Судя по рассказу Тинки, вовсе нет.
В тот самый миг, когда Голиаф решил пуститься вплавь, приближающийся корабль отвернулся от него, словно высокомерная девица, и направился прочь.
— Тогда Голиаф проклял этот корабль, — торжественно возгласил Тинки. — Вы же знаете, госпожа. Он не любил, когда выходило не по его.
А черный корабль становился все меньше и меньше. Голиаф опять улегся на доски, превозмогая боль в раненой руке и насылая на парусник чудовищные проклятия. Ну да ничего, придут и другие суда. В здешних местах морские пути оживленные.
Через несколько минут он почувствовал, что доски под ним как будто кто-то дергает. Он перегнулся через край и увидел, что его плот запутался в клубке водорослей.
О чем подумал тогда могучий Голиаф? Плавучие водоросли не редкость на Семи Морях. И ничего особенного в них нет. Он склонился, достал свой нож, которым перерезал немало глоток, и принялся рубить черные пряди.
Но они оказались крепкими. При слабом свете луны он вгляделся в волны и понял, что настоящие водоросли такими не бывают. Он ощупал их рукой, приподнял навстречу лучам луны и присвистнул.
Он увидел гигантскую сеть необычного плетения, усеянную какими-то склизкими стручками и усиками, похожую на настоящую морскую траву. Наверное, рыболовная, подумал Голиаф. Какой-то болван с черного судна упустил…
Однако громадная сеть дрейфовала не сама по себе. Она тянулась за кормой таинственного корабля. Тинки продолжал свой рассказ:
— «Ну и повезло же мне», — подумал ваш папенька. Нити опутали его и тянули прямо к борту уходящего вдаль призрака.
Голди не сводила с Тинки пылающих зеленых глаз. Перед ее взором стоял Голиаф, пойманный в сеть, точно беспомощная рыба.
— Это был корабль Вдовы. Догадываетесь?
Голиаф расслабился, улегся на своем плоту и стал ждать. Доски мягко стукнулись о борт, и сильные руки матросов в мгновение ока втащили его наверх. Ему и карабкаться не пришлось.
На палубе не горело ни одного огня. Не было фонарей на носу и корме. Над головой громоздились темные паруса, не расцвеченные даже белыми силуэтами черепа и скрещенных костей.
А вокруг ждали люди — темные, как тени.
«Добрый вечер, ребята», — окликнул их Золотой Голиаф.
Но никто ему не ответил.
Тут из безмолвной толпы моряков вышла женщина. Она скользила над палубой, как судно над волнами.
— Мэри Ад — вот как ее звали. Ее муж был богатым купцом, владел тремя кораблями. Однажды у берегов Скандинавии его встретил ваш папенька. Он забрал всё золото, перебил всех людей и поджег корабли. Все три затонули. Когда слух об этом дошел до Мэри, она сказала: «Я теперь вдова. На последние деньги я построю еще один корабль. И он тоже будет „Вдовой“».
Мэри Адстрём сдержала слово. Когда судно спустили на воду, она наняла команду из людей, сведущих в мореплавании — и во многих других вещах.
Эту историю Мэри своими устами поведала Золотому Голиафу, когда он стоял на палубе, в луже крови и морской воды.
— Из-за тебя мне ничего больше не осталось, — сказала она, — кроме как искать по морям пиратов и счищать их с липа земли, словно гнусные бородавки.
— Счищать? — переспросил Голиаф, не теряя бодрого расположения духа. — То есть убивать?
— Да. Именно убивать. Немало подонков стерла я со страниц книги жизни. Но я их не грабила, даже если у них было чем поживиться.
— Ну и веселая же ты пиратка! — расхохотался Голиаф.
— Ничуть, — ответила Мэри Ад. — Я Ангел Мщения. И до сих пор не думала, что когда-нибудь судьба сведет меня с тобой. Но, как видишь, мы встретились.
Голди села в кресло. С минуту грызла палец, потом поняла, что испортила ноготь. Перестала.
— Она…
— Убила его? Да. Так гласит легенда.
Краски вернулись на лицо Голди. Она сказала:
— Мы опять пришли к тому же. Он все-таки мертв.
— Всё дело в том, как она убила его, — прошептал Тинки.
На миг растерявшись, Голди стала похожа на обычную девушку. Но уже через секунду она прорычала:
— Ну и как же?
— Никто об этом не говорит. Известно только — он принял страшную смерть.
Голди вскочила, проворная, как змея, сняла туфлю и швырнула в него. Туфелька, хоть и сшитая из мягкого атласа, имела острый каблучок, и он угодил Тинки прямо в лицо.
— Тогда откуда ты всё это знаешь? Говори, мерзавец!
Тинки съежился, потирая расквашенный нос.
— Потому что я своими глазами видел корабль Вдовы! Всего три ночи назад, у берега, близ Харриса.
— Видел? Да что ты понимаешь в кораблях?
— Уж этот-то я ни с каким другим не перепутаю. И остальные тоже видели. — Тинки неуверенно замолчал. Ему не хотелось признаваться, что один из его спутников тесно связан с Артией Стреллби, смертельным врагом Голди.
