На сей раз этого не повторится.
- Ты потерял самообладание? Мне казалось, что ты просто экспериментируешь.
Он с улыбкой поднял ее на руки.
- А я думал, что экспериментируешь ты. Я едва сдержался, чтобы не наброситься на тебя в холле. - Он нахмурился. - Тебя это смущает?
- Меня это восхищает, - прошептала она, прижимаясь к нему щекой. Можешь повторить. И можешь быть чудовищем.
Он положил ее на узкую кровать в голой, почти монашеской маленькой комнатке и тщательно разгладил ее сбившуюся юбку.
- Коктейль здорово ударил тебе в голову. Думаю, сегодня лучше воздержаться.
- Почему?
Выведенная столь жестоко из состояния предвкушения чувственного удовольствия, она ухватилась за его свитер, пытаясь удержать его около себя.
- Завтра ты еще подумаешь, что я все это специально подстроил. Лучше уж я подожду. - Но во взгляде его были только нетерпение и страсть, и он приспустил штору. - Хочу дать тебе время. Физическая близость для меня не так уж важна, как тебе кажется. Я хочу, чтобы ты была совершенно уверена в том, что именно этого ты хочешь.
- Я хочу тебя. - Глаза у нее увлажнились, и она яростно замигала. - Я так тебя хочу...
- Enamorada... te quiero, te quiero (Любимая... я люблю тебя, я люблю тебя (исп.), - подхватил он и больше не заставил себя уговаривать.
Она уже познала удовольствие манящее и удовольствие жгущее. На этот раз она познала удовольствие, которое не имеет границ и длится вечность. Вихрь чувств закружил ее и унес с собой ввысь, а она все повторяла и повторяла его имя.
Он целовал ее разгоряченное лицо, и наконец она стала постепенно приходить в себя. На смеси испанского и английского он говорил, как ее любит, как не может без нее жить, как никогда не позволит ей оставить его даже на минуту. Рай, настоящий рай. А она лежала и впитывала все это с сумасшедшей, пьяной радостью. Он принадлежит ей, только и безвозвратно ей, она вырвала его из зубов смерти... из рук этих алчных женщин, думала она снисходительно. Теперь она вне конкуренции, и ей дела нет до этих безликих орд.
- Утром поедем в Мадрид, - пробормотал он, не переставая целовать и прижимать ее к себе.
- В Мадрид?
- У нас там дом. - Он посмотрел ей в глаза, еще подернутые чувственной пеленой, и ей вдруг показалось, что он чем-то встревожен. - В Мадриде живет и работает Катарина. Я хочу, чтобы вы познакомились.
- А что, это так срочно?
- Катарина никогда не навязывается. - Он как будто читал ее мысли, и она тут же почувствовала себя вредной девчонкой, собакой на сене. - Дети могут остаться здесь и присоединятся к нам позже, если соскучатся.
- Если? - переспросила она.
- Наши дети вполне самостоятельны.
Это бесспорно.
- Сколько лет твоей кузине? - поинтересовалась она.
- Она на два года старше меня.
- Она разведена?
Он вздохнул.
- Лет десять назад она позволила Люсии запугать себя и вышла замуж за очень богатого американца. Она совсем не похожа на свою мать, и Люсия постоянно усложняет ей жизнь. Джерри тоже не способствовал утверждению ее личности. Он регулярно бил ее.
- О Боже, - ужаснулась Сара.
- В первые месяцы их совместной жизни его жестокость стоила ей ребенка - у нее был нервный припадок, - пояснил Рафаэль. - Но когда она поправилась, Люсия не позволила ей подать на развод. И дело было не только в религии, а и в деньгах Джерри. По брачному соглашению, подписанному Катариной до свадьбы, в случае развода она теряла все. Когда она мне об этом рассказала, я убедил ее бросить Джерри. И оказал необходимую для этого поддержку.
- Я очень рада. Слава Богу, что она тебя послушала. - Сара действительно была за нее рада. - Люсия тяжелый человек...
Они отправились в Мадрид на самолете компании. Сара чувствовала себя настолько счастливой, что ей даже стало страшно. У нее было такое ощущение, будто она сидит на волнорезе. Давно уже не позволяла она своим чувствам разгуливаться до такой степени.
- Мне следовало рассказать тебе о том, что я делала в Труро, - с печальной улыбкой сказала она. - У нас не должно быть секретов друг от Друга.
Ей показалось, что Рафаэль чувствует себя несколько не в своей тарелке. У нее вообще было такое ощущение, что он был как-то странно напряжен в течение всего полета, вместо того чтобы, удобно откинувшись на спинку кресла, спокойно отдыхать. Причем он всячески старался скрыть от нее это напряжение. Но ей не хотелось копаться в причинах.
Он вздохнул:
- Тебе нечего было мне объяснять. Во всем виноват был только я. Я не имел права с тобой так разговаривать. Я тебе чрезвычайно признателен за то, что ты мне все рассказала.
Она удивленно на него посмотрела.
- И ты действительно мне поверил?
