https://wodolei.ru/catalog/mebel/rakoviny_s_tumboy/ 

 

Простой гудок, в целом ничем не примечательный, стал действовать точно таким же образом, как и нитроглицерин!
Впрочем, на нитроглицерине интерес экспериментаторов не иссяк. Дальше последовала целая серия аналогичных опытов. Собаке вводили строфантин, ацетилхолин и другие вещества, вызывающие урежение частоты сердечных сокращений, и параллельно с этим включали, например, метроном – тук-тук, тук-тук. Какой был результат? После нескольких сочетаний, подобных «тук-тук», и инъекций соответствующих веществ, замедляющих работу сердца, сердце собаки начинало замедлять свой ритм и при одном только «тук-тук». Дальше – больше: стали вводить собаке адреналин (который, как мы с вами уже знаем, увеличивает частоту сердечных сокращений) и включать лампочку. Поразительно, но в скором времени одно только включение этой лампочки без введения адреналина производило точно такой же эффект – сердце, словно по команде, увеличивало частоту своих сокращений!
На заметку
Работа сердца, равно как и любого другого органа нашего тела, регулируется вегетативной нервной системой. А сама она – вегетативная нервная система – это часть целостной нервной системы, которая вся функционирует по закону «условного рефлекса» . И потому нет ничего странного в том, что у нас может быть выработан условный рефлекс на работу нашего собственного сердца. Какие-то условные стимулы могут вызывать у нас учащение сердечной деятельности, какие-то, напротив, ее замедление. Какие-то будут вести к автоматическому (рефлекторному) повышению артериального давления, какие-то, напротив, к его снижению. И это, во-первых, абсолютно нормально (так наш организм функционирует – ничего не попишешь), а во-вторых, абсолютно безопасно. Если мы не умерли, когда этот вегетативный условный рефлекс у нас вырабатывался, то не умрем и тогда, когда он будет возобновляться.

