3. Избранный объект должен иметь крупное военное и стратегическое значение;
4. Первую цель следует по возможности выбирать из таких объектов, которые до этого не подвергались бомбардировкам, чтобы эффект воздействия одной бомбы был достаточно нагляден.
Далее было решено, что американские авиационные соединения до применения атомной бомбы (к 1945 г. они могли разведать любой объект без всякого сопротивления со стороны японцев) не будут бомбить четыре японских города. Подобный жест вовсе не означал акта милосердия в отношении этих четырех городов. Их попросту берегли от обычных бомбежек, так как предназначали для превращения в руины новой смертоносной бомбой.
К перечню объектов атомной бомбардировки - Хиросима, Кокура и Нигата - был добавлен древний священный город Японии Киото. Когда эксперт по Японии, профессор Эдвин О. Рейсхауэр, услышал эту ужасную новость, он помчался к своему шефу майору Альфреду Мак-Кормаку в Разведывательное управление армии. Потрясение довело его до слез.
Мак-Кормак, культурный и гуманный нью-йоркский юрист, сумел позднее убедить военного министра Стимсона пересмотреть приговор, вынесенный Киото и вычеркнуть этот город из черного списка.
Весной 1945 г. летчики на Уэндоверском аэродроме в штате Юта уже тренировались, готовясь к первым рейдам с атомными бомбами. В то же самое время Лео Сциллард, инициатива которого положила в свое время начало созданию атомного оружия, делал последнюю попытку повернуть события вспять и, подобно рыбаку из «Тысячи и одной ночи», снова загнать в бутылку злого «джина», которого он выпустил на свободу, пока тот еще не принес вреда. Позднее он с замечательной искренностью рассказывал о своих переживаниях в те месяцы:
«В 1943 и частично в 1944 гг. наше главное опасение заключалось в том, что Германия сумеет сделать атомную бомбу до нашего вторжения в Европу… В 1945 г., когда мы перестали беспокоиться о том, что немцы могут сделать с нами, мы начали беспокоиться о том, что правительство Соединенных Штатов может сделать с другими странами».
Налицо была полная перемена ситуации. Летом 1939 г. Сциллард посетил Эйнштейна, чтобы, получив его поддержку, убедить правительство создать атомную бомбу как предупредительную меру. Теперь, более чем пять лет спустя, он снова обратился к Эйнштейну, на этот раз для того, чтобы объяснить ему совершенно другую обстановку в мире и предупредить его в общих чертах (поскольку приводить детали было нельзя без нарушения требований секретности), что Соединенные Штаты могут оказаться инициатором гонки атомных вооружений. Снова Эйнштейн принялся за письмо, предназначенное вместе с обстоятельным меморандумом Сцилларда президенту Рузвельту. Сциллард предупреждал, что любое кратковременное и преходящее военное преимущество, которое бомба могла бы дать Соединенным Штатам, будет сведено на нет последующим серьезным политическим и стратегическим ущербом. Но ни последнее письмо Эйнштейна, ни красноречивое предупреждение Сцилларда так и не дошли до президента. Оба документа еще лежали непрочтенными на его письменном столе, когда 12 апреля 1945 г. он внезапно умер.
Сначала Сциллард не видел возможности довести до нового президента Гарри С. Трумэна свое предложение, очень важное в условиях активных приготовлений к атомной бомбардировке. В Вашингтоне говорили, что в те первые недели бывший сенатор был доступен лишь ограниченному кругу представителей его штата (Миссури). К счастью, один из научных сотрудников Сцилларда в Чикаго оказался выходцем из Канзас Сити, штата Миссури. Этот человек был знаком с секретарем Трумэна Маттом Коннелли, тоже уроженцем Миссури; он и начал хлопотать о встрече.
Новый президент незадолго перед этим, а именно, 25 апреля, был полностью проинформирован Стимсоном о строго секретном плане бомбежки. Естественно, что перегруженный массой новых и неожиданных задач, Трумэн не имел времени для личной беседы со Сциллардом.
Поэтому Коннелли направил ученого к судье Джемсу Ф. Бирнсу, влиятельному деятелю демократической партии, хотя тот в это время и не занимал никаких постов в правительстве.
