Никак я этого не могу компренэ. Да и врёшь ты всё…
– Не всё. Я никогда не вру всё. Это бессмысленно. Так вот, я тебе точно говорю нас собрали по полстране и засунули сюда, глубоко под воду, откуда мы точно не уйдём, - почему?
– Ну… почему? Ты сам-то знаешь?
– Догадываюсь.
– Поделишься?
– Это ты, скотина, должен был со мной поделиться - ещё в прошлом году. Тогда бы мы так позорно не влипли.
– В прошлом году… А что было в прошлом году?
– Легалайз
– А это ещё причём?
– Что ты перестал возить и что. начал.возить?
– Ну так это не только тогда. Да я вообще много чего тогда возил. И потом возил. Командир, не говорите намёками, вы меня изводите…
– Ты же наверняка умнеешь минута за минутой. А, Фест? Я прав? Ты умнеешь, да? Вирус действует. Ты будешь умнеть, а потом сойдёшь с ума.А. потом будешь как та Мальвина.
– Почему же ты против.моего, плана, командир?
– Потому что уже слишком': поздно, и;это факт природы против которой не попрёшь. Потому что нас засунули сюда специально, чтобы гарантированно уничтожить,-: это факт оперативно-тактический. А сделано-это, чтобы обеспечить сохранение в тайне некоей информации, которую мы получили на той.операции независимо от собственного желания. Ну и чтобы заоднозачистить спалившуюся площадку, поскольку дело сделать надо, а дело-то смертное. Вот теперь, наконец, компренэ?
– А ты сам-то почему здесь?
– Потому что я, дружище мой Фестиваль, только здесь и начал умнеть, а до того был полный кретин. Правда, начал умнеть я задолго до тебя. И сейчас я намного тебя умнее. И гораздо больше могу.
– Так ты тоже, да?..
– Да. Я вот, например, сообразил, что все чемпионы по бегу - негры, а по стрельбе - белые. А, Фест? Как тебе такое наблюдение? И ещё я, если хочешь знать, могу командовать крысами. Я теперь типа крысиный король. Мои маленькие хвостатые подданные следят за тобой из темноты… видишь их красные глазки? Вон, справа?
Ударила короткая очередь.
… Вот теперь Фест был обречён.
Не хочу рассказывать, как добивал его. Он меня тоже зацепил, чуть повыше левого локтя, паршивец.
Он очень вырос в моих глазах, Простил ли я его? Тогда ещё нет. Просто скинул в шахту.
105.
Когда я вернулся, Спам и Люба играли в карты. Они оглянулись на меня, Люба ухмыльнулся, и Спам, покачав головой, передал Любе свёрнутую бумажку. Люба бумажку развернул, проверил, та ли эта бумажка или не та, и сунул во внутренний карман.
– И какие ставки?-: спросил я.
– Я проспорил сотню, - сказал Спам. - Не думал, что он тебя поцарапает. Давай перевяжу.
– Ну, перевяжи… Как ты думаешь, Фест там уже среди гурий?
– Угу. Только он теперь ничего не может…
Дырка была не дырка, а полноценная воронка, в выходное отверстие поместилось бы не очень крупное яйцо - но, к счастью, не задеты оказались ни нервы, ни крупные сосуды, ни кость. Спам засунул во входное наконечник баллончика ПИАА и заполнил пулевой канал тугой пенкой, содержащей мощные анестетики, антисептики и кровоостанавливающие препараты; потом замотал мне плечо перевязочным пакетом; через пару часов, заглотив из раны попавшие туда нитки и прочую грязь, пенка спадётся, превратившись в эластичную дренажную полоску, по которой из раны будет отходить гной (это если я не попаду на хирургический стол); в общем, ПИАА- гениальное изобретение. Но всё равно руку мне надолго отключило, поскольку пуля 5,45 - это вам не комар чихнул.
Лиса подошла, через плечо Спама полюбопытствовала, отошла - всё молча.
