Потом мы натянули на мирно спящего друга трусы и колготки, влажной расческой я пригладила его волосы на прямой пробор.
Если мы о чем-то сожалели, то только об отсутствии фотоаппарата.
Сдавленно хохоча, мы покинули Мишанину квартиру.
На следующее утро я решила заботливо ему позвонить.
– Миш, как твои дела? Ты вчера так неожиданно отключился…
– Да… Я не помню ничего. Это вы меня до дома проводили?
Я изобразила изумление.
– Мы?! Нет, ты сам ушел, с каким-то парнишкой.
– С кем? – голос Мишани сорвался на фальцет, а я мысленно провозгласила: «Yessss!»
– Не знаю, мы думали, что это твой знакомый. Такой блондинчик, вы над чем-то смеялись, а потом ушли в обнимку… Кто это был?
Минутное замешательство, после которого Мишаня все же взял себя в руки:
– А, этот… Так, никто. Бывший коллега… Со мной все в порядке, не волнуйтесь.
– Точно? – настаивала я. – Встретимся сегодня вечером? Ребята собирались в «Петрович».
– Знаешь, что-то у меня насморк, – пробормотал Мишаня, – пожалуй, я сегодня не приду…
Сначала мы хотели не раскрывать Мишане секрет нашего мщения, но через несколько дней нам надоело смотреть на его кислую физиономию, и мы во всем признались.
Пожалуй, не буду докладывать о его реакции. Скажу только, что Мишанина обвинительная речь состояла сплошь из матерных слов.
Однажды мы, воспользовавшись пьяной рассеянностью Влада, в шутку перевели его наручные часы на восемь часов вперед. Мы знали, что утром ему в кои-то веки предстоит явиться в офис на короткое совещание.
В тот вечер мы, изменив канонам бар-серфинга, надолго зависли в симпатичном заведеньице под названием «Винный погребок». Терпкое абхазское вино лилось рекой (в том числе и на мои любимые белые брюки, впрочем, в последнее время я мало внимания уделяла внешней привлекательности).
Мы перевели часы и сами об этом забыли. А потом, в полтретьего утра, Влад вдруг с безумным видом вскочил с места, до полусмерти напугав официантку, которая опрометью бросилась прочь от нашего стола. Видок у него был еще тот – волосы всклокочены, лицо красное и потное, на голубой рубашке неряшливо расплылось огромное винное пятно.
– Вот черт, у меня же летучка! – Ни с кем не попрощавшись, он выскочил из-за стола.
Мишаня бросился за ним в попытке объяснить происходящее, но Влад его даже не слушал. Забыв в гардеробе пиджак, он на всех парах умчался в ночь…
…Мне нравился Герман. Было в нем что-то такое, притягательное. Его природную привлекательность сложно было разглядеть за нарочитой небрежностью – я подозревала, что неряшливость является его защитной реакцией на повышенное женское внимание. Уверена, если его сводить в дорогой салон красоты, одеть в Hugo Boss, то каждая уважающая себя девушка в поисках счастья сочла бы своим долгом претендовать на его эксклюзивную благосклонность.
Он был молчалив и оттого казался загадочным. В какой-то момент я заметила, что мой взгляд все чаще задумчиво останавливается на его лице.
И вроде бы я тоже была ему симпатична. Или, может быть, мне просто хотелось так думать, поэтому я и принимала ничего не значащие жесты дружеского внимания за мужской интерес. Герман приобнимает меня за плечи… Герман смеется над моей шуткой… Герман шутя целует меня в висок… Я не понимала этого мужчину. Было невозможно даже предположить, о чем он думает.
Как-то повелось, что о личной жизни мы почти не разговаривали. Тем не менее я знала, что Герман был женат и у него есть восьмилетняя дочь. Наша теплая компания встречалась каждый вечер, не делая различия между выходными и буднями. Вряд ли в таком режиме у него нашлось бы время на серьезный роман…
Однажды Мишаня отозвал меня в сторонку и заговорщицки прошептал:
– Не волнуйся, у него никого нет.
Я почему-то сразу поняла, о чем идет речь, но некая женская гордость заставила меня изумленно вскинуть брови.
– У кого?
– Да ладно тебе, думаешь, я слепой? У Геры…
– А с чего ты взял, что…
– Прекрати паясничать, Кашеварова, – скривившись, перебил он, – ты не переживай, ни Влад, ни сам Гера не заметили ничего. Но от меня ведь такого не скроешь… Давно заметил, как ты на него смотришь.
– Да? – немного растерялась я. – Ну и… что ты об этом думаешь?
– Не знаю… Но, честно говоря, вряд ли у тебя есть шанс.
– Почему? – опешила я. – Ты же сам сказал, что у него никого нет.
– Да, как полгода назад расстался с девчонкой, так пока никого и не завел. Только вот… Ты не обидишься?
– Отличная прелюдия, – мрачно хмыкнула я, – не обижусь, валяй. Я что, не в его вкусе? Он любит миниатюрных блондинок?
