С ;н из полицейских был знаком Джулии: до службы в полиции города Ирвина он
вместе с ней работал департаменте шерифа. Звали его Самсон Гарфьюсс. Толи его
родители, выбирая сыну имя, проявили редкостную прозорливость, то ли он сам
решил доказать, что не зря носит имя библейского силача, но Самсон Гарфьюсс
действительно был рослый и крепкий детина. Он протянул Джулии открытую коробку с
четырьмя маленькими флоппи-дисками.
- Эти?
- Вроде они, - Джулия взяла коробку и передала Бобби.
- Мне надо спуститься на второй этаж в кабинет Аккройда, включить компьютер и
проверить, что на них записано, - сказал Бобби.
- Валяйте, - разрешил Самсон.
- Вам придется пройти со мной, - обратился Бобби к Макгарту, полицейскому,
который их сопровождал. - Не спускайте с меня глаз. Надо, чтобы кто-то
подтвердил, что я не мухлюю. А то еще эта мразь, - Бобби кивнул в сторону Тома
Расмуссена, - скажет, будто я на него наклепал: взял чистые диски и сам сделал
копии.
Когда Бобби и Макгарт на лифте спустились на второй этаж, Джулия присела на
корточки перед Расмуссеном и спросила:
- Знаешь, кто я?
Расмуссен взглянул на нее и промолчал.
- Я жена Бобби Дакоты. Того самого Бобби, в которого палили твои бандюги. По
твоему приказу моего Бобби чуть не пристрелили.
Расмуссен, опустив глаза, уставился на свои скованные руки.
- Будь моя воля, знаешь, что бы я с тобой сделала? - продолжала Джулия. Она
растопырила пальцы с наманикюренными ногтями, поднесла их к лицу Расмуссена и
угрожающе пошевелила. - Для начала схватила бы тебя за горло, прижала к стенке и
всадила бы в твои зенки два остреньких ноготка. Глубоко-глубоко. До самого
мозга. А то у тебя извилины не в ту сторону повернуты, вот я и разверну их как
надо.
- Ну уж это вы слишком, - встревожился напарник Самсона по фамилии Бердок.
Его можно было бы назвать просто гигантом, не будь рядом Самсона.
- А что такого? - фыркнула Джулия. - У него в башке такой кавардак - никакой
тюремный психиатр не поможет.
- Ты, Джулия, и впрямь полегче на поворотах, - предупредил Самсон.
Расмуссен бросил на нее быстрый взгляд. Их глаза встретились лишь на миг, но
Расмуссен понял, что от этой разъяренной фурии добра не жди. Краска негодования
и стыда на его по-детски обиженной мордочке сменилась бледностью.
- Уберите эту сумасшедшую стерву! - крикнул он Самсону. Однако грозного
окрика не получилось: визгливый голос Расмуссена дрожал.
- Она не сумасшедшая, - возразил Самсон. - По крайней мере, врач ее
сумасшедшей не признает. Нынче не так-то просто объявить кого-то психом. Чуть
что - сразу крик: гражданские права, гражданские права! Так что насчет
сумасшедшей - это ты погорячился.
- Большое спасибо, Сэм, - сказала Джулия, не сводя глаз с Расмуссена.
- Как видишь, со второй частью обвинения спорить я не стал, - добродушно
добавил Самсон.
- Да-да, я заметила.
Она по-прежнему сверлила Расмуссена взглядом. Каждого человека одолевают свои
страхи. В каждой душе поселяется особый, только по ее форме отлитый страх.