Наконец, ученые дошли и до того, что стали формировать на подопытных животных и сосудистые вегетативные условные рефлексы – сосудосуживающий и сосудорасширяющий! Чувство боли, например, вызывает сосудосуживающую реакцию, а потому экспериментаторы, недолго думая, стали причинять собаке боль во время работы обычного звонка. В этом случае сосуды у собаки сжимались, что регистрировалось специальным прибором.
Потом экзекуцию с болью прекратили, но продолжали время от времени позвякивать звонком, и каждый раз сосуды животного безропотно суживались! Причем что характерно, интенсивность этого сжатия сосудов была в среднем значительно выше, чем при обычной болевой реакции. Иными словами, после того, как соответствующий сосудистый вегетативный условный рефлекс был сформирован, сосуды экспериментального животного реагировали на условный раздражитель даже с большей интенсивностью, нежели на естественные (безусловные) раздражители!
И это еще не все! Аналогичные эксперименты были поставлены на обезьянах, кошках и даже лабораторных крысах! Феноменально, но факт! Однако, наверное, самое поразительное в том, что именно этот механизм – механизм вегетативного условного рефлекса – лежит в основе «вегетативных приступов» и «панических атак», наблюдаемых у любого нормального человека, страдающего вегетососудистой дистонией.
Доминанта дел сердечных
В своих книжках я уже неоднократно рассказывал о выдающемся открытии нашего соотечественника Алексея Алексеевича Ухтомского, которое он назвал «принципом доминанты». Принцип доминанты – это механизм работы мозга, благодаря которому в нем – в этом мозгу – господствует единственный очаг возбуждения, а все прочие возбуждения, которых, понятное дело, там тьма-тьмущая, не только не принимаются мозгом в расчет, но напротив, активно тормозятся, а их сила передается господствующему, доминантному очагу.
Передавая свое возбуждение господствующему центру, они, эти прочие центры, ускоряют работу доминантного очага возбуждения в головном мозгу, поторапливают и усиливают его. Очень экономно! И так, общими усилиями – дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, жучка за внучку да мышка в придачу – вытащили репку, слава богу! Задача решена, господствовавшая только что доминанта уходит со своих позиций, освобождая места для новой «властительницы». Да, теперь можно переходить и к следующей задаче...
Действительно, принцип доминанты – это, что называется, находка для шпиона. Представьте себе головной мозг, это же целая вселенная! Сколько разнообразных, зачастую разнонаправленных процессов протекает в нем одновременно, сколько из них хотело бы реализовать себя на практике! Но порядок во всем этом хаосе поразительный! Бесчисленные возбуждения, благодаря способности мозга к образованию доминанты, сводятся, концентрируются, оптимизируются и направляются на служение единой цели для достижения одного результата.
Замечательно, любо-дорого смотреть! Однако, как мы уже неоднократно убеждались, человек обладает удивительной способностью использовать себе во вред то, что, казалось бы, создано природой ему в помощь! Доминанта – это как раз тот случай, а в случае ВСД – случай клинический. Итак, как же работает принцип доминанты у человека, страдающего вегетососудистой дистонией? К великому сожалению, здесь множество вариантов.
Поймите: если у вас есть время ныть и жаловаться – значит, у вас найдется время и что-то сделать с этим.
Энтони де Анджело
Во-первых, после того как мы концентрируемся на своем, например, сердцебиении, происходит отчетливое учащение его сокращений, что подметил еще наш замечательный писатель и доктор – А.П. Чехов. Он писал: «Вовсе не думать или думать пореже о недугах. Ведь стоит только обратить внимание на свое сердце, прислушаться к нему, чтобы пульс стал быстрее на 10—15 ударов». Почему это происходит? Срабатывает принцип доминанты. Когда мы фиксируемся на своем сердцебиении, вся сила наше нервного возбуждения переходит на зоны мозга, ответственные за работу сердца, вот оно и начинает колотиться с избыточной силой, словно бы желая выразить тем самым свое к нам расположение: «Я тут! Я работаю! Я хороший работник! Смотри, как я умею! Все для тебя! Приходи еще, милости просим!».
Во-вторых, страх точно так же пользуется всеми возможностями, которые предоставляет ему принцип доминанты. После того как мы испугались, у нас в мозгу активизировался центр страха. А дальше дело за малым – надо нагнать в него побольше нервного возбуждения! И мозг, посредством принципа доминанты, справляется с этим указанием самым выдающимся образом! Если– мы, испытывая страх, внимательно приглядимся к собственным мыслям и действиям, то заметим, как все наши мысли послушно склоняются в соответствующую сторону: опасность начинает казаться нам чрезвычайной, ситуация – почти безысходной, а риск – смертельным.
Все, о чем мы можем думать, испытывая страх, так это только об избранной нами опасности (в целом, мы можем избрать себе любые опасности для самодраматизации), только о том, как спастись, как выжить, как не помереть, чего доброго. Иными словами, наши собственные мысли послушно нагнетают обстановку, следуя тому направлению дум, которое задает возбудившийся и ставший доминантным в нашем мозгу центр страха. Равно и все наши действия будут строго детерминированы данной господствующей эмоцией: мы будем пытаться избежать встречи с пугающими силами и обстоятельствами, мы будем предпринимать меры к тому, чтобы защитить себя от этой, как кажется, грозящей нам беды.
В-третьих, сама вегетососудистая дистония являет собой высший класс работы принципа доминанты. После того как мы озаботились своим физическим состоянием, вся наша жизнь словно бы сворачивается до одной этой проблемы – нашего физического состояния, чувств соматического дискомфорта, страхов за собственное здоровье и безуспешных, но неослабевающих попыток вылечиться (ну или, на худой конец, получить какой-нибудь «весомый» диагноз). Мы уже не помним больше ни о чем: ни о своих близких, ни о дальних, ни о работе, ни об отдыхе. А если и вспомним о соответствующих персонажах и сферах жизни, то лишь в соответствующем – «вегетососудистом» – ключе.
