до жути
явственный, явственнее самой яви. Звуки и краски в его дремлющем сознании были
наделены такой же яркостью, что и раскаленный волосок в электрической лампочке.
И, хотя Бобби понимал, что весь этот кошмар только сон, ему было не по себе:
вдруг едкие волны все-таки оставили на нем следы своих прикосновений?
Его била дрожь. Он постоял, привалившись к раковине, потом пустил холодную
воду, нагнулся и ополоснул лицо. Еще раз взглянув на себя в зеркало, он поймал
собственный взгляд и прошептал:
- Что же это за чертовщина?
Глава 24
Золт вышел на охоту.
На востоке земельный участок Поллардов обрывался каньоном. Сухая земля,
осыпаясь по крутым склонам, обнажала розовые и серые слои сланцевой глины. Если
бы не заросли чаппараля, не кустистые и пампасные травы да не растущие то там то
сям мескитовые деревья, склоны давно оказались бы размыты крепкими ливнями.
Распустив мощные корни, стойкие, привыкшие к засухе растения сдерживали оползни.
Кое-где по склонам виднелись эвкалипты, лавры и кайупутовые деревья, а на дне,
где протянулось сухое русло, проложенное дождевыми потоками, было где пустить
корни калифорнийскому дубу и той же кайупуте. Во время ливней русло вновь
наполнялось.
С легкостью, которой трудно было ожидать от такого крупного человека, Золт
быстро и бесшумно продвигался по каньону, уходящему на восток. Дно каньона
забирало вверх. Дойдя до расселины - слишком тесной, чтобы назвать ее каньоном,
- Золт повернул на север. Расселина тоже поднималась вверх, но не так круто.
Голые стенки местами почти смыкались, оставляя лишь узенький проход. В таких
горловинах Золту приходилось пробираться через завалы хрупких шаров
перекати-поля, занесенных сюда ветром.
На дне расселины тьма безлунной ночи становилась вовсе непроницаемой. Однако
Золт шел уверенным шагом и почти не спотыкался. Не потому, что он наделен
сверхъестественными способностями: в темноте он видел ничуть не лучше обычных
людей. Но и в кромешной тьме он чувствовал каждое препятствие на своем пути,
вслепую различал бугры и ямы и двигался как ни в чем не бывало. Что это за
шестое чувство, Золт не знал, ему даже незачем было сосредоточиваться. Каким-то
чудесным наитием он находил дорогу в здешних местах в любое время дня и ночи,
словно эквилибрист, уверенно ступающий с завязанными глазами по туго натянутому
канату над задранными головами зрителей.
Это у него тоже от матери.
Все ее дети обладали каким-нибудь удивительным даром. Но Золт в этом смысле
превзошел и Лилли, и Вербену, и Фрэнка.
За узким проходом открывался другой каньон. Золт снова повернул на восток и
еще быстрее пошел по высохшему каменистому руслу. Его подгоняла жажда. Наверху,
на самом краю каньона, виднелись дома. Здесь они отстояли дальше друг от друга.
Свет горящих в вышине окон не рассеивал мрак на дне каньона. То и дело Золт
жадно поглядывал на яркие окна: там, там она, вожделенная кровь.
Мать давно растолковала Золту, что это Всевышний поселил в нем жажду крови и
сделал его хищником; Золт всего-навсего исполняет Его волю. Правда, Господь
заповедал ему не убивать без разбора, однако, если Золт, не совладав с собой,
примется убивать напропалую, вся вина ложится на Него - того, кто наделил его
этой страстью, но не дал сил ее обуздать.
Как и всякий хищник, Золт должен уничтожать слабейших из стада, обессиленных
недугом. Раз речь идет о роде человеческом, в жертву его назначены носители
нравственных недугов - воры, лжецы, мошенники, прелюбодеи. Беда в том, что
грешника так просто не распознаешь. Прежде Золту помогала мать, она и указывала
растленные души.
Нынче ночью Золт попытается довольствоваться кровью животных. Убивать людей,
особенно по соседству, рискованно: не ровен час навлечешь на себя подозрения
полиции. Расправляться с местными допустимо лишь тогда, когда кто-нибудь из них
встал на пути у семейства Поллард. Такой негодяй непременно подлежит
истреблению.