Джулия прекрасно знала, чего боится Том Расмуссен больше всего. Его пугала не
высота, не темнота, не замкнутое пространство. Он не боялся ни кошек, ни собак,
ни насекомых; он не страшился толпы и нормально переносил путешествия по
воздуху. Согласно объемистому досье Расмуссена, которое агентство "Дакота и
Дакота" собрало за последние месяцы, Тому не давала покоя боязнь слепоты. Сидя в
тюрьме - а в тюрьме Расмуссен побывал уже дважды, - он каждый месяц проверялся у
врача: ему все казалось, что он стал хуже видеть. Он то и дело подозревал у себя
то сифилис, то диабет, то другие болезни, которые, если их запустить, могут
привести к потере зрения. На свободе он с той же регулярностью показывался
окулисту в Коста-Меса. Прямо помешался на слепоте.
Сидя перед Расмуссеном на корточках, Джулия взяла его за подбородок.
Расмуссен замотал головой. Джулия повернула его лицо к себе, вытянула два пальца
и ногтями царапнула ему щеку. Легонько, не до крови. На бледной коже вздулись
две красные полоски.
Расмуссен издал вопль. Он попытался ударить Джулию, но от страха руки не
слушались, а цепь, соединяющая кандалы и наручники, была слишком коротка.
- Чего ты руки распускаешь? - взвизгнул Расмуссен.
Джулия снова выставила два пальца и поднесла к его лицу. На этот раз
направила прямо в глаза. Расмуссен заморгал, захныкал, стал вырываться, но
Джулия крепко держала его за подбородок.
- Мы с Бобби живем вместе уже восемь лет, семь лет женаты. Лучшие годы моей
жизни. И вдруг ты на нашу голову. Вздумал прихлопнуть моего мужа как муху.
Острые ноготки приближались к глазам Расмуссена. Все ближе и ближе.
Расмуссен подался назад и уперся затылком в стену. Дальше некуда.
Ногти были уже совсем рядом.
- Полиции запрещено жестокое обращение, - пробормотал Расмуссен., - Я в
полиции не служу.
- Зато они служат, - Расмуссен показал глазами на Самсона и Бердока. - Эй,
оттащите от меня эту припадочную! Вам же хуже будет - засужу к чертовой матери!
Острые ноготки коснулись ресниц.
Расмуссен мгновенно отвел взгляд от полицейских и вновь уставился на Джулию.
Его прошиб пот, дыхание участилось.
Джулия еще раз скользнула ногтями по его ресницам и улыбнулась.
Черные зрачки его светло-карих глаз расширились.
- Ну вы, кретины! Я ведь и правда засужу, слышите? Вылетите из полиции за
милую душу... Ноготки опять прошлись по ресницам.
Расмуссен зажмурился.
- Вот увидите! Вытряхнут вас из мундиров, отберут значки - и за решетку. А в
тюрьме бывшим полицейским хана, сами знаете. Их там калечат, убивают, насилуют!
Голос его забирал все выше, выше. Последнее слово он выкрикнул уже тонким,
ломающимся голоском подростка.
Джулия покосилась на полицейских. Самсон наблюдал эту сцену без осуждения,
почти снисходительно; казалось, он не возражал бы и против более крутых мер.
Бердока происходящее немного коробило, но он, видимо, решил пока не вмешиваться.
Джулия коснулась ногтями век Расмуссена. Тот попытался еще крепче
зажмуриться.
- Я по твоей милости чуть не осталась без Бобби, а ты у меня за это
останешься без глаз.
- Совсем рехнулась! Джулия нажала посильнее.
- Уймите вы ее! - взвыл Расмуссен.
- Ты хотел сделать так, чтобы я больше никогда в жизни не увидела мужа, ну а
я сделаю так, что тебе вообще нечем будет видеть.
- Что тебе надо? - Пот градом катился по лицу Расмуссена; казалось, он тает
на глазах, как свечка, брошенная в костер.
- Кто тебе позволил убить Бобби?
- Позволил? Как это - позволил? Никто. Я сам...
- Сам бы ты и пальцем его тронуть побоялся, если бы не твой хозяин.
- Да просто я знал, что он за мной следит! - заголосил Расмуссен. Из-под
прижатых век тонкими ручейками потекли слезы. - Я его еще неделю назад приметил.