- Ты никогда меня не обманывала, но я временами становлюсь очень упрямым. Такое случается, когда у меня появляется идея-фикс, - признал он с веселым блеском в светло-коричневых глазах. - К тому же я очень ревнив, а раньше мне никогда тебя не приходилось ревновать. Хуже мне от этого не стало. О Труро ты можешь рассказать мне сейчас.
Такое смирение вовсе на него не похоже, мелькнула у нее мысль. Что с ним происходит? Но тут она вспомнила, как он не любит самолеты, и ей стало стыдно. Боже, подумала она виновато, он все еще не освободился от этих глупых страхов, а как мужчине ему трудно открыто в этом признаться. Первый раз, когда они летели вместе, он притворился, что спит, и она ничего не заподозрила до тех пор, пока они не ступили на землю, - на нем лица не было. С тех пор он сильно изменился, и ей даже захотелось ему об этом сказать, но чувство такта не позволило ей, это сделать.
Чтобы хоть как-то отвлечь его, она стала нести всякую чушь, но он отвечал односложно, и в конце концов она тоже замолчала. В аэропорту их ждал автомобиль. Сара искоса взглянула на Рафаэля, сидевшего с каменным лицом, и глубоко вздохнула.
- Может, тебе это и неприятно, но мне кажется, что тебе будет легче, если ты выговоришься.
Между его черными бровями образовалась глубокая складка.
- Выговорюсь? О чем ты?
- О твоем страхе к самолетам, - мягко сказала она.
- О чем, о чем? - Какое-то время он смотрел на нее, ничего не понимая, а затем обезоруживающе улыбнулся. - Сара, я преодолел это уже много лет назад.
Она чуть не проглотила язык. Ладно, раз уж он не хочет об этом говорить, то и не надо.
Дом сильно отличался от того, что она по наивности ожидала здесь увидеть. Вместо уютненького pied-a-terre (Маленький домик (франц.) она увидела огромный особняк, упрятанный за массивными высокими стенами.
Слуга открыл двойные двери, и они вошли во внушительный, отделанный мрамором холл. Пораженная, Сара переводила взгляд с мраморных бюстов, установленных на пьедесталах, на ионические колонны.
- Как в музее, - вздохнул Рафаэль с некоторых пор предпочитает этот дом Алькасару. Фелипе разрешил Катарине жить здесь, пока она не найдет себе квартиру. - Он помолчал. - Я пригласил ее на обед.
- Прекрасно. - Но мысли Сары были уже далеко - она думала о том, что надеть, чтобы не ударить лицом в грязь перед модельером. - Пойду приведу себя в порядок.
- Мне надо сделать несколько звонков.
Служанка провела ее наверх в спальню. Широко раскрытыми глазами Сара рассматривала потрясающую массивную позолоченную и задрапированную кровать с пологом на четырех столбиках, выполненную в стиле барокко. Рядом, к ее удивлению, находилась ультрасовременная ванная комната. Вытащив элегантный костюм от Сен-Лорана, она начала переодеваться, радуясь, что Несколько расширила свой гардероб в Севилье. Пиджак с открытым воротом и свободная юбка мягких серых, пурпурных и синих тонов прекрасно подходили к ее светлым волосам и легкому загару.
Уже спускаясь, она услышала, как открылась входная дверь и в холл вышел Рафаэль. Навстречу ему заторопилась женщина. Он протянул ей руки, и она наклонилась вперед, подставляя ему по европейскому обычаю обе щеки для поцелуя. В следующую секунду она отстранилась от Рафаэля, и Сара, туг же ее узнав, чуть не потеряла сознание.
Она с такой силой вцепилась в перила, что пальцы ее побелели. Ее начало трясти, а сердце застучало, как молот. Нет, этого не может быть, просто не может быть! Та женщина? Здесь? Сара, должно быть, ошиблась, ведь она видела фотографию всего один раз и целых пять лет назад! Эта казалась ей меньше ростом и стройнее. Ее спутанные черные кудри были короче и схвачены сзади гребнем из слоновой кости. Держась за руки, они о чем-то быстро говорили, ничего не замечая вокруг.
Сара медленно разжала руки и сделала несколько шагов назад. Она страшно боялась, что ее увидят. Катарина. Кузина Рафаэля. В прошлом замужем за американцем. Теперь она с ужасом поняла причину его молчания. Он ведь мог и не знать о существовании фотографии... Катарина и была той женщиной, что побывала у него в номере; той самой женщиной, что покончила с ее браком, той, что причинила ей несказанные страдания и муку. Это была она, по иронии судьбы, она была вовсе не так красива, как рисовало ее воображение Сары. И все же, несмотря на немного резкие черты лица, она была очень привлекательной.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Сара отступила в спальню. Тупо осмотревшись, она попыталась взять себя в руки. Напрасно. Что происходит? Во что ее втянули? Неужели Рафаэль думает, что она будет обедать с этой женщиной? Сказать, что он дурно поступает, - значит не сказать ничего. Абсолютно ничего. Внутри у нее все переворачивалось.
