Я не знал, что мне делать: а вдруг Лешка спросонок сожмет пальцы в кулак? Но Лешка даже мизинчиком не пошевелил перед такой опасностью. Он спал, уткнувшись носом в плечо Владимира Сергеевича, и так крепко, что у него даже текли слюнки.
У Владимира Сергеевича было совсем юношеское лицо, с румянцем на щеках и без единой морщинки на лбу. Спал он на боку, поджав под себя ноги и подложив под щеку ладонь, как будто, задумавшись и закрыв глаза, слушал музыку. Правая рука у него была вытянута вдоль бедра, и даже во сне она была будто напряжена: на ней были вздутые жилы и твердые узлы мускулов. …После ведра холодной колодезной воды, которое Владимир Сергеевич поочередно вылил нам на спины, и после бутербродов с холодной курицей мы, захватив с собой Зойку, отправились в лес.
Когда мы проходили по деревне, из-за забора одной дачи показались две головы. Нарик и Гарик нам вдогонкукрикнули:
– Зоя, ты поедешь с нами на пляж?
Зойка, обернувшись, отрицательно помахала рукой.
В лесу неподвижно стоял тугой сосновый воздух, смешанный с резким запахом раздавленной бузины и папоротника. Маленькие полусозревшие ягодки земляники с белыми пупырышками то и дело похрустывали под ногами. Земляники было так много, что Лешка решил больше не собирать ее пригоршнями, а стал ползать на четвереньках от куста к кусту и губами захватывать ягоды.
Потом мы пошли в орешник за удилищами. Владимир Сергеевич шел впереди, раздвигая кусты и задерживая в руках упругие ветви, чтобы они не хлестну ли Зойку по глазам.
Гроза подошла внезапно. Гром уже давно перекатывался где-то далеко на востоке, и казалось, что непогода пройдет стороной. Но Владимир Сергеевич был иного мнения.
– А потопа нам не избежать… - сказал он. - «Будет буря - мы поспорим и поборемся мы с ней!» Кстати, в это время Илья-пророк всегда находится в отпуске, а его заместитель по проливной части немного глуховат. Вот люди и говорят: «Дождь идет не когда мы просим, а когда сено косим!»
– Интересно! - сказал Лешка. - Надо будет записать.
– А ты уже что-нибудь тут записал? - спросил я.
– А как же!
– А что?
– Сказку о курочке рябе. Теперь я ее маме расскажу, а то они все время с папой ругаются.
Лешка как-то раз прочитал брошюрку «Как надо собирать фольклор и с тех пор увлекся сказками, народными былинами и легендами. Читал он их без разбору, а потом решил сам записывать разные детские считалочки, присказки и частушки. Сам он тоже пытался сочинять фольклор, и, на мой взгляд, у него получалось неплохо. Ну, например:

Уважайте труд уборщиц!
Соблюдайте чистоту!
Наведем тогда мы в школе
Золотую красоту!

Потом он записывал такие литературные переделки:


МУРАЗА И СТРЕКОЗЕЙ

Стрекозунья-попрыга
Цело летое все пела,
Успенуться не оглела,
Как глама зитит в каза!

Однажды он мне предложил поехать с ним в ЗАГС, чтобы понаблюдать за свадебными церемониями. Но в ЗАГСе на Колхозной площади мы, к сожалению, никаких свадебных обрядов не обнаружили. Просто здесь стояла очередь из молодых и пожилых людей, а на столе, как в парикмахерской, лежали газеты и журналы, и все посетители их листали.
Но вот на Ваганьковском кладбище, куда мы отправились записывать похоронные причеты, было очень любопытно. Особенно нам запомнилась одна старушка в черном платке, которая убивалась по каждому покойнику. Нам казалось, что все умершие - это очень близкие ее родственники, так она безутешно кричала: «Ой ты мой соколик, Петр Иванович, на кого ты оставил бедную сиротинушку!» Или «Ой родные, мои милые, посмотрите все на голубушку, на голубушку красну девицу, что в цветах лежит да лазоревых!» А затем мы увидели, что эта старушка за каждое свое причитание получала деньги от родственников усопшего, и поняли, что она специальная плакальщица.
