Ну, а мисс Стил и особенно Люси в жизни не были так счастливы, как в ту минуту, когда узнали столь приятную новость.
Хотя и наперекор своим желаниям, но Элинор уступила с меньшей неохотой, чем ожидала. Что до нее, теперь уже не имело значения, поедет она в Лондон или нет, а видя, как довольна ее мать, как восхищена Марианна, чье лицо, голос, манеры тотчас обрели былую живость и даже большую, чем прежде, веселость, она не могла досадовать на причину и не позволила себе опасаться последствий.
Радость Марианны скорее походила на экстаз, так велико было ее волнение и желание скорее отправиться в путь. Лишь приближающаяся разлука с матерью сдерживала ее, и в минуту прощания горе ее не знало пределов. Миссис Дэшвуд страдала немногим меньше, и из них троих только Элинор, казалось, помнила, что расстаются они отнюдь не на век.
Уехали они в первую неделю января. Мидлтоны собирались следом дней через десять. Барышни Стил до конца удержали свои позиции в Бартон-парке и должны были уехать вместе с семьей.

Глава 26

Оказавшись в карете миссис Дженнингс, направляясь в Лондон под покровительством этой дамы, как ее гостья, Элинор невольно дивилась своему положению – столь коротко было их знакомство, столь мало подходили они друг к другу как по возрасту, так и по склонностям и столь неистощимы были ее собственные возражения против этого визита лишь несколько дней назад! Но все их опровергли или обошли с той счастливой юной пылкостью, которой Марианна и их мать были наделены в равной мере, и Элинор, хотя постоянство Уиллоби порой и пробуждало в ней сомнения, не могла, наблюдая блаженное предвкушение, переполнявшее душу Марианны и сиявшее в ее глазах, не чувствовать, как безнадежно ее собственное будущее, как, по сравнению, тягостно настоящее и с какой радостью приняла бы она неопределенность, в которой оставалась Марианна, лишь бы впереди ей также светила заветная цель, лишь бы у нее было право на такие же мечты. Однако через короткое, через очень короткое время намерения Уиллоби должны будут стать ясными. Вероятно, он уже в Лондоне. Нетерпение Марианны скорее добраться туда показывало, что она полагает найти его там. И Элинор собиралась не только узнать все подробности о его характере, какие только откроют ей ее собственная наблюдательность и сведения, полученные от других, но и с ревностным вниманием следить за его поведением с Марианной, чтобы после первых же их встреч удостовериться, каков он на самом деле и чего ищет. Если заключение будет неблагоприятным, она, во всяком случае, постарается открыть глаза сестре, а если нет – те же усилия употребит на то, чтобы избегать эгоистических сравнений и отгонять сожаления, которые могут омрачить ее радость за Марианну.
Ехали они три дня, и поведение Марианны служило прекрасным образчиком того, какую любезность и внимательность могла в дальнейшем ожидать от нее миссис Дженнингс. Почти всю дорогу она молчала, занятая своими мыслями, и сама не вступала ни в какие разговоры, если не считать восхищенных возгласов при виде той или иной живописной картины природы, но и тогда она обращалась только к сестре. Чтобы загладить подобные выходки, Элинор тотчас заняла пост вежливой гостьи, который себе назначила, и каждую минуту была к услугам миссис Дженнингс, болтала с ней, смеялась с ней и слушала ее сколько могла. Миссис Дженнингс со своей стороны обходилась с ними обеими с величайшей добротой, неустанно заботилась, как бы устроить их поудобнее и облегчить им тяготы пути, и страдала лишь от того, что они отказывались сами заказывать себе обед в гостинице и не желали признаться, предпочтут ли лососину треске или вареную курицу телячьим котлетам. В столицу они въехали в три часа на третий день, радуясь после такого путешествия, что могут покинуть тесноту кареты и вкусить все радости отдыха перед топящимся камином.
Дом был прекрасный, прекрасно обставлен, и барышень немедля проводили в очень уютную комнату. Прежде там обитала Шарлотта, и над каминной полкой еще висел вышитый цветными шелками пейзаж ее работы, доказывая, что она не без пользы воспитывалась семь лет в прославленном столичном пансионе.
Обедать им предстояло не раньше чем через два часа, и Элинор решила воспользоваться этим временем, чтобы написать матери. Через несколько минут Марианна тоже взяла перо.
– Я пишу домой, Марианна,– сказала Элинор.– Так не лучше ли тебе отложить свое письмо на день-два?
– Но я пишу вовсе не маме,– ответила Марианна торопливо, словно желая избежать дальнейших расспросов.
