: «Дьявол спустился с горы! На помощь! На помощь!» В доме тоже заволновались, женщины и дети застонали и заплакали и принялись прятаться кто куда.
Хозяин, выскочивший из дома с коромыслом в руках, увидел перед собой пожилого монаха лет пятидесяти, в черной истрепанной рясе и голубом колпаке, с котомкой за плечами. Монах поманил хозяина посохом и сказал: «Господин, что здесь происходит? Я всего лишь странствующий монах и хотел попросить ночлега под вашим кровом. Верно, вы ожидали какого-нибудь злодея, но мне ли, изможденному монаху, заниматься разбоем? Не бойтесь меня!» Хозяин отбросил коромысло, хлопнул в ладоши и засмеялся: «Ну что за глупый народ! Напугали моего гостя-монаха! Но я заглажу их вину, пригласив вас переночевать». Он почтительно провел Кайана в дом, достойно принял его и предложил обильный ужин.
И вот что рассказал хозяин. «Неспроста мы сочли вас за дьявола и так перепугались. У нас здесь случилась странная история, похожая на сказку о привидениях. Может быть, она покажется вам ложью, но вы все же расскажите ее и другим людям. На горе, что за нашей деревней, есть храм. В старину это был родовой храм Кояма, и настоятелями его неизменно были монахи высоких добродетелей. Вот и нынешний настоятель, приемный сын одной знатной особы, слыл большим знатоком в науках и в святом учении. При нем жители нашей провинции утвердились в вере и усердно посещали этот храм, принося благовонные свечи. И мое жилище он не раз навещал. Поистине был он безупречен, но с прошлой весны все переменилось. Его пригласили за море на церемонию посвящения монахов в высшие тайны веры. Пробыл он там сто дней, а вернувшись, привез с собой прислужника, мальчика лет двенадцати, и сделал его своим постельничим.
Этот мальчик был прекрасен наружностью. Настоятель крепко его полюбил и, забыв о своем многолетнем подвижничестве, стал пренебрегать служением вере. В апреле прошлого года мальчик захворал и слег. День ото дня здоровье его слабело. Настоятель был в отчаянии; он вызвал даже лекарей правителя провинции, но все было напрасно, — мальчик умер. Настоятель лишился зеницы ока, у него как будто вырвали сердце. У него не было слез, чтобы плакать, у него не было голоса, чтобы кричать. Горе его было слишком велико. Он не позволял предавать тело ни огню, ни земле и все сидел у трупа мальчика, прижавшись щекой к его щеке, держась руками за его руки. Шли дни, и вот разум его помутился: он стал ласкать мертвеца, словно живого, а когда тело начало разлагаться, в исступлении впился в него зубами и сожрал целиком, оставив лишь обглоданные кости.
Монахи решили, что настоятель обратился в дьявола, и в ужасе бежали из храма. С тех пор настоятель то и дело спускается по ночам в деревню и пугает жителей до полусмерти либо разрывает могилы и пожирает свежие трупы. Воистину, давно я слыхал о дьяволах в сказках, а теперь вот пришлось увидеть дьявола во плоти. И мы ничего не можем с ним поделать. Только каждый вечер после захода солнца запираемся в домах и никуда не выходим. Теперь об этом известно по всей провинции, и никто не заглядывает к нам в деревню. Вот как случилось, что вы вызвали такое смятение».
Выслушав хозяина, Кайан сказал: «Странные дела случаются на свете. Вот рождается человек и так и кончает дни свои, не познав благости святого учения, погрязнув в тупости и упрямстве. Он уходит из этого мира, отягченный грехами любо- страстия и алчности, и либо вновь обретает свой прижизненный облик и предается разнузданной злобе, либо становится кровожадным демоном и преследует людей. Тому примеров не счесть с древних времен. Но были и случаи, когда человек обращался в дьявола еще при жизни. Так придворная чусского князя обратилась в змею, мать Ван Ханя обратилась в якшу, а жена У Шэна — в двуглавого дракона.
В старину некий монах заночевал в доме, о котором ходили дурные слухи. Ночью подул ветер, разразился сильный дождь. Монаху не дали светильника, и он лежал без сна в темноте. На душе у него было тяжело. В полночь он вдруг услышал блеяние, а немного спустя обнаружил, что кто-то его настойчиво обнюхивает. Заподозрив неладное, монах нащупал посох, лежавший у него в изголовье, и изо всех сил ударил. Послышался громкий крик, кто-то упал.