– Блин, какие же вы, бабы, все ранимые! Слова вам не скажи… Да не в твоей масти дело. Сань, ты же для него не женщина.
– А кто? – удивилась я.
– Собутыльник, – пожал плечами Мишаня.
– Ну ничего себе, – возмутилась я, – мне кажется, ты просто ревнуешь.
– Было бы кого, – подмигнул он, – ладно, поступай как знаешь.
– И поступлю, – заверила я, – вот увидишь, что-нибудь у нас да получится.
В итоге правы оказались оба – и Мишаня, и я. Вот как это получилось.
…Мы с Германом сидели на гранитном парапете набережной, над Москвой занимался сероватый рассвет. В руке я сжимала почти пустую алюминиевую баночку с убийственной смесью водка + дынный лимонад. Мишаня с Владом давно отправились домой, а мы решили прогуляться по предрассветному городу, чтобы утренний свежий холодок немного развеял опьянение.
Мы молча сидели рядом, и перед нами была река, вся в оранжевых солнечных бликах. Я решила, что более удобного момента не представится никогда. Он повернулся, чтобы что-то сказать, я порывисто приблизила к нему лицо и почувствовала на губах вкус его солоноватых губ (кажется, всю ночь Герман пил текилу). Мои глаза были закрыты, я не могла видеть выражения его лица – был ли он удивлен или сам втайне лелеял похожие намерения? Но на поцелуй ответил – это факт.
Целовался он умело – не агрессивно, не слюняво, в меру нежно, в меру напористо. Я чувствовала себя девственницей, чья невинность отсчитывает последние минуты.
Мое одиночество имело многомесячный стаж. Не знаю, как так получилось. Сначала закрутилась на работе, потом эта эпопея с увольнением, потом алкогольно-бессонный разврат – в общем, мне было не до налаживания личной жизни.
Я провела пальцами по его спутанным густым волосам, потом по спине. Пробралась под футболку – спина была липкой от пота.
И вдруг в какой-то момент я почувствовала, что он обмяк, словно субтильная барышня, растерявшаяся под напором опытных ласк. Я удивленно открыла глаза и обнаружила, что Герман… спит. Возмущенно отстранилась, но ничего не произошло – он продолжал сидеть с закрытыми глазами, уронив голову на грудь. Все же, видимо, он был более пьян, чем мне казалось.
Сонная прострация длилась минут пятнадцать, не больше. Это были самые длинные пятнадцать минут в моей жизни. Окончательно протрезвев, я наблюдала за расслабленным лицом мужчины, в которого еще несколько минут назад была почти влюблена.
Герман проснулся так же внезапно, как и отключился. Увидев, что я на него смотрю, он немного смутился и улыбнулся. Посмотрел на часы – ну надо же, уже половина восьмого!
– Скоро народ на работу пойдет, а мы тут с тобой сидим, – рассмеялся он. – Поймаем такси?
Вздохнув, я кивнула.
– Саш, а мне знаешь, что приснилось? Что мы с тобой целовались, – вдруг застенчиво признался он.
Я недоверчиво вскинула глаза – приснилось?
– Да неужели?
– Я и сам удивился. Ты только не подумай, что я тебя соблазняю… Надо же, чего только не привидится.
– Да уж… Ну ты в голову не бери, – с сарказмом посоветовала я, – я же для тебя наверняка не девушка… А собутыльник.
В его глазах танцевали рябые смешинки. Ладонью он растрепал мои волосы. От его рук пахло табаком, и мне вдруг захотелось с головой окунуться в пенную ванну. Как давно я не принимала ванну – неделю, две? В последние дни я, честно говоря, едва находила время на скоропалительный душ.
А Герман с тех пор, к слову, так меня и называл – Мадам Собутыльник…
Угнетающее похмелье плавно перетекало в возбужденное ожидание вечеринки, а оно в свою очередь в бездумный алкогольный угар. Так и жила. Наверное, в глубине души я понимала, что поступаю неправильно. Что не должна тридцатилетняя женщина спать весь день, наскоро собраться к полуночи и до самого утра путешествовать по питейным заведениям с тремя пофигистскими алкоголиками. А перед выходом по сорок минут лежать с чайными пакетиками на глазах, чтобы хоть как-то ликвидировать вошедшую в привычку припухлость.
Однажды вечером, спеша на тройственное свидание с Германом, Мишаней и бокалом чего-нибудь бодрящего, я была остановлена некой блондинкой, с первого взгляда незнакомой, похожей на модель. Блондинка сняла темные очки, богемно закрывающие половину точеного лица, и оказалась Юлькой, моей бывшей однокурсницей. Улыбаясь во всю ширину наполненного безупречным фарфором рта, она принялась разглагольствовать о том, как же приятно иногда встретить частичку собственной молодости. Юлька выглядела такой же юной, какой я ее запомнила. На ней были обтягивающие темно-синие джинсы и выглаженная белоснежная блуза с глубоким декольте. И пахло от нее новым ароматом Estee Lauder. Мне вдруг стало стыдно за свою непрокрашенную голову, мятую футболку и бледно-зеленый цвет лица. В последнее время я ленилась краситься, утешая себя тем, что румянец из тюбика никак не может конкурировать с естественной красотой (хотя, объективно говоря, в тот период я могла приглянуться разве что какому-нибудь некрофилу). Интересно, от меня хотя бы потом не пахнет – для полноты унижения?