Элинор промолчала, сразу заключив, что в таком случае она пишет Уиллоби, из чего немедленно последовало второе заключение: в какой тайне ни пытаются они это хранить, но помолвлены они несомненно. Такой вывод, хотя и оставлял место для тревоги, ее обрадовал, и она продолжала писать с большей охотой. Марианна отбросила перо через две-три минуты, видимо удовольствовавшись короткой записочкой, которую сложила, запечатала и надписала с нетерпеливой поспешностью. Элинор показалось, что адрес начинался с заглавного «У», но Марианна тут же позвонила и поручила вошедшему на звонок лакею отправить это письмо с двухпенсовой почтой – ...отправить это письмо с двухпенсовой почтой.– Во времена Джейн Остен почтовые отправления оплачивались не отправителем, но адресатом. Оплата была довольно сложной, зависела не только от расстояния, но и числа листков. Случалось, что адресат отказывался от уплаты и получения письма. В пределах Лондона существовала особая почта. Оплата городских писем была унифицирована: в XVII в.– одно пенни, с конца XVШ в.– два пенса.

. Что развеяло последние сомнения.
Марианна все еще была в очень веселом расположении духа, но веселость эта прятала возбуждение, которое очень не нравилось Элинор и с приближением вечера заметно усилилось. За обедом она почти ни к чему не притронулась, а когда они затем расположились в гостиной, взволнованно вздрагивала, едва с улицы доносился шум подъезжающего экипажа.
Элинор была рада, что миссис Дженнингс разбирала вещи у себя в спальне и не могла наблюдать за происходящим. До того как подали чай, Марианне пришлось пережить не одно разочарование, потому что всякий раз стучали в чужие двери. Но тут же раздался такой громкий стук, что ошибиться было уже нельзя. Элинор не сомневалась, что он возвещает о Уиллоби, а Марианна вскочила и направилась к двери. Воцарилась тишина, и, не выдержав ожидания, которое длилось уже несколько секунд, она открыла дверь, сделала шаг к лестнице, прислушалась и возвратилась в гостиную вне себя от волнения, вполне понятного, так как ей послышался его голос. В безумном восторге она не удержалась и воскликнула:
– Ах, Элинор, это Уиллоби! Это он, он!
И, казалось, готова была броситься в его объятия, когда в дверях появился полковник Брэндон.
Перенести такой удар в спокойствии оказалось невозможным, и Марианна тотчас покинула гостиную. Элинор разделяла ее разочарование, но полковнику Брэндону она была от души рада и только огорчилась при мысли, что человек, столь преданный ее сестре, мог заметить, как раздосадована и разочарована была та, увидев его. И она тут же убедилась, что от его проницательности это не ускользнуло: он проводил Марианну взглядом, полным такой растерянности и грусти, что даже забыл поздороваться с ней, но сразу спросил:
– Ваша сестра нездорова?
Элинор с некоторым смущением ответила утвердительно и тут же заговорила о головных болях, дорожном утомлении, pacстроенных нервах и обо всем том, чем можно было бы объяснить невежливость Марианны.
Полковник слушал ее с величайшим вниманием, но, видимо, успел взять себя в руки и, больше к этой теме не возвращаясь, сказал, что очень счастлив видеть их в Лондоне, а затем осведомился, как они доехали и как поживают их общие знакомые.
Они продолжали вести светскую беседу, нисколько им не интересную, оба в унынии, оба думая о другом. Элинор хотела бы спросить, в Лондоне ли Уиллоби, но боялась причинить ему боль, упомянув его соперника, и в конце концов, не зная, о чем говорить дальше, спросила, все ли время с тех пор, как они виделись в последний раз, он провел в Лондоне.
– Да, – ответил он с некоторым колебанием.– Почти. Раза два я на несколько дней уезжал в Делафорд, но вернуться в Бартон никак не мог.
Его слова и тон немедленно напомнили ей все обстоятельства его отъезда, а также назойливые расспросы и подозрения миссис Дженнингс, и она испугалась, что собственный ее вопрос мог быть истолкован как свидетельство любопытства, какого она вовсе не испытывала ни тогда, ни теперь.
Но тут в гостиную вошла миссис Дженнингс.
– А, полковник! – вскричала она с обычной своей шумной приветливостью.– Я убийственно рада вас видеть... извините, что замешкалась... Прошу покорно простить меня, но мне надо было оглядеться и заняться делами, я ведь очень давно не была дома, а вы знаете, сколько всяких мелочей набирается, стоит отлучиться. И потом еще Картрайт, нужно было расплатиться. Господи помилуй, да после обеда я ни минуты покоя не знала! Но, скажите, полковник, как вы-то догадались, что я приехала?
– Я имел удовольствие услышать об этом от мистера Палмера. Я нынче у них обедал.
– Вообразите! И как они все поживают? Что Шарлотта? Уж, наверное, в три обхвата стала?
– Миссис Палмер, кажется, в полном здравии и поручила передать вам, что завтра же будет у вас.