Но Малышка Голди и без того рвала и метала.
— Что мне проку от твоей болтовни? — завизжала она. — Все твои рассказы — вранье и бахвальство! Будь ты у меня на корабле, я бы с тебя шкуру заживо спустила и скормила собакам!
Тут ее вопль внезапно оборвался.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Без лишних предисловий судья Знайус распахнул дверь и встал на пороге — высокий и суровый.
Тинки вскочил на ноги, принялся раскланиваться и что-то лепетать. Голди плюхнулась обратно в кресло и томно приложила ладонь ко лбу, обрамленному черными локонами.
— Что это за непристойный шум? — вопросил судья Знайус, которого в отдельных кварталах именовали Всезнайусом, а чаще Незнайусом.
— Он говорит, — прошептала Голди, — что мой отец жив.
Тинки поморщился, глядя в роскошный ковер.
— Чушь собачья.
Законник хмуро оглядел обоих и вынес вердикт.
— Этот человек — негодяй. Голди, ты не должна разговаривать с ним. Прочь отсюда, мерзавец. Твоя плата в кухне. Никогда больше не смей подниматься в верхние комнаты.
Тинки поспешил унести ноги. Только на лестнице он позволил себе отпустить в адрес судьи пару сочных слов. Однако Тинки знал, что видит Малышку Голди не в последний раз.
В эту минуту судья Знайус с потемневшим лицом грозно склонился над своей воспитанницей.
— Я не ожидал от тебя, Голди, такого поведения. Не думал, что ты будешь кричать, как грязная уличная девчонка. Я и так уже сыт по горло шумом и глупостями. Недавно моя карета целый час простояла в толпе на Пэлл-Мэлл. Что за неразумная мода пошла — наряжаться пиратами! Весь город сошел с ума. Пиратомания — вот как называет это «Ландон Таймс». Чудовищное сумасбродство!
— Ох, простите, сэр, я ни в коем случае не желала вас огорчить. Но, услышав имя Голиафа, я так испугалась…
— Женщина должна всегда держать себя в руках. Особенно если у нее такое происхождение, как у тебя.
Голди смотрела на него снизу вверх огромными глазами, печальная, трепещущая от одной мысли о том, что прогневила его, и видела, как ее красота снова туманит ему голову.
— Хоть Голиаф и был тираном, сэр, все-таки он приходился мне отцом. А отец всегда занимает особенное место…
— Да… да. Хорошо. Я прощаю тебе твою оплошность.
Через двадцать минут у себя в спальне Голди методично всаживала крошечный кинжал, оставшийся с пиратских времен, в середину небольшого портрета судьи Знайуса, выполненного каким-то художником. (Она выпросила этот портрет у судьи. Когда он однажды спросил, где же рисунок, Голди сказала, что всегда носит его при себе. И добавила, что он совсем истрепался от ее поцелуев. На самом деле изображение страдало только от ударов кинжалом.)
Выплеснув злобу, Голди села писать письмо еще одному своему доброжелателю — капитану. Она познакомилась с ним, оказавшись пленницей на борту его военного корабля «Бесстрашный». Капитан Нанн, которому поручили доставить в Ангелию пойманных пиратов, был молод и недурен собой. Он попал под влияние коварной красотки точно так же, как достопочтенный судья Знайус, если не сильнее. Голди рассказала капитану Нанну о пиратских картах — намекнула, что прихотливые течения вокруг Острова Сокровищ рано или поздно вынесут их на берег. Может быть, капитан был околдован не столько самой Голди, сколько мечтами о кладах.
Голди решила, что ждала уже достаточно долго. С нее довольно! В этом ее убедила легенда, рассказанная Тинком. После суда и освобождения ей приходилось вести себя очень осторожно. Боже мой, до чего же ей осточертело ублажать Знайуса и носить это платье. Но теперь с этим покончено!
Голди запечатала письмо и выпрямилась. Его может отнести поваренок, он всегда рад заработать серебряную монетку — к счастью, капитан Нанн позаботился, чтобы его подруга не лишилась всех своих пиратских богатств.
Потом из далекого прошлого донесся голос отца, такой знакомый, такой пугающий: «Эй, Малышка Голди! Ах ты, моя радость!»
Она откинулась на спинку кресла, прижав кулаки к губам.
Голди боялась отца. Ненавидела. Трепетала перед ним. Он был безжалостен даже к своим родным, считая их такой же утварью, как и всех остальных. (Подумаешь, разобьется, сломается — не жалко.)
Дочь пирата обернулась и еще раз проткнула судью Знайуса кинжалом. Сейчас она видела перед собой не его, а Голиафа. Если бы законник в эту минуту мог лицезреть свою воспитанницу, он не счел бы ее красивой.
* * *
В глубине темного переулка Тинки схватил поваренка за горло.
— Дай-ка поглядеть.
— Но оно запечатано…
Тинки пропустил его слова мимо ушей. Зажег свечку и посмотрел на нее сквозь бумагу, старательно разбирая слова.
Он не умел читать. Но давно развил в себе потрясающее умение запоминать очертания букв и слов. А в таверне «Кружка и треска» найдется человек, который растолкует ему их смысл.