На крик прибежала старуха-хозяйка со светильником, и тут монах увидел рядом с собой распростертую на полу молодую женщину. Старуха с плачем стала умолять спасти эту женщину, но монах убежал из дома без оглядки. Прошло время, и ему снова пришлось проходить мимо этой деревни. В поле он увидел большую толпу людей, которые что-то разглядывали. Монах приблизился и спросил: „Что здесь случилось?" И ему ответили: „Поймали женщину-оборотня, зарываем ее в землю". Однако все это случалось с женщинами, и мне никогда еще не приходилось слышать, чтобы в дьявола заживо превращался мужчина. Все женщины злонравны от природы и потому обращаются в безобразных чудовищ. Правда, был у суйского императора Яна вассал, некто Ма Шу, который тайком похищал маленьких детей и лакомился их мясом, но это было с ним от дикой гнусности натуры и к тому, о чем вы мне изволили рассказать, отношения не имеет.
Видно, много нагрешил этот монах в прежней жизни, раз он обратился в дьявола. И то обстоятельство, что раньше он неизменно шел по пути добродетели, объясняется, наверное, его усердием в служении Будде. И если бы не приблизил он к себе этого мальчика-прислужника, то остался бы до конца праведным монахом. Но он предпочел стезю любострастия, горение в огне нечистых желаний и потому обратился в дьявола. Все это, должно быть, из-за прямого и твердого нрава. Сказано: „Дашь волю сердцу — станешь демоном, а смиришь сердце — приблизишься к Будде", и случай с настоятелем подтверждает эти слова. В благодарность за вашу доброту, хозяин, я хотел бы попытаться вернуть этому монаху-дьяволу человеческий образ, вновь наставить его сердце на истинный путь». И душа Кайана исполнилась жажды подвига.
Хозяин поклонился, касаясь лбом циновки, и сказал со слезами радости: «Если вы это сделаете, мой господин, вся наша провинция обретет райский покой и умиротворение».
В деревне и в горах царила тишина, не было слышно ни храмовых труб, ни звона колоколов. Взошел ущербный месяц и озарил щели в ветхой двери. Хозяин заметил, что наступила глубокая ночь, пожелал гостю спокойно отдыхать и удалился в свою спальню.
…Храм на горе был безлюден, дорожка у ворот заросла густым бурьяном, полы внутри покрылись мохом. Статуи будд были оплетены паутиной, на алтаре высились кучи птичьего помета. Покои настоятеля и кельи монахов пребывали в страшном запустении. Когда солнце стало клониться к закату, Кайан вошел в храм и, стукнув посохом, крикнул: «Странствующий монах просит приюта всего на одну ночь!» Никто не отозвался. Он крикнул еще и еще раз, но ответа по-прежнему не было.
Наконец из спальни, еле волоча ноги, вышел тощий иссохший монах и проговорил хриплым голосом: «Как вы попали сюда? По некоторым причинам сей храм заброшен, люди в нем не живут, все пришло в запустение. Здесь не найдется ни зерна, чтобы приготовить трапезу, ни постели, чтобы отдохнуть с дороги. Ступайте отсюда в деревню». Кайан сказал: «Я иду из провинции Мино в Оу. Когда я шел внизу через деревню, чудесные виды этой горы и ее потоков увлекли меня, и я незаметно для себя самого оказался здесь. А сейчас уже заходит солнце, возвращаться в деревню далеко. Разрешите мне переночевать у вас».
Монах-хозяин ответил на это: «Скверные дела случаются с людьми в таких вот заброшенных, местах. Ну, как хотите. Я вас остаться не уговаривал, выгонять тоже не буду». Он замолчал и больше не сказал ни слова. Кайан не стал задавать вопросов и тоже молча уселся подле хозяина. Зашло солнце, надвинулись вечерние сумерки. Светильника не было, в темноте слышался только плеск горного ручья. Монах-хозяин ушел в спальню, и оттуда не доносилось ни звука.
Ночью взошла луна, жемчужный ее свет озарил все углы в храме. А когда наступила полночь, монах-хозяин вновь появился из спальни и принялся что-то нетерпеливо искать. Несколько раз он пробегал мимо Кайана, не замечая его, потом закричал громким голосом: «Да где же эта лысая образина? Ведь только что сидел здесь!» — и принялся искать снова. Он обегал весь храм, выскочил во двор и носился, пока не свалился в совершенном изнеможении.
Рассвело, утреннее солнце озарило землю, и монах очнулся словно после тяжелого опьянения. Увидев, что Кайан сидит на прежнем месте, он растерянно на него уставился, затем прислонился к столбу и так некоторое время сидел молча, тяжко вздыхая. Кайан, приблизившись к нему, сказал: «Что вас так печалит, настоятель? Если вы голодны, прошу вас, насытьтесь моим мясом». Монах-хозяин спросил: «Вы провели здесь всю ночь?» — «Всю ночь, — ответил Кайан. — И ни разу глаз не сомкнул». Тогда монах-хозяин сказал: «Я — гнусный пожиратель человечины, но вкус мяса служителей Будды мне еще неведом. А вы, конечно, сам Будда. Но за что скотина-людоед удостоился лицезреть живого Будду? За что мне такая милость?» Он замолк и опустил голову.