Я встал, зафиксировал себя в пространстве - определённая неустойчивость имела место быть, и этого не следовало показывать хотя бы самому себе - и бросил свой жетон в кашпо.
– Может, пропустишь? - спросил Скиф. - Никто, я думаю…
– Нет, - сказал я. - Ни за что.
106.
Следующая пара оказалась - Люба и Спам.
Почему? Ну, а как ещё? Других комбинаций у меня не было.
– Ребята, - сказала Лиса, - может, переиграем? Вам друг с другом…
– А что? - спросил Спам и посмотрел на Любу. - По-моему, всё нормально.
Они отошли к лифту.
– Без глупостей? - спросил Спам.
– Дык,- пожал плечами Люба.
Оба разошлись шага на три и подняли автоматы..-О, слушай,- спросил Спам. - Всё забывал спросить. Ты на самом-то деле пидор или нет?
– Да нет, - сказал Люба. - С чего бы?
– Да просто ты единственный, кто Лису не порол.
– А-а… Не, просто… ну…
– Чего? Давай, рожай..
– У неё ноги волосатые.
– Bay! Я так почему-то и думал… А Фест - точно козёл. И не гурии ему на том свете будут, а Иблис.
– Да ладно, - сказал Люба. - Пусть гурии, не жалко.
– Как скажешь… На счёт три? - предложил Спам.
– Ага.
– Раз… два… три!..
Очереди ударили одновременно.
107.
Кряхтя, я забрался в кабинку лаборатории. На дисплейчике высветилось, что все сто процентов загруженной смеси отцентрифугированы и в заправочный картридж синтеза поступило одиннадцать сотых грамма д-КПГА. Это было явно меньше количества вещества, заявленного в сопроводительной листовке. Но такое сплошь и рядом случается со всякими там пищевыми добавками и сжигателями жира. Где-нибудь в Албании или Молдавии жирные неопрятные девки на глазок всыпают в капсулы на глазок же составленную смесь, а потом это продаётся в полулегальных лавочках «спортивного питания» и «фитнес-диет».
Впрочем, и одной десятой грамма по количеству хватило бы на всех нас - на восьмерых. Другое дело, производительность аппарата была, скажем мягко, не промышленной.
Я запустил процесс синтеза. Формулу вбил в память аппарата несчастный покойный сукин сын Тихон - так что мне оставалось только нажать на кнопку. Я и нажал.
Процесс пошёл.
Скиф принёс жетоны Любы и Спама. Прихватив жетоны Пая и Фестиваля, он повесил их все вместе на тот цветок, у которого мы забрали кашпо. Наверное, таким способом он попытался перед цветком извиниться.
108.
Время бежало наперегонки с самим собой…
Объясняю: на синтез одной дозы ингибитора уйдёт полтора часа (точнее, девяносто шесть с половиной минут), и ничего с этим не сделать. Остальное считайте сами. Возьмите карандаш и бумагу в клетку - и старым дедовским способом, в столбик…
Почему я убил Любу и Спама? Потому что продержаться шесть часов - это было нереально. Тем более что у Спама, по моим ощущениям, - началось… То, чем я стал, начало чувствовать своих - примерно так, как раньше я щекой ощущал метров с трёх, включён утюг или нет..Так вот, Спам вот-вот должен был включиться,-прозреть; инициироваться- называйте это как хотите. А Люба - ещё нет. Зато и в Лисе, и в Скифе ощущалась какая-то внутренняя вибрация, дрожь -наверное, самое начало процесса, которое я пропустил у дока и Феста, потому что сам ещё был недоразвит, и у Спама, потому что по уважительной причине отсутствовал…
(Как я понимаю сейчас, у меня процесс развивался медленнее, чем у всех остальных, из-за опухоли - проклятый вирус, и раковые (да знаю я, что это не рак в точном значении термина, знаю и говорю так исключительно для простоты восприятия) клетки вцепились в один и тот же участок мозга; исходя из того, что я наблюдал в себе и что вычитал в записках Тихона (я их видел несколько секунд, но этого хватило), я продержался в состоянии мозговой гиперактивности раз в пять дольше, чем все остальные; не было бы счастья… Впрочем, счастья-то всё одно-не было.)