Смотрю - все время сидит в разных грузовиках и фургонах. А на одном фургоне,
рыжем, герб округа. Ну и что мне оставалось делать? Не мог же я послать все к
черту - деньжищи-то какие. А "Кудесник" почти у меня в руках. Что же мне - ждать
пока твой Бобби меня повяжет? Я только потому и решил его убрать, ей-богу!
- Так я и поверила. Ты всего-навсего компьютерный жулик, продажная тварь,
слизняк. Какой из тебя убийца? Кишка тонка. Сам бы ты ни за что не пошел на
мокрое дело. Это тебе шеф велел.
- Нет у меня никакого шефа! Я сам на себя работаю.
- Но ведь тебе кто-то платит.
Джулия надавила покрепче - уже не концами, а щитками ногтей. С перепугу
Расмуссену все равно покажется, что эти острые концы пронзают тонкую кожицу век.
Наверно, сейчас у него в глазах вспыхивают и рассыпаются разноцветные звезды.
Может быть, ему даже немного больно. Недаром он так дрожит, что звенят цепи на
ногах, а из-под век текут слезы.
Расмуссен будто бы порывался поскорее выговорить заветное имя и одновременно
силился его удержать.
- Делафилд, - наконец выпалил он. - Кевин Делафилд.
- Кто такой? - спросила Джулия, все так же держа его за подбородок и не
убирая ногтей от его век.
- Он из корпорации "Микрокрест".
- Так это он тебя нанял?
Расмуссен боялся пошевелиться, чтобы ненароком не напороться на острые ногти.
- Он самый. Делафилд. Псих недоделанный. Хочет подставить свою корпорацию.
Его там, дескать, не ценят. Они знать не знают, откуда он получает данные. А
когда эта история выплывет наружу, "Микрокрест" здорово подзалетит. Ну пусти же.
Чего тебе еще надо?
Джулия отпустила его.
Расмуссен мгновенно открыл глаза, прищурился и, убедившись, что со зрением
все в порядке, облегченно разрыдался.
Джулия поднялась. В тот же миг открылись двери лифта и появились Бобби и
сопровождавший его полицейский. Бобби уставился на Расмуссена, потом перевел
взгляд на Джулию и укоризненно пощелкал языком.
- Ай-ай, радость моя. Да ты у меня расшалилась.
Что же тебя никуда вывести нельзя?
- Просто мы с мистером Расмуссеном немного побеседовали. Только и всего.
- Я вижу, на мистера Расмуссена ваша беседа произвела неизгладимое
впечатление, - заметил Бобби. Расмуссен, скорчившись и закрыв лицо руками,
содрогался от рыданий.
- Мы кое о чем поспорили, - объяснила Джулия.
- О кино? О книгах?
- О музыке.
- Ну-ну.
- И крута же ты на расправу, - тихо произнес Самсон.
- Он чуть не убил Бобби, - коротко ответила Джулия.
- Да нет, по-моему, крутой приемчик иной раз очень даже к месту, - кивнул
Самсон. - В меру крутой. Но сегодня ты перегнула палку.
- Перегнула, - согласилась Джулия.
- Еще как перегнула, - вмешался Бердок. - Теперь этот субчик как пить дать
станет жаловаться по начальству.
- На что жаловаться? - удивилась Джулия. - У него ни царапинки.
Действительно, даже легкие царапины на щеке Расмуссена были уже почти
незаметны. Если бы не слезы и пот да не судорожные всхлипы, никто бы не
догадался, что Расмуссену пришлось туго.
- Все просто, - объяснила Джулия Бердоку. - Я его расколола точно так же, как
раскалывают алмаз: нашла слабую точку и слегка ударила. Он ведь, как и всякий
подонок, судит о других по себе. Окажись мы в его положении, он бы с нами не
церемонился. Конечно, я не собиралась выкалывать ему глаза. Но он решил, что я
обойдусь с ним так же, как он обошелся бы со мной, будь я на его месте. Так что
я всего-навсего сыграла на его бредовом представлении о людях. Психология. На
что же ему жаловаться? На психологический прием?
