Жених Водосточной трубы в октябре поведет под венец. Обручальных колец
Набирает бугристый волнующий ствол! А потом - плач! Звук! Неподвижная гладь.
Диафрагму погнуть и сломать тебе грудь, жизнь! Смерть! Поддай тепла
В остывающей массе удушливой корни живут. Кнут! Давай, пошла!
...Бархатный воздух нежится в парке,
Листья не падают - делают арки,
жаркие блики танцующих, пар
Нами согретой летней земли;
Между деревьев стоят фонари,
Они нагибаются, пряча глаза,
К тем, кого все-же сумели сгрести
Дворники метлами в ложе любви.
Юн, по заливу шагает осенний колдун!
Сосны все выше белеющих дюн,
Ветер сдувает песчинки с холодного солнца, и не видно лица. Бег!
Мертвое слово не тает, сметает с тропы загнивающий лист. Чист!
Вверх! Домой! Давай лети! Железной рукой стучи в ворота! Бог, это Я!
x x x
"Приходи вечером, будет весело..."
Приходи вечером - будет весело!
Я обещаю тебе слезы, вид на море,
и два кипариса раздвинут руками небо
и укажут нам путь
к сиреневой ветке настоящего Бога.
Приходи вечером - будет очень весело!
Они организуют "карэ",
а мы анархично разбросанные
как листья березы на талой земле
замашем крестами поношенными
и отлетим в нашу фиолетовую страну.
Над морем тихо заплачет мокрый снег
их желтые лица уплывут вереницей
и на траурном столе
дохлая курица останется слушать
панихидную песенку о тебе:
Сложен, слажен ритуал,
свежий листик и бокал
под вуалькою вдова
чья-то пьяная рука
от колена вдоль бедра
новый чертит ей маршрут
снежных белых покрывал.
А созвездии Тельца
кости, кости, черепа
с голой маленькой звездой
вытворяют чудеса...
Приходи вечером.
И ты увидишь
как холодный, фосфорный фонарь из морга
постучит в лиловое окно с подтеками
под которым твоя юная Мадлен
пять минут назад
дважды
вышла
замуж ...
x x x
"Баки и Вуги"
Зажженые огни на перекрестке.
Они манят из уголков дороги,
Желающих удвоить освещение
Лица подруги.
Потом вернуться в темноту берлоги,
Чтобы не делать снова выбор
Между собой и левой стороной
Ночной медали.
А в центре золотого перекрестка
Стоит дежурный по любви, подросток
Отросток палочки в полоску губит
Играет фуги.
Он видит лица нас обоих дома,
За черным, ветровым стеклом, он
Метроном - качает телом:
"Займитесь делом"!
Провидцу помогают исполнять
Мелодию колонки светофоров.
Они кружатся и в глаза нам светят
Петляют сети.
И в голове твоей легко от цвета, звука!
Провидца в форме заменяет утро!
Уборщицы на метлах - баки, вуги сметают
С лица подруги...
x x x
"В Гремундодо над нами солнечное небо..."
В Гремундодо за женский плач - в кастрюлю мужа!
В Гремундодо на свадьбах - "Бах", а ночью - дружат!
В Гремундодо на ветках псы поют "бельканто"!
В Гремундодо глаза мендальные у франтов!
В Гремундодо в строю дельфины, а не танки!
На каждом венчики и пурпурные банты!
Сажают дев на плавники, а вслед за ними
На водных лыжах - кто, не видно - только спины!
Гремундодо - люблю тебя я - много света!
Тепло и весело нам жить в поселке этом!
Из "Англетера" в бельведер мы переедем, нно!
В мешочек с дырочкой - "садовое" кольцо!
x x x
"А что же Фауст?"
...Наутро она вышла в сад, и раздвижная дверь
в пазу слегка подрагивала в такт волне
которая вносила в дом прохладный бриз.
Вдали, на горизонте, на карниз тяжелого
спросонья океана, поставлены горшочки кораблей.