Но, если он не сумеет утолить жажду кровью животных, тут уж ничего не
поделать: придется искать человеческой крови - где-нибудь подальше отсюда. Мать
в небесах станет гневаться и досадовать на его несдержанность, однако Всевышний
его не осудит. Это же Он сотворил Золта таким.
Огни последнего дома остались позади. Золт остановился в кайупутовой роще.
Бушевавшие днем ветры покинули эти места, пронеслись по каньонам и сгинули в
океане. Воздух был недвижим. Длинные глянцевые листья, свисавшие с ветвей, не
шевелились. Золт уже успел привыкнуть к темноте. Он видел, как серебрятся стволы
деревьев в чахлом свете звезд. Вокруг застыли каскады отростков, спускающихся с
веток. Прямо как беззвучный водопад или падение искусственных снежинок в
стеклянном шарике. Золт мог разглядеть даже свернувшиеся стружкой неровные
полоски коры на ветках и стволах; постоянно сбрасывая старую кожу, эти деревья
являют собой удивительное зрелище.
Дичи нет и в помине. Хоть бы какой-нибудь пугливый шорох в кустарнике.
И все же Золт знал: вокруг, в глубоких норах, в укромных гнездах, в кучах
сухих листьев, в щелях между камней, затаилось множество крохотных тварей, и в
жилах у них струится теплая кровь. При мысли о них измученный жаждой Золт чуть
не обезумел.
Он вытянул руки ладонями вперед и растопырил пальцы. Из ладоней ударила
короткая вспышка бледно-сапфирового света, мерклого, словно сияние месяца.
Листья слегка задрожали, всколыхнулась редкая высокая трава, и на дне каньона
опять сомкнулась тьма.
Из ладоней вновь вырвалось сапфировое сияние, как будто кто-то на мгновение
приоткрыл створку потайного фонаря. На сей раз вспышка длилась дольше, а свет
был гораздо ярче и гуще. Листья зашелестели, отростки, свисавшие с веток,
закачались, далеко впереди зашевелилась трава.
Шорохи вспугнули какую-то зверюшку, она метнулась мимо Золта. Разглядеть ее в
темноте было мудрено, однако поразительное чутье, которое вело Золта по каньону,
и сейчас помогло ему. Притом этот неимоверный человек выказал еще и неимоверное
проворство. Он бросился в сторону и в мгновение ока схватил невидимую добычу.
Мышь-полевка. На миг зверек обмер от ужаса, потом начал трепыхаться, но Золт
крепко зажал его в руке.
На живых существ его сила не действовала. С помощью телекинетической энергии,
которую испускали его ладони, он не мог оглушить добычу, подманить или притянуть
ее поближе. Он мог лишь выгнать ее из убежища. Покачнуть деревья, взметнуть в
воздух тучи пыли и гальки не составляло ему труда, но, как он ни старался,
пошевелить хотя бы волосок на шкурке полевой мыши было ему не под силу. Поди
разбери, отчего это его могуществу положен такой предел. А вот Лилли и Вербена,
которым до Золта далеко, наоборот, имели власть только над живыми тварями -
мелкими животными вроде кошек. Правда, растения, а порой и насекомые подчинялись
воле Золта, но существа, обладающие сознанием, - никогда. Даже таким слабым
сознанием, как у кошки.
Золт опустился на колени под кронами серебристых деревьев. Во мраке он видел
только посверкивающие мышиные глазки. Поднес зажатого в кулак зверька корту.
Перепуганная мышь тоненько, пронзительно запищала.
Золт откусил ей голову, выплюнул и присосался к тельцу. Кровь была сладкой на
вкус, но уж больно ее мало.