Лешка мечтал купить маленький магнитофон, чтобы ходить с ним к старожилам, участникам восстаний и народным сказителям. Но денег у него не было, и он довольствовался карандашом и тетрадкой. …В лесу вдруг потемнело, по верхушкам деревьев пробежался ветер, обламывая суки и сучья, и вслед за этим сухо и оглушительно треснул гром.
Молния ударила где-то рядом, потому что наши лица на секунду стали голубыми.
– Быстрей шалаш! - крикнул Владимир Сергеевич, выбираясь из орешника. - Полундра!
Мы кинулись врассыпную. Кто за елочными ветвями, кто за сухими слегами под крышу.
Работа шла лихорадочно. Шалаш рос на глазах.
От приближавшейся грозы на сердце было и весело и жутко, и тут мы уже не обращали внимания ни на колючки, ни на занозы.
И в тот момент, когда молния снова юркнула между черными мохнатыми тучами и разразился ливень, похожий на тропический, мы уже лежали в нашей новостройке на груде сухих листьев и очищали с пальцев смолу.
Владимир Сергеевич вытащил из кармана свою трубку, закурил - в шалаше запахло ирисками, - подумал минутку и вдруг сказал:
– Друзья! Как определили ученые, жизнь есть белковый обмен. И вот меня интересует, а где мы с вами достанем в обед эти необходимые белки для обмена? Курица, как вам известно, уже скончалась, денег у вас и у меня - только на обратную дорогу…
– Ну, это ерунда, - весело сказала Зойка. - Мы можем все вместе пойти к нам на дачу и там пообедать. У нас сегодня холодный свекольник со сметаной, а на второе пельмени. И даже третье есть - кисель из ягод.
– А в-четвертых, - сказал Владимир Сергеевич, - мы благодарим вас за приглашение и, как ни жалко, отказываемся.
– Ну, Владимир Сергеевич, - сказала Зойка, - вы еще не знаете моего папу. Он всегда очень любит гостей!
– Папы - они всегда любят, - улыбнулся Владимир Сергеевич. - А вот мамы, насколько я понимаю, не очень. Да еще на даче. Если гость понятливый, он всегда должен ехать на дачу со своими продуктами.
– Нет, я, честное слово, вас не понимаю, Владимир Сергеевич! - чуть ли не с обидой сказала Зойка. - Я же вас серьезно приглашаю.
– Ладно, Зоенька, не сердитесь, - ответил Владимир Сергеевич, - мы придем, придем… но со временем. Только не сегодня. Ну, как-то мне, например, неудобно. Входит неизвестный человек и говорит: «Здравствуйте, дайте поесть!» А этот человек уже давным-давно самостоятельная личность, с пятнадцати лет зарплату получает.
– Ну и что?
– А вот то: пускай ваша дача будет для нас как спасательный круг для тонущего! Мы ухватимся за нее в самый нужный момент. А пока-то мы ведь еще не тонем? И вообще я люблю как можно меньше тревожить людей своей персоной. Короче, давайте думать, где нам достать эти… белки.
– А мы можем стащить новую курицу! Подозвать ее к себе: «Цыпа! Цыпа!» - а потом как трахнуть ей палкой по загривку - и вот обед! - сказал Лешка.
– А-а… понятно, - усмехнулся Владимир Сергеевич. Это тебя что, на уроке естествознания научили, куда бить курицу?
– Нет, я своим умом дошел…
– Вот и видно, что ты человек высокой проходимости. Только на этом далеко не уедешь.
– Уж и пошутить нельзя! - наконец сдался Лешка, почувствовав, что Владимир Сергеевич ведет серьезный разговор.
– М-да… вопрос родился сложный, - в раздумье сказал Владимир Сергеевич, а потом вдруг весело и лукаво посмотрел на нас. - Слушайте, а кто из вас может раздирать мясо руками и пить кровь из убитых буйволиц?