По роду своей прежней деятельности Бирнс не имел опыта в международных политических делах, хотя позднее, летом того же года, был назначен Государственным секретарем. Однако Бирнс обладал значительным влиянием во внутренних делах. Бывший судья Верховного суда, в 1944 г. он возглавлял Управление мобилизации. Сцилларду со своим меморандумом и копией письма Эйнштейна пришлось выехать в город Спартанбург в Южной Калифорнии, политический оплот «Джимми» Бирнса. Здесь ученый-атомник, которому судьбой было предопределено носить груз жгучего беспокойства за весь род человеческий, очутился перед преуспевающим политическим деятелем, который тогда уже знал, что стоит накануне великой ступени в своей карьере. Соображения, изложенные в меморандуме Сцилларда, относились к будущему, возможно более далекому, чем его собеседник хотел рассматривать. Они включали в себя такие удивительные и неслыханные вещи, как частичный отказ от национального суверенитета с нахождением советских контрольных органов на американской территории и американских - на советской территории, международный надзор за производством урана и атомной энергии. В сонной атмосфере Спартанбурга подобного рода идеи звучали как непрактичные и даже истерические фантазии. Сциллард скоро заметил, что Бирнс не склонен разделять его доводы, хотя и маскирует отсутствие интереса к ним условной любезностью, которая у профессионального политика всегда наготове. «Не беспокоитесь ли вы слишком много и без крайней необходимости обо всем этом? - спрашивал он у своего гостя, чье иностранное имя он находил столь трудным для произношения.- Насколько мне известно, в России вовсе нет никакого урана». Несколькими неделями позже президент Трумэн назначил Джемса Бирнса Государственным секретарем США.
Незадолго до смерти Рузвельта военный министр Стимсон просил у него указаний относительно характера использования первых атомных бомб и будущей организации их производства. Но он так и не получил их.
Поэтому при первой беседе с президентом Трумэном в конце апреля 1945 г. Стимсон настаивал на скорейшем создании комитета экспертов, чтобы выработать рекомендации для президента по этим вопросам. Новость о создании такого комитета была воспринята с большими надеждами всеми учеными, боявшимися, что бомба будет пущена в ход, и поддерживавшими идею международного контроля. Но таким же большим было и их разочарование, когда они узнали состав этого комитета. Прежде всего, в него вошли пять известных политических деятелей: военный министр Генри Л. Стимсон, его заместитель Джордж Л. Гаррисон, Джемс Бирнс в качестве личного представителя Трумэна, Ральф Бэрд, представитель военно-морских сил, и Уильям Л. Клейтон от Государственного департамента. Кроме них, там было трое ученых, которые с 1940 г. находились во главе специальной организации, ведавшей научными изысканиями в военных целях,- Ванневар Буш, Карл Т. Комптон и Джемс Б. Конэнт. Комитету была придана еще комиссия специалистов-атомников - «плеяда ученых»: Ю. Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми, Артур X. Комптон и Эрнест О. Лоуренс. Все эти ученые, за исключением, может быть, Ферми, пользовались среди своих коллег репутацией людей, которые были не прочь «пококетничать» с политиками и военными. Они не могли беспристрастно представлять взгляды многих, если не сказать, большинства, тех, кто действительно осуществлял Манхэттенский проект. Предложение о том, чтобы включить в эту комиссию лауреата Нобелевской премии Гарольда К. Юри, пользовавшегося доверием огромного большинства ученых-атомников, особенно молодого поколения, не было принято. Этой группе людей присвоили умышленно неопределенное наименование «Временный комитет».
Комитет собирался 31 мая и 1 июня, чтобы, выражаясь словами данного им Маршаллом предписания, рассмотреть проблемы «атомной энергии не только в военном аспекте, но также и в аспекте нового отношения человека к вселенной». Артур X. Комптон вспоминает, что перед этой группой ученых, к которой он сам принадлежал, вопрос ставился не о том, надоли использовать атомную бомбу, а о том, как ее использовать. К сожалению, на этом первом совещании четыре эксперта-атомника слишком строго придерживались инструкций, вместо того чтобы от своего собственного имени или от имени многочисленных коллег по профессии поставить вопрос о том, чтобы бомбу в войне не применять. Характеризуя позицию Оппенгеймера перед «Временным комитетом», Комптон говорил: «Он дал технический ответ на технический вопрос», т.е. оценил, что вероятное количество убитых первой же бомбой составит 20 000 человек. Применение бомбы, по словам Комптона, казалось делом предрешенным. Помимо действия факторов, это было результатом влияния человека, имя которого не значилось в списке членов комитета и которое впоследствии не упоминалось Стимсоном в его рассказе о происходившем. Имя этого человека было Лесли Р. Гровс. «Выглядело бы неудобно,- поясняет Гровс,- если бы я официально входил в состав комитета, созданного из гражданских лиц. Но я присутствовал на всех его заседаниях и всегда считал своим долгом рекомендовать применение атомной бомбы. В конце концов, в это время много наших парней ежедневно умирало в ходе военных действий против японцев. Насколько мне было известно, ни у кого из ученых, выступавших против применения бомбы, не было близких родственников на полях сражений. Поэтому они отлично могли позволить себе быть мягкими»
Во всяком случае, исход совещаний комитета был полной победой для Гровса. В направленном президенту Трумэну заключении содержались следующие рекомендации:
1. Бомба должна быть применена против Японии как можно скорее.