Принцип доминанты работает, а потому, к чему бы ни притронулось внимание человека, страдающего ВСД, все это будет преломлено в данной призме. Нам покажется, что близким наплевать на наше состояние здоровья и на нас соответственно; что дальним никогда не понять, что значит страдать ВСД; работа будет теперь восприниматься нами тем, что сводит нас в могилу, истощая и без того слабые силы нашего организма; а если же мы задумаемся об отдыхе, то лишь с лечебной целью или, например, как о том, что может быть для нас риском – «ведь в прошлый раз как раз на отдыхе нам и стало плохо».
Что ж, доминанта – дело хорошее, а главное – работает неустанно, но, к сожалению, чаще там, где не надо, а не там, где следовало бы. Вот почему так важно обучиться «объезжать» собственные доминанты. К сожалению, у нас нет возможности остановиться на тонкостях этой работы в настоящем пособии, но все необходимые инструкции вы можете найти в моей книжке «Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности», вышедшей в серии «Карманный психотерапевт».
Машинка для подъема давления
Антонина была учительницей английского языка, по крайней мере, до тех пор, пока могла выходить из дома. Но к моменту нашей с ней встречи в Клинике неврозов, кстати сказать, имени академика И.П. Павлова, эта 56-летняя женщина не совершала подобных смелых вылазок уже без малого пятнадцать лет (до этого были именно вылазки, а не выходы)! Исключения составляли только совместные выдвижения из квартиры под руку с собственным мужем, да и то лишь в совершенно исключительных случаях. Вообще говоря, стаж ее невроза был почти рекордным – 32 года!
Обычно к этому возрасту – 50—55 лет – вегетососудистая дистония проходит сама собой. У нее такая специфика – как только у человека начинают развиваться настоящие болезни сердечно-сосудистой системы, ВСД «раскланивается» и элегантно «ретируется». И это, кстати сказать, весьма примечательно: человек, который страдал своим неврозом сердца, например, двадцать или тридцать лет кряду, переживал по поводу любого, самого незначительного изменения артериального давления, частоты пульса и т.п.., вдруг совершенно перестает уделять своему здоровью хоть сколько-нибудь внимания, хотя теперь его давление действительно скачет, как угорелое, пульс от этих скачков не отстает, а настоящие ишемические боли по-настоящему ограничивают его активность.
Все это кажется странным, но когда понимаешь, в чем суть дела, всякое удивление проходит. Человек, страдающий ВСД, боится появления у себя тех или иных симптомов телесного недомогания, а нормальному больному бояться нечего – они появляются сами, без приглашения, надо и не надо. Так что в этом случае действительно бояться нечего, все уже и так есть – можно расслабиться. Но сейчас речь не об этом...
Таково мое мнение, и я его разделяю.
Анри Монье
Итак, Антонина. Главным симптомом ее вегетососудистой дистонии были приступы повышенного артериального давления. Оно на самом деле у нее поднималось, эпизодами, и не до смертельных цифр – 140/90—160/100 мм ртутного столба, что она как-то по-особенному чувствовала. Причем особенно опасной ей казалась поездка в метро. Там, при спуске, согласно ее представлениям, возникает некий перепад давления, который и приводит к повышению давления артериального. Разумеется, в этих рассуждениях не было и доли здравого смысла, но вот в убежденности Антонины «долей» было предостаточно. Поэтому на метро она не ездила ни при каких условиях и боялась этого ужасно.
Теперь немного отвлечемся. Согласно одной психотерапевтической теории считается, что если человек, находящийся в безопасности, будет испытывать на себе воздействие тех или иных стимулов, которые прежде, в иных ситуациях, вызывали у него страх, то он постепенно привыкнет к действию этих факторов, перестанет их бояться и ему станет легче. Условно говоря, если человек боится пауков, то ему следует дать в руку муляж паука, заставить играться с ним, и потом, когда он перестанет бояться этого муляжа, и настоящий паук не покажется ему таким уж страшным. Короче говоря, нужно привыкнуть к действию факторов, вызывающих страх, и страх перестанет появляться. Все это так, но с рядом оговорок, впрочем, сейчас не об этом.
Узнав о таком отношении Антонины к метро, я решил сделать одну штуку, аналогичную психотерапевтическому фокусу с муляжом паука. Я взял диктофон и отправился в метро. Там я его достал, включил и поехал. На магнитную пленку записывалось все – шум полного людьми холла наверху, звук лязгающих турникетов, жужжание механизмов эскалатора, гул станции внизу, свист от подходящего поезда, наконец, шум ветра за окном летящей в туннеле электрички. Короче говоря, у меня теперь была фонограмма «ужаса» Антонины.
Во время нашей следующей встречи я предложил ей прослушать эту запись, сказал просто: «Сейчас оденем наушники и прослушаем». Антонина посмотрела на меня с некоторым недоверием, потом послушно одела наушники, и я включил диктофон, где стояла эта кассета. То, что происходило дальше, даже меня заставило взволноваться. Уже через каких-то пять секунд Антонина вся напряглась, побелела, широко открыла глаза, у нее затряслись руки... Перепугавшись, я моментально выключил запись, помог ей снять наушники.
– Что случилось? – спросил я.
На что последовал изумительный текст:
– Это что, машинка для подъема давления? – сказала она, показывая трясущимся пальцем на диктофон.
Оказалось, Антонина даже не успела понять, что именно она слышит (мои разъяснения, что это, мод, запись звуков в метро, была для нее новостью). И вместе с тем вывод, который она сделала, абсолютно попадал в точку! Фактически я, сам того поначалу не понимая, повторил эксперименты из лаборатории И.П. Павлова. Только я использовал не лампочки и звонки, а тот условный сигнал, который Антонина выработала у себя сама, без моего участия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22


А-П

П-Я