В общем, три часа - это был максимум, на который я мог рассчитывать. Или полтора, если суп закипит слишком быстро.
Но теперь надо было придумать, как списать эти три часа…
109.
– Задумался? - голос Скифа как сквозь вату.
Я понимаю, что это со мной. Гипогликемия. Ставший реактивным мозг жжёт глюкозу со страшной силой. Мне нужен сахар. И быстро. И много.
– Да, - говорю я. - Сейчас..
Выплываю, как аэростат. В биохимию - там на полках растворы, и среди них - сорокапроцентная глюкоза. Нахожу, пью. Отдаёт жжёным хлорвинилом. В глазах понемногу светлеет. Возвращаюсь.
Что-то без меня произошло, какими-то обоюдными ядовитыми уколами они тут обменялись, я не слышал. Учтём и это: когда падает сахар, новые способности пропадают (наряду со старыми).
Сажусь, тру морду. Потом сую лапу в кашпо.
– Гудвин, ты…
Молча вытаскиваю два жетона. Один вешаю себе на шею, другой бросаю Лисе.
– Пошли.
– Ты же ранен…
– И когда это тебя останавливало? А то, может… - поворачиваюсь к Скифу. Он бледноват с лица. - Третьим будешь?
Ох, как он меня ненавидит. Даже начинает заикаться:
– Эт…то в как…ком смысле?
– Ну, в смысле в том - раз уж мы остались втроём, то, может быть, устаканим наши отношения?
– У нас нет никаких отношений! - вспыхивает Лиса.
– Конечно, нет, - говорю я. - Поэтому и предлагаю - устаканить.
– Слушай, - говорит Скиф, - я тебя не понимаю, я не понимаю, что за игру ты ведёшь, что ты затеял, во что нас втягиваешь - так я лучше пойду, а? Я лучше пойду.
Он выходит из конференц-зала, Лиса делает вслед ему несколько шагов, но дверь хлопает как-то особенно окончательно, наотрез, и Лиса замирает. Жена Лота, обратившаяся в соляной столп.
Я подхожу к ней сзади и приобнимаю за плечи здоровой рукой.
– Чего остановилась-то?
– Могу и уйти, - говорит Лиса, но не двигается.
– Иди, - говорю я. - Иди. Он мой друг, он тебя любит. А я уже всё всем доказал. Иди.
Если бы Лиса умела вздыхать, я бы решил, что она вздохнула.
– Вы со мной, как с куклой…
С надувной, думаю я. Говорю - другое:
– Хочешь продолжать самоутверждаться? Типа - такая ты правильная и справедливая и поступаешь так честно? Ага? Тогда давай и я стану: вот я какой красавец, весь в белом, безупречен и благороден. А этот идиот… весь из себя такой Мышкин…
Я обхватываю рукой её грудь и нагло потискиваю.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим папараццио… Давай напоследок, а? Для остроты ощущений?
Она вырывается:
– Знаешь что!
– Догадываюсь.
– Если догадываешься, то отсоси себе сам!
– Фи. Гнусный мелкотравчатый американизм. По-русски так не говорят. По-русски говорят…
Но Лису не интересует, как говорят по-русски. Она выскакивает из конференц-зала, хлопая дверью погромче Скифа.
Иду следом. В конце концов, это наш поединок. Надеюсь, последний.
111.