Этот вопрос застал всех врасплох. Мне, например, лично не приходилось в Москве заниматься таким делом. За Зойку и за Лешку я тоже ручался.
– Я готов пить кровь, - вдруг как-то тихо, сказал Лешка. - Но на какие деньги мы будем покупать этих… как их… буйволиц, и вообще, где они водятся?
– Вот то-то и оно - где они водятся? - воскликнул Владимир Сергеевич. - Мы с вами живем в дебрях Кара-Бумбы, а буйволиц тут нет.
– Это еще что за такая Кара-Бумба? - удивленно спросил я.
– Ну, я так окрестил наш дремучий лес, - сказал Владимир Сергеевич.
– Вот этот, где мы сейчас сидим?
– Да.
– Хорошенькая Кара-Бумба! - засмеялся Лешка. - Кара-Бумба - это, должно быть, где-нибудь у черта на куличках, в Средней Азии, а тут Ока, пароходы, электрички…
– А для романтики можно и Кара-Бумбой назвать, сказала Зойка. - У тебя в школе спросят: «Ты где был летом?» А ты ответишь: «В лесу!» И не звучит. А когда скажешь: «В дебрях Кара-Бумбы!» - «О-о! - скажут ребята, и все начнут спрашивать: - Это что, пустыня или горы?» А на самом деле это под Москвой! Вот и весело! Только жалко, что здесь нет буйволиц!
– А корова не подойдет? - спросил я у Владимира Сергеевича.
– Да кто тебе позволит раздирать корову руками? - сказал Лешка. - Тут вмиг по шее накостыляют.
– Тише, тише, друзья! К чему весь этот шум? Я пришел к выводу: раз в дебрях Кара-Бумбы мы не можем найти буйволиц, так, значит, я сейчас отправлюсь в… Москву. Встречусь с вашими мамами и, если хотите, попрошу у них разрешения на ваше дальнейшее житье-бытье в шалаше.
Такого вывода никто не ожидал, и мы с Лешкой минуты две, пораженные, молчали. Потом я восхищенно сказал:
– Вот красота!
– Теперь дальше: мне сегодня очень нужно быть в нашем управлении. Там, может быть, уже готовы анализы. Кстати, я жду телеграммы из Красноярска. Вы останетесь здесь, в лесу, и будете охранять наше готическое сооружение, а я - три часа в Москву, три обратно. Это шесть часов. Плюс часа два на заход к вашим мамам. Да потом мне надо купить продукты. Это будет восемь часов. Следовательно, к шести-семи я вернусь назад.
– Нет, это уж дудки! - вскочил на ноги Лешка. - Я тоже еду, и к бабушке эти… Кара-Тумбы.
– Не Кара-Тумбы, а Кара-Бумба, - вежливо поправил его Владимир Сергеевич и обратился ко мне: - А твое мнение?
Я посмотрел на Зойку. Она сидела в уголке притихшая, с настороженным взглядом, направленным на Владимира Сергеевича. Над ее головой, на еловых иголках, висели серебряные капли. Я знал: стоит Лешке показаться в Москве, в этот лес он больше никогда не вернется, значит, и меня одного тоже не отпустят. И следовательно, до будущего лета я больше не увижу Зойку.
В Москве я стеснялся звонить ей по телефону. Мне, правда, много раз хотелось заехать в ее школу на велосипеде, но ее школа была очень далеко от нашего дома, а мама мне разрешала кататься только в пределах наших переулков. И я никуда не ездил.
– Ну и трус же ты какой, Алешка! - вдруг сердито сказала Зойка. - Если б я жила в вашем дворе, я бы всем девочкам рассказала, какой ты человек.
– Рассказывай на здоровье! И кому хочешь! А на самом деле я не трус, а разумный человек. И все девчонки меня поймут. А в щелчки вы с Юркой и в Москве сможете сыграть.