Налей ей, Фауст, легкого дурмана в бокал со льдинками,
налей, пусть губы обмакнет и смотрит вдаль
и кутается в шелковую шаль. Жофрей вон там,
под самым коромыслом слоеной радуги, и яхта
его приставлена к лучу, косою толстой линией который
разделит небо на "где ты был"-"что будет с нею"...
А на моторе черном у алеи из стриженных диковенных дерев
златой значок лелеет глаз и надпись "Lexus" втОрит
геометрии пространственных решений Бога, что подарил вчера
на крикнутое ею "ах, авось" букетик желтых роз
и черные, широкие колеса со спицами стальным...
А на гросс-мачте Фрея под белесой и хлопающей парусиной,
в корзинке плакал впередсмотрящий юнга. Внизу, на румпель,
с циркулем в руке, задумчиво смотрел он,
покусывая ус из смоли с прожилками из лески волосы
трепал старик - великий океанский ветер. А
А что же Фауст? - Фауст нынче пуст.
Вчера, над нею он потрудился славно, поход устроив
сквозь Пиринеи свадебной аллеи и алчный куст любовной муки,
украв еJ с венчания в свой мир теней, разлуке подарив колеса госта "USA"...
x x x
"Секс на Невском"
На Невском полдень, океан, прохладно, лето,
Плывут бортами расходясь шаланды, где-то
Вдали рогатый пароход маячит, чайки
Стоят на пристани и ждут когда прибудет.
В холодной дымке, опустившейся на берег,
Плывут потоки лошадей, барашки, пена,
Чуть подымаются от волн - как-будто лица,
И разбиваются о стены-скалы. "Пицца",
"Одежда", "Обувь" - гроты волны поглощают,
В подземку сдвинут переход с плитой надгробной,
У входа двое, поперек волны, течения,
Стоят и слишком старомодно обнимаются.
А, впрочем, нет - они друг друга просто держат!
Их лица в вечности, вне времени, в морщинах
Соленый пот и слезы, брызги волн, обиды,
Налет блокадный - отражают просветление.
Он поднимает воротник ей, тронув губы.
Она в ответ едва заметными движеньями
На шее шарф его потертый поправляет...
x x x
"Сирень, цветущая зимою"
Сирень, цветущая зимою
среди сугробов на морозе
и теплый ствол ее с коррозией
металла, Зим
по торс могучий
и даже боле, обнаженный
звенящий бусами кораллов
изводит мелом.
Пинк-Флойда звуки на тропинке
лыжне проторенной Самою
Зим-Матерь Бога
на босу ногу - только вален...
кидает солнце вниз овалом
полмиллиона - льдинки.
и в каждой деньги что плачу я
Цветущей в январе Сирени
предпочитаю покорению
теперь ужом всех покоренных
Женщин
в бутылке веник из Сирени
и в к космос провод.
Олени!
На нашем знамени сияний
полярных мнений
ковром над той моей кроваткой
в которой делал я украдкой
болтая ножками меж прутьев
газели влажными глазами
меня уже тогда смущали, да ну их
их пупырышки - рожки телок
еще к сраженью не готовы
за Вора жизни их за шкуры
Они летят меж тех. сиреней
Мычат, болотные сирены
и волок - чашечки коленей
скользят по снегу, вожжи - в руки
по проводам в упряжках вносят
в осень.
Друг мой!
Мой наизнанку Бога - Осень
мой брат, убийца волка Лосем
кору с сирени, вислогубый
что поедает, ни за деньги
и даже ни за низ оленьей
самки - он не согласен
он нанесет сиреням ранки
Мой вредный Осень
и чахнут деревца за летом
в весне, пустым, красивым цветом
чтоб распахнуть навстречу Зиму
с сучками ветви.
Слепень!
Мой, Бога плод воображенья - шкуры
живой оленьей знавший вкусы
потомок древних русских пруссов
изгой из улья в мед цветочный
шальной Дантесовою пулей
убит хвостом. Вот дурень!