- Ты уже готова? - Рафаэль стоял в дверях, холеный и элегантный в легком темно-сером костюме. - Катарина пришла несколько раньше времени.
- Я ее видела. - Она вся дрожала от горечи и злости, чувствуя себя обманутой. - И я ее узнала.
- Ага, значит, фотография все-таки была, - произнес он задумчиво. Папа очень предусмотрителен. Надо было этого ожидать.
Сара смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.
- Ожидать? Да чтоб ты сгорел в аду! - выкрикнула она с омерзением.
Глаза его блеснули, и он сжал зубы. Затем закрыл дверь.
- У меня такое впечатление, что ты меня собираешься подвести. Надеюсь, Катарина подождет несколько минут.
- Подвести тебя? - Голос ее дрожал, и она не могла с собой ничего поделать. - Ах, как ты прав, Рафаэль! Если бы не было фотографии, я бы ее не узнала...
Но разоблачение, казалось, вовсе его не беспокоило. Он холодно рассматривал ее сузившимися глазами.
- А что ты знаешь, Сара?
Она склонила голову, остро переживая свою боль.
- Я знаю, что никогда больше не смогу тебе доверять. Как ты мог притащить ее сюда? - задыхаясь, спросила она. - У вас что, какой-то нескончаемый роман, ради которого ты все готов поставить на карту? Или ты надеешься получить совершенно особое удовольствие, сидя между любовницей и женой?
- Какое уж тут удовольствие! Особенно если принять во внимание, что Катарина никогда не была моей любовницей, - отрезал он. - Мне бы хотелось знать, почему час или два наедине с женщиной в отеле означают непременно неверность?
- Это достаточный повод для развода! - резко бросила Сара. - И я не намерена слушать твои байки!
- Нет, ты будешь меня слушать, - с болью сказал Рафаэль. - Ты мне не доверяешь. Ты даже не хочешь сделать вид, что доверяешь. Как великодушно с твоей стороны простить мне и забыть то, чего я никогда не делал!
- Я не могу в это поверить! - Она начала всхлипывать. - И никогда в это не поверю.
- Послушай, Сара, каким надо быть человеком, чтобы знакомить жену с любовницей? - резко спросил он. - Неужели ты считаешь, что я на это способен? Я хотел объяснить тебе все самым мягким образом, не расстраивая при этом Катарину. Я не знал, что была фотография. Я хотел, чтобы ты с ней познакомилась и чтобы ты сама могла провести свое собственное расследование. Но не как истеричная, не уверенная в себе восемнадцатилетняя девчонка, какой ты была пять лет назад, когда это случилось, а спокойно, задавая мне вопросы!
Сарой начинала овладевать слепая ярость.
- Если ты сейчас же не уберешься отсюда, я за себя не ручаюсь! - предупредила она.
Он в ярости рубанул рукой воздух.
- Катарина пришла на выставку специально для того, чтобы поговорить. До того я не видел ее три года. Я не знал, во что вылился ее брак. Нам было о чем поговорить, и я привез ее к себе в отель. Затем я привел ее к себе в комнату, потому что она плакала, Сара. Я не сомневаюсь, что ты не позволила бы мне оставить ее в баре у всех на виду! - заверил он. - Она рассказала мне о Джерри, и мы проговорили до рассвета. Он находился тогда в командировке, и она сидела как на иголках, потому что он должен был скоро вернуться. Ты слышишь меня, Сара?
Его голос прозвучал как хлопок кнута, и она резко подняла голову, уже ничего не понимая.
- Ты можешь говорить все что угодно, - прошептала она, не желая, чтобы взлелеянная годами горечь была уничтожена за несколько секунд.
- Я говорю тебе правду, - процедил он сквозь зубы. - Когда она рассказала мне, как он с ней обращался, я посоветовал ей бросить его, потому что наверняка он пошел бы дальше. Она никому об этом не рассказывала, кроме Люсии, и отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то сказал ей, что развод - не самый порочный поступок на свете. И я ей это сказал. Тогда она решила продать свои драгоценности и вернуться в Испанию, где надеялась найти прибежище в доме деда с бабкой.
Сара все еще дрожала мелкой дрожью. Постепенно смысл его слов начал доходить до нее, как камни, опускающиеся на дно взбаламученного пруда.
- Это правда? - пробормотала она.
- Dios, как могу я лгать? Как доказать тебе свою невиновность? - Золотистые ястребиные глаза пронзали ее насквозь. - Катарина понятия не имеет, чего мне стоила та ночь. Мне она стоила семьи. И детей. Я просто не хотел причинять ей боль. Так что позволь мне самому развеять твои застаревшие сомнения.
Сара тяжело опустилась на стул - ноги отказывались служить ей.
- Больше ничего не нужно. Я тебе верю.
Он перевел дыхание, как после долгой гонки, и вздохнул.
- Люсия была беременна, когда мой отец бросил ее. Именно поэтому Рамон на ней женился...
Сара тупо на него посмотрела.
- Но это означает, что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23