– Очень нужен ты девчонкам, чтобы они тебя понимали!
Владимир Сергеевич зорко посмотрел на нас и сказал:
– Время для прений истекло. Все ясно, Юрка, вот тебе карандаш и бумага, пиши маме записку, а ты, Лешка, можешь ехать со мной.
– И ты поедешь? - спросил я Лешку.
– Конечно, поеду, - ответил он.
– Такой стал, да?
– Такой…
– Ну ладно, езжай, езжай к мамочке! Мы еще когда-нибудь поговорим на эту тему!
Я написал на бумажке:
«Ма! Я живу очень хорошо у Зои на даче. Ты не беспокойся. Нашему Владимиру Сергеевичу, который тебе принесет записку, дай каких-нибудь продуктов и немножко денег. Целую тебя крепко.»
– А ты, Лешка, - сказала Зойка, - можешь поцеловаться с любым фонарным столбом. Мы разрешаем.
– Кто это «мы»? - спросил Лешка.
– Я, например, и Юра.
– Ха-ха! Тили-тили-тесто - жених и невеста!
Эти слова для меня были очень обидными, и по ним я понял, что Лешка идет на разрыв со мной: дескать, бог с ним, с этим Юркой! Проживу без него. А уж напоследок насолю! И мне также хотелось сказать Лешке что-то очень обидное. Ведь не я же первый начал эту ссору!
Но пока Владимир Сергеевич доставал из рюкзака свой паспорт, пока зашнуровывал тапочки (он ходил по лесу босиком), я увидел, что на Лешкином лице появились тяжелые переживания: ехать ему или не ехать?
– Ну-с, до вечера! - сказал Владимир Сергеевич, пожимая мне руку. - С огнем не баловаться. Если хочешь, позволяю тебе пообедать у Зои. Встреча будет здесь, около шалаша.
– Есть! - ответил я по-военному.
Лешка подождал, пока Владимир Сергеевич скроется в гуще, а потом, схватив бумагу и карандаш, быстро нацарапал своей маме записку и стремительно побежал за ним…

Владимир Сергеевич не приехал к нам в шалаш ни в семь, ни в восемь, ни в девять часов вечера. Мы с Лешкой пообедали у Зойки, а поужинали у Сашки Косого. Тетя Груня дала нам по куску ржаного хлеба собственной выпечки и по два сырых яйца. Потом мы вернулись из деревни к шалашу и зажгли костер.
Что произошло с Владимиром Сергеевичем, я никак себе не мог представить. Попал под автомобиль? Свалился с поезда?
– А может быть, он получил у наших мам продукты и удрал, а мы тут, как дураки, сидим в лесу и ждем? - говорил Лешка, помешивая в костре палкой. - Ведь мы же его совсем не знаем!
– Ну как не знаем? Знаем! - сказал я. - Фотографии смотрели, этот самый… талисман.
– А документы он тебе свод показывал?
– Не-ет…
– Ну, вот видишь, а ты говоришь, что знаем. А может быть, у него там в паспорте стоит штамп. «Жулик»?
– На жулика он не похож, - сказала Зойка.
– А по лицу трудно узнать человека, - ответил Лешка. - Вот попробуй определи меня, какой я, хороший или плохой?
– Я-то уж тебя как облупленного знаю, - сказал я. - Ты серединка-наполовинку! У тебя семь пятниц в неделю.
– А Зойка какая?
– Зойка хорошая.
– А почему ты так говоришь? Потому, что вы знакомы с ней с прошлого года. И ты ее родителей знаешь, и как она учится. А с Владимиром Сергеевичем мы ведь только вчера познакомились. И что мы о нем скажем? Ничего!
– А по документам тоже нельзя судить о человеке, сказала Зойка. - Есть только один самый хороший способ узнавания: надо с человеком пуд соли съесть. Но сначала все равно нужно доверять людям. И не бояться их.
– Ой какая философка нашлась! Доверять! Надо и проверять!
– Ладно, не волнуйся, - сказала Зойка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11