Кайан ответил: «В деревне мне рассказали, как ты сначала отдался грязной похоти, а затем превратился в нечистого пожирателя трупов. Твое злодеяние беспримерно, и не знаешь, глядя на тебя, следует ли тебя жалеть или ужасаться делам твоим. Ты лишил покоя всю округу, спускаясь по ночам в деревню и преследуя людей. Дальше так продолжаться не может. Я хочу вновь обратить тебя к святому учению, вернуть тебе прежнее сердце. Будешь ли ты внимать мне?» Монах-хозяин ответил: «Воистину ты сам Будда. Научи меня, как забыть мои гнусные преступления». — «Если так, — сказал Кайан, — следуй за мной». Он усадил монаха на плоскую плиту перед галереей храма, снял с себя и надел на его голову свой голубой колпак и прочел святое двустишье:
Сосны волнует ветер.
Над заливом сияет луна.
Для чего этот ясный вечер,
Прозрачная тишина?
«Сиди здесь, не сходя с места, и размышляй над смыслом этих стихов, — сказал Кайан. — Когда постигнешь их смысл, вновь обретешь прежнее сердце». И с этими словами Кайан покинул гору. С той поры жители округи избавились от беды. Но никто не знал, жив ли еще страшный настоятель, а подняться на гору и посмотреть не решались.
Быстро пролетел год; снова наступила зима; и в начале октября Кайан на обратном пути из Оу вновь проходил через деревню Томита. По дороге он зашел к хозяину, у которого останавливался на ночлег, и справился о настоятеле горного храма. Хозяин встретил его приветливо. «Благодаря вашей святости, — сказал он, — дьявол больше не сходит с горы, и все в округе обрели желанный покой. Но подняться на гору мы еще боимся. Никто там не был, и не знаем мы, что там происходит, однако я думаю, что настоятель еще жив. Прошу вас, нынче же ночью помолитесь о даровании ему спокойствия в ином мире. Ведь вашими молитвами любой грешник обретет близость к Будде». Кайан на это ответил: «Если за свои прежние добродетели он удостоился вечного покоя, я его ученик на стезе святости. А если он жив, я его наставник. Так или иначе, я должен проведать его». Он снова отправился на гору. При виде пустынной заброшенной дорожки он с трудом поверил, что поднимался по ней в прошлом году.
Кайан вышел к храму. Бурьян разросся выше человеческого роста, с него дождем сыпалась роса. В бурьяне не было видно даже тропинки. Двери молельни рассыпались, галерея вокруг покоев настоятеля и келий монахов отсырела от дождей и заросла мохом. Кайан отыскал место, где когда-то усадил настоятеля. Там он увидел человека, подобного тени, заросшего спутанными волосами так, что трудно было узнать в нем монаха. Травы обступили его со всех сторон, и из травы доносился тонкий, как комариный писк, голос. Прислушавшись, Кайан услыхал:
Сосны волнует ветер.
Над заливом сияет луна.
Для чего этот ясный вечер,
Прозрачная тишина?
Долго слушал Кайан, а затем поднял свой посох и крикнул: «Ну что, прозрел теперь?» И обрушил посох на голову настоятеля. В тот же миг настоятель исчез, словно тонкий ледок под лучами солнца. Остались в траве только кости да голубой колпак. Видно, лишь теперь оставили его земные страсти. Вот какие святые дела случаются на свете.
Слава о высоких добродетелях Кайана распространилась по всей стране и стала известна за морями. Люди прославляли его и почитали в нем святого. Жители окрестных деревень собрались, очистили храм, восстановили его и обратились к Кайану с просьбой поселиться в нем. И Кайан согласился. Говорят, этот храм процветает и по сей день.

Рассуждение о бедности и богатстве
Удзисато Гамо, правитель провинции Муцу, имел вассала по имени Санай Ока. Был Санай богат и знатен, славился воинской доблестью, и имя его было известно всему краю Канто. Была у него одна странность. Он стремился к обогащению больше, чем другие самураи. Высшей добродетелью он почитал бережливость, и потому дом его процветал и богател с каждым годом. В дни, свободные от бранных забот, он не смаковал вкус и аромат чая, но услаждал сердце лицезрением груды золота, которое рассыпал перед собой на полу. И это занятие было для него не менее приятным, чем для других людей любование луной и цветами. Все удивлялись таким поступкам Саная, почитали его за скареда и сторонились его.
Раз Санаю сказали, что один из его старых слуг бережно хранит золотую монету. Санай призвал к себе этого слугу и сказал: «В наше смутное время даже драгоценные камни с горы Куныпань все равно что черепица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13


А-П

П-Я