Я не знаю, как объяснить то, что происходило со мной, с точки зрения позитивистской науки. Самое близкое сравнение, которое я могу найти: человек, который приходит в себя в тёмной небольшой загромождённой комнатке; он знает, что опасность ему не грозит (вернее, грозит, но с какой-то другой стороны - допустим, он знает, что отравлен, и именно поэтому неизвестность тёмной комнаты ему нипочём); он обходит, обшаривает стены, столы, полки, решётки, потолок, пол, открытые и закрытые гробы… - и так раз за разом, всё больше и больше понимая и принимая окружающее пространство, его персональную маленькую обитаемую вселенную. Время от времени он отвлекается на телефонные звонки, пытаясь ни словами, ни интонациями не выдать, что он оказался в положении более чем необычном…
Так и я: «ощупывал» доставшееся мне пространство, находя закоулки и странности, на план-схеме отсутствующие; я уже не тянул куда-то щупальца, я был везде сам, всем телом, заполняя пространство, как воздух - и в это же самое время я же, где-то внизу слева, настигал Лису, дразня её, уязвляя, унижая, - а она убегала, не в силах преодолеть брезгливость, ей нужно ещё несколько секунд, чтобы психологическая сшибка прекратила отключать ей мозги, и она начала действовать.
(Наверное, сейчас расскажу, зачем и почему нас сюда законопатили. Не потому, что могу не успеть, вряд ли есть в природе что-то такое, чего я теперь могу не успеть, а просто чтобы не создавать дополнительное и на самом-то деле фальшивое напряжение. Потому что в действительности испытывали мы все напряжение жуткое, и его можно и не подкачивать. А то, что я ёрничаю… Ну, ребята, а кто бы из вас на моем месте не ёрничал? Кто не оценил бы изящества коварного удара, который мы получили от кого-то там, наверху?
…на столе помимо посуды валяется ещё и раскрытый фотоальбом. Помните, была мода - из пальмового листа? Вот такой и валяется. Это альбом Лисы. «Когда мы были молодые»… Нам нельзя иметь фотографии «из прошлого». И если альбом найдут, мало никому из нас не покажется. А здесь вот: Фест на четвереньках, показывает язык кобре. Он же с Любой. Соболь стоит, ноги расставил, на плечах по девушке: Лиса и Ласка, была у нас такая брюнетка, но её почему-то перевели - по требованию психоложцев… Ну и другие. И эта: корабль в пустыне, застрял в песке, и Лиса со Скифом исполняют собой носовую фигуру «Титаника»…
Телевизор гундел (кажется, шёл очередной репортаж с андижанского процесса - мировое сообщество разбиралось с преступлениями против человечества, совершённых работниками антинаркотических служб), пульт мне на глаза никак не попадался, и походя, забираясь по пояс в действительно тёплое нутро действительно приоткрытого холодильника, я убил его кнопкой, на которой написано «ВКЛ»…
Вот теперь я возвращаюсь к телевизору. Смотрю внимательно, слушаю. Но всё-таки больше смотрю.
На свидетельском месте стоит кривоплечий парень в характерной афганской шапке и полосатом узбекском халате. В Андижане сейчас за сорок пять в тени, только ватный халат и спасает: Я не сразу, но узнаю его: это один из тех трёх, вытащенных Скифом из земляной тюрьмы. Тогда он тоже был в полосатом, но это полосатое болталось на нём, как роба на узнике Бухенвальда; он почти не мог идти, его волокли посменно Люба и Спам… Сейчас он стоял и отвечал на вопросы американского прокурора.
Он - Исса, племянник Рафшан-бея, был захвачен российским наркоспецназом и некоторое время, около месяца, наверное, удерживался в. тайном лагере где-то в пустыне. Там его избивали и морили голодом, а также насиловали. Всё это снималось на видео. Очевидно, переговоры с дядей успехом не увенчались, поскольку в конечном итоге его и других пятерых членов семьи продали конкурирующему тресту, после чего он провёл в зиндане ещё месяца два и чуть не умер от истощения. Из зиндана его извлекли тоже российские спецназовцы, на вертолёте отвезли в другой лагерь, но тоже где-то в пустыне, и вот из этого лагеря он, оклемавшись немного, сбежал. Дело в том, что он, Исса, своего рода феномен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19