– Да-да, так я и думала. Но, полковник, я, как видите, привезла с собой двух барышень... То есть видите-то вы сейчас одну, но где-то тут и вторая есть. И не кто иная, как ваша приятельница мисс Марианна, что вам, разумеется, приятно услышать. Право, не знаю, как вы с мистером Уиллоби между собой разберетесь из-за нее! Быть молодой и красивой уж чего лучше! Я тоже вот была когда-то молодой, да только не очень чтобы красивой, на свою беду. Впрочем, замуж я вышла за преотличнейшего человека, а лучше такой судьбы и самой первой красавице не найти! Бедняжка! Он скончался вот уже восемь лет, а то и больше. Но, полковник, где вы были с тех пор, как мы вас видели в последний раз? И как идет ваше дело? Ах, ну к чему секреты между друзьями?
Он ответил на все ее вопросы с обычной своей мягкостью, но так, что она не сумела удовлетворить своего любопытства. Затем Элинор села заваривать чай, и Марианна волей-неволей должна была выйти к ним.
С ее появлением полковник Брэндон стал еще более серьезным и молчаливым, а затем откланялся, как ни уговаривала его миссис Дженнингс посидеть еще немного. Больше никто с визитом не явился, и они единодушно решили лечь спать пораньше.
На следующее утро Марианна проснулась в прекрасном расположении духа, вновь вся сияя радостью. Разочарование прошлого вечера было забыто в предвкушении того, что сулил новый день. Они только встали из-за завтрака, как у дверей остановилась карета миссис Палмер, и минуту спустя она со смехом вошла в гостиную, так радуясь им всем, что трудно было сказать, кого ей приятнее видеть – свою маменьку или бартонских знакомых. Так удивляясь, что они приехали в Лондон, хотя она ничего другого и не предполагала с самого начала! Так сердясь, что они приняли приглашение ее маменьки, после того как ей ответили отказом! Но, натурально, она никогда им не простила бы, если бы они все-таки не приехали!
– Мистер Палмер будет так счастлив вас видеть! – продолжала она.– Как, по-вашему, что он сказал, узнав, что вы едете с мамой? Я, право, запамятовала, но это было так забавно!
Часа два они провели за приятной беседой, как выразилась миссис Дженнингс,– иными словами, она сыпала всевозможными вопросами о всех их знакомых, а миссис Палмер смеялась без всякой причины, после чего эта последняя предложила им всем поехать с ней по магазинам, где ей непременно требовалось побывать в это утро, и миссис Дженнингс с Элинор тотчас согласились, так как тоже хотели сделать кое-какие покупки, а Марианна сначала отказалась, но затем сдалась на их уговоры.
Но куда бы они ни заезжали, она все время была настороже. Особенно на Бонд-стрит, где они провели большую часть времени, ее взгляд постоянно скользил по сторонам. И в каком бы магазине они ни находились, она в рассеянии не замечала того, что им показывали, нисколько не разделяя интереса своих спутниц. Она хмурилась, не находила себе места, и напрасно сестра спрашивала ее мнения, даже когда выбор равно касался их обеих. Ничто не доставляло ей никакого удовольствия, она сгорала от нетерпения поскорее вернуться домой и лишь с трудом сдерживала досаду на мешкотность миссис Палмер, чьи глаза замечали каждую красивую, новую или дорогую вещь, которые она жаждала купить все, но не могла выбрать ни единой и проводила время в восторгах и колебаниях.
Домой они вернулись перед полуднем и не успели переступить порога, как Марианна вспорхнула вверх по лестнице, и, когда Элинор поднялась следом за ней, она уже отвернулась от стола с печальным лицом, сказавшим ее сестре без слов, что Уиллоби с визитом не являлся.
– Мне не оставляли письма, пока нас не было? – спросила она у лакея, вошедшего со свертками. Нет, никакого письма не оставляли.
– А вы уверены, что ни слуга, ни посыльный не приходили с письмом или запиской?
Лакей ответил, что никто не приходил.
«Как, право, странно! – думала Элинор, с тревогой глядя на сестру.– Если бы она не знала наверное, что он в городе, то написала бы ему не на его лондонский адрес, а в Комбе-Магна. Но если он здесь, как странно, что он не приехал и не написал! Ах, мама, вероятно, вы напрасно разрешили помолвку совсем еще юной девочки с человеком, о котором мы, в конце концов, знаем так мало, и позволили, чтобы все осталось столь неопределенным, столь таинственным! Мне трудно удержаться от расспросов, но мне не простят, если я вмешаюсь!»
После некоторых размышлений она приняла решение, в случае если такое тягостное положение вещей будет продолжаться, постараться убедить миссис Дэшвуд в необходимости навести самые серьезные справки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48