Ему бы сесть на куст сиреневый
для звуко-рифмо-опылений
и станцевать "хмельного шмеля"
для полной этой изотерии
когда цветут зимой сирени
когда я верю жарким летом
что подо льдом вода и ветто
на притяжение отвергая, иду
иду, собаки лают
на берегу твоих сомнений
что на поверхности воды
не тонут Гении
x x x
"Страна не забудет?"
Довольно! Решаюсь, пусть будет, что будет!
Быстрее, в ракету! Страна не заблудит!...
...Осень, на Марсе, у моря, на пляже
Костры водорода, а мы не герои - изгои, и даже
На плато "Масконов" не можем держатся,
И нет кислорода в походной аптечке
Лишь водка, сигары, да Леночка - греться
Мешают скафандры, и не искупаться
Везде ихтиандры , бежим что есть силы
С поправкой на ветер, на северный полюс,
Выносит на запад, а там небоскребы
Граненых стаканов, каналы, каноэ,
Полно марсианок , а нас только двое,
Да Леночка (на фиг, придумают тоже
Канаверал в душу,
Да зубы им в пластик!)
Но ветер роняет на лоб "Клеопатры"
Опавшие листья - троих космонавтов
С созвездия "Пса". Оттопырили уши ,
На Леночку смотрят, торгуем, уходим,
Быстрее, в каноэ, в Венецию, "Мастер"!
Но осенью очень забавно на Марсе!
Мерещится город - выходят две Насти
Жена и любовница (дворница в "ЖЭКЕ")
И я умираю, я гасну в каноэ,
Не долететь мне на этой ракете
До марсианок, они это видят,
И плачут, и воют
Потом столбенеют, подходят пигмеи
Их с веслами прямо на постаменты,
На крышу вулкана заносят и ставят.
Купи телескопчик с увеличеньем
И ясною ночью в сторону Марса
Гляди что есть силы. Вон видишь, вторая,
Без рук? - Моя марсианка! - Венера?
Да что ты! Я там еще не был. Одеться? Смотаться?
За сигаретами...
Впрочем, не стоит - осень на Марсе.
Холодно, стужа, не топят в ракете.
И даже собаки деревья не метят ...
x x x
"Ах бы клевером душистым"
Ах бы клевером душистым
Обернуть страничку эту!
Ах бы в скошеной траве
Поваляться жарким летом!
Земляничных пятен крови,
Сладкой, выпить - и из клетки!
Оторваться от дороги!
Ноги, ноги, плавно, мягко,
Чуть касаясь!
Дорогая,
Где ты, где ты,
Жаль не видишь,
Я летаю, я летаю!!!...
- По дороге ехал трактор.
А ему навстречу автор
Пошутила дорогая.
-Ах, я знаю, знаю, знаю,
Ты не веришь мне, а клевер
На обед употребляешь!
Наклоняясь и губами,
И губами, и губами!
Ах, бы клевером мне статься,
Оторваться от дороги,
И на небо, а ты следом!
Выше, выше, вдоль дороги!
- По дороге едет трактор
Я тебя предупреждаю!
...Мужики на сенокосе,
отдыхая у сарая,
наблюдали за картиной.:
Там на гусеничный трактор
Побежал, вдруг, бык "НикОля".
Мужики застыли. Трактор
взял взлетел и удалился.
НиколЯ вчера женился
Прошептали косари...
x x x
"Начальница (служебный роман-2)"
Она лежала на боку, светилась синим,
Ее размытые черты не много линий
Давали в спектре излученья телескопа.
Ее душа напоминала ему ноты,
На диаграмме, разлагающей виденье
Материальное на волны сожаленья,
Страдания, любви, стыда и жизни
И можества оттенков покаяния.
Он наблюдал за ней давно, еще мальчишкой
Забишись в угол, на руках с чужою книжкой,
И в институте, с проституткой на скамейке,
Потом вот здесь - на Алатау, на "копейке",
На пятачке, на блюдечке, накрытом
Куполом серебрянным. Он битым,
Покинутым женой, страной, начальством,
Ежеминутно говорил с ней о несчастьи
Ходить в поношенных носках с дырой на пальце,
Ждать вертолета, и кружиться в вальсе
К нему сбегая по обрывистому склону.