Джулия повернулась к Бобби и спросила:
- Что оказалось на дискетах?
- "Кудесник". Вся программа целиком. Вот что он, оказывается, переписывал,
когда я за ним наблюдал. А потом началась стрельба, и на запасную копию ему не
хватило времени.
Раздался звонок лифта, и на табло загорелась цифра, обозначающая этаж. Когда
лифт поднялся, из него вышел следователь полиции Джил Дейнер, которого Дакоты
хорошо знали.
Джулия взяла у Бобби коробку с дискетами и вручила Дейнеру.
- Вещественное доказательство. Улика номер один. Сможете теперь довести дело
до конца? Дейнер ухмыльнулся:
- Да уж постараюсь, мэм.
Глава 11
Осмотрев багажник угнанного "Шевроле", Фрэнк Поллард, он же Джеймс Роман, он
же Джордж Фаррис, обнаружил войлочную сумку с инструментами. Фрэнк достал
отвертку и снял номерные знаки.
Машина поднялась выше по склону, с полчаса колесила в тумане по еще более
тихому району города и наконец остановилась в темном переулке. Фрэнк поменял
номерные знаки стоящего тут "Олдсмобиля" и своего "Шевроле". Если повезет,
хозяин "Олдсмобиля" хватится номеров не раньше чем через пару дней, а то и
недель. А до того времени Фрэнк может ездить без опаски: полиция, которая,
должно быть, разыскивает "Шевроле", по номеру его не узнает. К тому же завтра
ночью Фрэнк бросит эту машину - либо угонит другую, либо купит новую, денег в
сумке предостаточно.
От усталости Фрэнк еле на ногах стоял, однако в мотель не поехал. Появиться в
мотеле в полпятого утра и спросить комнату - значит наверняка привлечь к себе
внимание, а как раз это Фрэнку ни к чему. И вид у него после ночных похождений
весьма подозрительный: щеки небриты, лохматые сальные волосы свалялись, джинсы и
фланелевая ковбойка измяты и перепачканы. Нет уж, лучше отоспаться в машине.
Фрэнк отправился на юг, в Лагуна-Нигель. Там на тихой улочке он поставил
машину под раскидистой финиковой пальмой, перебрался на заднее сиденье и,
согнувшись в три погибели, устроился на ночлег.
Он чувствовал, что сейчас ему нечего бояться. Неведомый враг далеко. Для
Фрэнка наступила передышка, и он может не вздрагивать от ужаса, ожидая, что
страшный преследователь вот-вот заглянет в окно. Хватит ломать голову над тем,
как к нему попала сумка с деньгами, хватит теряться в догадках насчет своего
настоящего имени. Все равно ответа сейчас не найти: от усталости ум за разум
заходит.
Однако мысли о таинственных происшествиях в Анахейме не давали ему уснуть.
Зловещие порывы ветра. Жуткое журчание флейты. Брызги стекла, лопнувшие колеса,
отказавшие тормоза, полетевшее управление...
Чье появление предвещал синий свет, озаривший пустую квартиру? Кто это так
настойчиво преследует Фрэнка? Кто? А может, вернее было бы спросить - что?
Во время бегства из Анахейма Фрэнку некогда было размышлять над этими
загадочными событиями, но теперь они не шли у него из головы. Чутье
подсказывало, что он избежал столкновения с какой-то сверхъестественной силой.
Больше того: он как будто знает, что это за сила. Знает, но в глубине души хочет
отделаться от каких-то страшных воспоминаний, приказывает себе стереть их из
сознания.
Наконец усталость взяла свое и отогнала мысли о странных событиях. Сон окутал
его, и последнее, что сверкнуло в его сознании, была фраза из трех слов, с
которой он очнулся в пустынном переулке: "Ветер и светлячки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55