Тинк давно заподозрил, что бывшая пиратка Голди хранит ключ к таинственным богатствам. Потому-то он и держался поближе к ней.
Сегодня он сумел ее поразить. И, может быть, сундук с сокровищами наконец-то приоткроется.

Глава вторая
1. Виляя хвостом

"Йо-хо-хо!
И бутылка рома!
Да пошли они все кашалоту в брюхо!"
— Хороший у тебя голос, Эйри О'Ши. И настроение, видать, тоже хорошее, — сказал бармен в «Кофейной таверне».
— Да, дружище. Опять выступаем, на радость Адмиралтейству. Еще одна демонстрация командного духа.
Эйри, бывший второй помощник капитана, плававший на знаменитом «Незваном госте», опрокинул последний стаканчик угольно-черного напитка и вышел на улицу. Одет он был, конечно же, пиратом и с ног до головы увешал себя звенящей мишурой: медальонами, золотыми мухурами, ножами, патронами, серебряными эполетами. Но ни в таверне, ни в городе он не выделялся из толпы, потому что точно так же нарядились все до единого посетители и немалая часть гуляк на ландонских улицах — не говоря уже о женщинах, детях и животных.
Не пройдя и двадцати шагов, Эйри наткнулся на добрый десяток прохожих с кортиками и в шляпах с плюмажем, у троих к плечам были приклеены попугаи, один нес на голове настоящую птицу. Еще он встретил двух ручных обезьянок с миниатюрными шпагами на поясах и ломовую лошадь в треуголке с пером и с черной повязкой на глазу.
Эйри взирал на них с добродушным презрением, как преуспевающий профессионал на жалких любителей. А что еще оставалось делать? Той весной Ландон захлестнула пиратомания, и началась она примерно в те же дни, когда монархистская Франкоспания объявила республиканской Ангелии войну.
На Шутерс-Лейн Эйри повстречался с Дирком и Вускери, Соленым Уолтером и Соленым Питером.
Дирк и Вускери открыли здесь небольшой театр, но, по правде говоря, все попытки заинтересовать широкую публику тем, что Дирк подразумевал под культурой, оказались напрасны. Люди хотели одеваться пиратами и видеть на сцене пиратов. Поэтому Вуску, как и раньше, приходилось ставить пиратские спектакли. Хотя девушка, игравшая Пиратику, — роль, которую раньше исполняла Молли, — по утверждению Дирка, никуда не годилась.
— А Артия играть не станет, и думать нечего. Я ее и попросить-то боюсь.
— Посмотри, сколько билетов продано на вчерашний спектакль, — возопил Уолтер, как только увидел Эйри. — В зале было три человека и голубь.
— Надо починить крышу, — подхватил Вускери, крутя черный ус. — Через дыру голуби и лезут. А заодно и кое-кто из зрителей, а денег при этом не платят. Да еще и эта новая антипиратская организация — пикетируют по вечерам театр и никого не впускают, даже если люди хотят попасть.
— Подумать только, — заметил Дирк, когда все трое зашагали по Масляной улице. — Мы могли стать богатыми, как франкоспанские короли. Но ничего у нас не вышло.
— Скажи еще спасибо, что на виселицу не попали, — отозвался Питер. — Вот куда приводит шальная удача. Послушай меня, Вускери, давай выучим этих голубей на почтовых, может, хоть немножко подзаработаем.
Наступило молчание. Друзья брели всё медленнее — каждый вспоминал, как недавно чуть было не стал богаче всех королей на свете. В большом сундуке на Острове Сокровищ они нашли множество карт, ведущих к кладам, но когда на горизонте показались военные корабли, их пришлось выбросить в море.
— Ну и ладно, — подытожил Вускери. — Зато мы до сих пор все вместе. Эйри, ты слыхал что-нибудь об Эбаде?
— Нет. Он как сквозь землю провалился.
Лица друзей помрачнели, даже взбодрившийся от кофе мистер О'Ши приуныл. Дирк сказал:
— Думаю, она там тоже появится. На вечеринке в Адмиралтействе. Честно говоря, диву даюсь. Не понимаю, зачем Артия туда ходит. Уж она-то в бесплатном угощении не нуждается.
— Да, — вздохнул Эйри. — Зато мы за дармовой кусок мяса будем вилять хвостами, как собаки.
Получив состояние от Землевладельца Снаргейла, Артия и Феликс предложили каждому из своей команды щедрое вознаграждение. Но актеры отказались. Когда тебе просто дают деньги — это совсем не то. Хотя может быть, подумал сейчас Вускери, стоило взять их у Артии взаймы — починить крышу в театре.
— А Честный? — спросил Питер. — Где он сейчас?
— А Свин, старый пес, он-то где?
— А наш славный корабль, дивный «Незваный гость»…
Все трое хором застонали.
— Пришвартован на верфи, разбитый в щепки.
— Разве это судьба для доброго судна? — вздохнул Эйри. Кофейный кураж окончательно выветрился из его головы. Вускери вытер глаза. Дирк разглядывал тщательно отполированные ногти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38