2. Ее следует использовать против двоякого по значению объекта: чисто военного объекта или военного завода, с расположенными в непосредственной близости домами или окруженного ими, и другими сооружениями, наиболее легко поддающимися разрушению.
3. Бомбу надо сбросить без предварительного предупреждения.
Третью рекомендацию Ральф А. Бэрд, представлявший на этих совещаниях флот, посчитал настолько нечестной, что отказался дать свое согласие на нее. Он оказался единственным, выразившим хотя бы робкий протест.
Попыток же получить юридическое обоснование из какой-либо компетентной инстанции относительно применения атомной бомбы так и не было сделано.
Рекомендации Временного комитета держались в строгом секрете. Однако сведения о них просочились в Чикаго, Окридж и Лос-Аламос, где ученые, особенно молодежь, все более открыто высказывались против применения бомбы. Чикагский университет организовал свою комиссию для детального рассмотрения и обсуждения «социальных и политических проблем, связанных с атомной энергией». Возглавлял комиссию лауреат Нобелевской премии Джемс Франк, бывший геттингенский профессор.
Помимо Франка наибольшее число предложений в меморандум комиссии внесли Сциллард и биохимик Юджин Рабинович. Меморандум этот впоследствии стал известен как «Доклад Франка».
«В те дни в Чикаго стояла ужасная жара,- вспоминает Рабинович. - Когда я шел по улицам, я был подавлен видением огненного неба и рушащихся небоскребов. Что же сделать, чтобы предупредить человечество об опасности? То ли под влиянием жары, то ли вследствие моего собственного возбуждения, я в эту ночь уснуть не мог. Задолго до рассвета я принялся писать наш доклад. Джемс Франк дал мне свою часть на полутора страницах. Мое изложение вопроса оказалось более детальным».
Доклад чикагских ученых, представленный военному министру в виде торжественной петиции 11 июня 1945 г. начинался с заявления о том, что ученые не берутся судить компетентно о проблемах внутренней и внешней политики. Однако они считают своим долгом действовать, так как осведомлены о той серьезной опасности, о которой остальное человечество ничего не подозревает. Еще более их побуждает поступать так, продолжали они, то обстоятельство, что современные ученые, не в пример исследователям прошлых столетий, не в состоянии предложить достаточно эффективных средств защиты против нового оружия: настолько его разрушительная сила превосходит все, что до сих пор было известно. Такого рода защита, добавляли они, может быть обеспечена не путем научных изобретений, а лишь путем новой политической организации мира. Это утверждение сопровождалось удивительно точным предвидением ожидаемой гонки вооружений, что впоследствии и подтвердилось. Чтобы избежать этого, говорилось далее в докладе, необходимо принять срочные меры для установления международного контроля над атомным вооружением на основе взаимного доверия. Но это необходимое доверие будет уничтожено в самом начале, если Соединенные Штаты атакуют внезапно Японию атомной бомбой, которая, подобно германским ракетам, убивала бы без разбора и солдат, и гражданское население. Семеро ученых предупреждали министра: «Таким образом, военное преимущество США, достигнутое путем внезапного применения атомной бомбы против Японии, будет сведено к нулю последующей потерей доверия и волной ужаса и отвращения, которая охватит мир и, вероятно, расколет общественное мнение внутри страны».
«Доклад Франка» предлагал вместо планируемой атомной бомбардировки Японии демонстрацию мощи нового оружия перед всеми представителями Объединенных Наций в пустыне или на необитаемом острове. В докладе далее говорилось: «Наилучшая атмосфера для достижения международного соглашения была бы создана, если бы Америка могла сказать миру: «Вы видите, какое оружие мы имели, но не воспользовались им. Мы готовы отказаться от его применения и в будущем, если другие нации присоединятся к нам и согласятся на установление эффективного международного контроля».
Франк приехал в Вашингтон и вручил Комптону доклад, который последний немедленно переправил Джорджу Л.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36