– Ну расскажи, расскажи мне, – требовательно тараторила Юлька, – ты как? Где работаешь, за кем замужем, чем вообще занимаешься?
Мне стало так противно, что не передать словами. Успокоительный тренинг: я представила, как Юльку переезжает трамвай, и немного приободрилась. Вдох-выдох. Все нормально, Кашеварова.
– Я не работаю, не замужем, а занимаюсь в основном бар-серфингом.
На ее хорошеньком лице появилось озадаченное выражение – она явно не имела понятия о моем хобби и прикидывала, не упадут ли ее ставки в моих глазах, если она рискнет уточнить о смысле. Видимо, решила, что упадут, поэтому весело воскликнула:
– Здорово! А я интересуюсь дайвингом и картингом.
– С чем тебя и поздравляю. Ладно, Юль, мне пора.
– Да? – разочарованно выдохнула она. – А я думала, мы зайдем куда-нибудь выпьем кофе…
– У меня свидание. – Я подмигнула и, прежде чем Юлька успела придумать ответный аргумент, ловко скрылась в толпе.
Однажды утром случилось нечто настораживающее: я разлепила глаза и увидела над головою совершенно незнакомый потолок. Вчерашний вечер припоминался смутно: кажется, сначала мы пили текилу-бум в каком-то малоизвестном пропахшем пивом и потом заведении, потом я пыталась станцевать сальсу на барной стойке, из-за чего вежливые охранники настойчиво попросили нас удалиться, потом мы пытались пройти в «Галерею», но были жестоко осмеяны фейсконтрольщиками, потом меня кто-то запихивал в такси, а потом… Вот что было потом, я не помнила совершенно.
Совсем близко от меня послышался хриплый стон. Приготовившись к самому худшему, я медленно повернула голову и обнаружила в нескольких сантиметрах справа… Мишаню. Сонного, опухшего и абсолютно голого. Мы лежали на жесткой, неудобной тахте, застеленной черным бельем. Самое ужасное – на мне тоже не было одежды, а рядом, на подушке, валялся презерватив.
Я вскочила как ошпаренная. Мишаня даже испугался – его глаза из невнятных щелочек превратились в четкие окружности.
– Кашеварова, ты что? Кошмар приснился?
– Мишаня… – обреченно сказала я, – мы с тобой что… у нас что было?
Он сел на кровати и шумно почесал живот.
– Не помню. Ты была вообще никакая. Я предложил поехать ко мне, ты согласилась… А что, тебя это смущает?
– Мишаня, но… У нас что-то было?
По блудливой улыбке, которая расцвела на его лице, я поняла – надеяться на несостоявшуюся катастрофу бесполезно. Но Мишаня вдруг сказал:
– Если честно, я сам не помню. Может, было, может – и нет…
Все когда-нибудь должно случиться в первый раз. В том числе и секс, факт которого не установлен по причине пьяной отключки главных фигурантов. Я старалась смотреть на ситуацию с оптимистической Мишаниной точки зрения. Как ни в чем не бывало похохатывала, когда он мимоходом щипал меня за выступающие части организма, подыгрывала его истерическому веселью как могла. Но где-то в глубине души ядовитым растением прорастало набирающее обороты отвращение.
Наскоро позавтракав, я отправилась домой. А по дороге, в такси, твердо решила бросить пить.
Следующим вечером моя меланхолия вернулась на стартовую позицию: я была одна, трезва и безденежна. Если уж менять жизнь, то по полной программе. Сперва – генеральная уборка, потом – полный тюнинг в салоне красоты, ну и напоследок – поиск работы.
За несколько недель увлечения бар-серфингом моя и без того довольно захламленная квартирка превратилась в настоящий бомжатник. Под кухонным столом толпились пустые бутылки, раковина была наполнена посудой с отвратительно благоухающими остатками еды. Пушистая пыль осела на всех возможных поверхностях, одежда потихоньку перекочевала из шкафа на пол и теперь валялась в виде разноцветного мятого кома, с люстры отчего-то кокетливо свисал старенький бюстгальтер.
Нарядившись в выцветший старый сарафан и для большей убедительности повязав на пояс кухонный фартук, я мрачно оглядела поле битвы. Задумчиво походив вокруг куч мусора, я решила, что не знаю, с чего начать. Впрочем, довольно быстро меня осенило, что в холодильнике, кажется, оставался пакет белого вина, так что начать я в итоге решила с ободряющего бокальчика.
Не успела я пригубить вино, как в дверь позвонили.
1 2 3 4 5