Она смотрела на него очки меняя.
Он был то маленьким, то длинным, то без края
В диапазоне альфа-бетта излучений.
Она не понимала - то ли гений,
Пред ней внизу, а может он бездарный?
А может лень ему замерить лучезарный
И гибкий стан ее в халате "От нейтрино"?
Тогда б он понял, что живая, ночью, мимо
Земли к комете она томно уплывает...
И заработал бы себе на ломтик с чаем...
...Пастух не спал возле костра, он на овчине
лежал и думал ни о ком той ночью синей,
Когда она к нему свои открыла очи.
Пастух поднялся и пошел от стада, прочь ли,
А может звал его порыв стихосложения,
А может просто, ниже пояса томление
Его вело под черный купол, к телескопу.
Он постучался - дверь открыта, пусто
(ученый в это время ел капусту),
Чабан не смело потянулся к телескопу,
Задел своей рукой нечаянно ту ноту,
Которая давно уже просилась...
И в диаграмме красным цветом озарилась
Звезда, живая... И убитая комметой.
Он подбежал, и в телескоп - но где ты, где ты?
Ни в "гамме" нет тебя уже, ни в "бетте"!!!
Начальница моя! Теперь покинут!
Мой телескоп обратно мне не сдвинуть!
Программу переделать не умею,
Ну а вручную тяжело и просто лень мне!
...Убил он пастуха. То был не гений.
x x x
"Нежное."
Ветка вербы набухла, ранимо комочком пушистым
Хвостик заячий шубкой из треснутой кожицы выглянул,
Липкий сок желтизной на ладонях сукожится, впитанный
Чем-то женским душистым и терпким в сенях. С опрокинутым
Хомутом, коромыслом, лежит на венце ветка вербная.
Ой звенят по дороге в телегах двуногие киборги!
Ой коровы и светлые бабы стальные на стылом пороге!
Волочат трактора по широкому тракту и скребают
Их бока об каменья людские, столбы небоскребные!
Ой бредут не живалые трупы в тулупах обтерханных!
Ой ломает ломанческий Дон об тела ветки вербные!
Ворошат уголь дьаволы в черных глазищах слезящихся!
И об души стираются заячьи почки пушистые!
Ветка вербы набухла, вода надрезает в графине ей
Тонкий ствол, я бечевкой свяжу ветку с красной рябиною!
Снегиря посажу посаженым отцом в именинную трапезу!
И лубок конопляный осею в дверях от ярил конопушками!
И шепнул я тебе кое-что перед сном или смертью на ушко бы,
Да сторонкой обходит меня и тебя с вербой смертушка,
Да деньгами да счастьем в края наполняются годы сундучные
В веру верю, в конвеер, в твои колдовские научности, матушка.
x x x
"Все сметая на пути"
Ветер бесшумно скользит по планете
его провожают деревья столетий
встречают седые вершины гранитом
и ловят поэты сачками магнитов.
Ветер сдирает с деревьев корону
В гранитную пыль превращает Мадонну
и только в железных объятьях поэтов
становится звуком. И после, на этой
последней странице кончается рифма.
И ветер спадает - рождается Нимфа.
У Бога в кармане есть новые ветры
они нас догонят - подхватят в поэты
и мы понесемся опавшей листвою
среди миллионов таких же изгоев
вдоль стылой дороги, безродного поля
кривых деревушек, и девушек, стоя
рядами у стойла которые вечно
коров упражняют резиновым пойлом
и в нас заклокочет убийственной болью
звенящая рифма посыпанной солью
на рану из только что порванных ритмов
и ураганные темпы молитв
очнутся и где-то взорвется поэма
столь бешеным,
праведным,
северным
ветром,
что небо согнется и рухнет планета .
И Бог упадет на безгрешную землю
и Нимфа родит малыша с новой целью
и ветер помчится за новою вестью
и мама подарит мне маленький крестик...
x x x
"На лепестке ромашки.
1 2 3 4 5 6