Он отшвырнул мертвого зверька, снова вытянул руки вперед ладонями, снова
развел пальцы. Новая вспышка оказалась уже не такой бледной: мрак прорезала
густая сапфировая синева. Вспышка длилась не дольше предыдущей, но действие ее
было куда сильнее. Вниз по каньону с секундным промежутком прокатилось несколько
силовых волн. Высокие деревья вздрогнули, сотни отростков забились в воздухе,
листва загудела, как пчелиный рой. Волны расшвыряли мелкую гальку, загремели
камни. Трава поднялась дыбом, словно волосы у перепуганного человека; вниз
покатились комья земли, увлекая за собой сухие листья, как будто налетел порыв
ветра. На самом деле ветра не было. Была лишь короткая сапфировая вспышка и
мощные удары силовых волн.
Ночные зверьки прыснули из укрытий кто куда. Некоторые бросились вниз по
каньону мимо Золта. Золт давно заметил, что по запаху звери не признают в нем
человека - снуют себе вокруг как ни в чем не бывало. Либо у него такой
неуловимый запах, либо.., либо они принимают его за такую же дикую тварь, как и
они сами, и в панике не соображают, что он хищник.
Кое-кого из них Золт успевал различить. Они пролетали мимо, как бесформенные
тени, которые отбрасывает вращающийся абажур. Однако Золт замечал их не только
зрением, ему помогало и сверхъестественное чутье. Вот прошмыгнули койоты, вот,
задев ногу Золта, промчался испуганный енот. Этих Золт трогать не стал, опасаясь
их когтей и клыков. Совсем близко прошуршали десятка два мышей, но ими Золт
пренебрег. Ему бы что-нибудь покрупнее, чтобы крови побольше.
Какой-то зверек, похожий на белку, ушел у него прямо из рук. Но мгновение
спустя Золт поймал за задние лапы кролика. Тот взвизгнул, заболтал короткими
передними лапками. Золт ухватил и их. Теперь кролик уже не мог дергаться. Замер
от страха.
Золт поднес зверька ко рту.
Шкурка пахла пылью и мускусом.
Красные глазки налились ужасом.
Сердце кролика оглушительно билось.
Золт вгрызся ему в горло. Прокусить шкуру и мышцы оказалось нелегко. Наконец
брызнула кровь.
Кролик дернулся. Нет, он не пытался вырваться - наоборот, как бы уступал
судьбе. Тельце корчилось в медленных судорогах, удивительно томных, словно
зверек приветствует смерть. С годами Золт уже привык к этим сладострастным
предсмертным корчам маленьких тварей, особенно кроликов. При виде их он
возбуждался, его пьянило ощущение собственного могущества. Должно быть, так же
чувствуют себя лиса или волк.
Судороги утихли. Кролик обмяк у него в руках. Он был еще жив, но близость
неизбежной смерти повергла его в оцепенение, и боль его, как видно, уже не
тревожила. Наверно, это Всевышний напоследок являет мелким тварям такую милость.
Золт снова вонзился зубами в горло зверька. Сильнее, глубже. Потом еще
сильнее, еще глубже. Жизнь зверька струилась и пузырилась на его жадных губах.
Издалека, из другого каньона, донесся вой койота. Его подхватили другие.
Жуткий хор то становился громче, то затихал: верно, почуяли, что не только они
сегодня охотятся, унюхали свежую кровь.
Когда кровь иссякла, Золт отбросил пустую тушку.
Он еще не насытился. Чтобы утолить жажду, придется вскрыть жилы еще не одному
кролику и белке.
Золт поднялся и побрел дальше по каньону - туда, где не вспугнутое еще
зверье, сидя по норам и щелям, ждет не дождется, когда Золт придет за добычей.
Ночь глуха и благодатна.
Глава 25
Может, на нее просто напала хандра: как-никак понедельник день тяжелый.
Может, всему виной погода: небо хмурилось, того и гляди хлынет дождь. Может, она
была не в духе оттого, что из памяти еще не выветрились кровавые события в
"Декодайне", происшедшие четыре дня назад. В общем, по какой-то причине Джулия и
слышать не хотела о деле Фрэнка Полларда. И вообще не хотела браться ни за какое
дело. Правда, на них с Бобби еще висят долгосрочные контракты на обеспечение
безопасности нескольких фирм, но это занятие привычное и спокойное - все равно
что сходить в магазин за молоком. Но все же и такая работа иногда чревата бедой,
большой или малой - в каждом случае неизвестно. Так что, если бы в этот
понедельник к ним с утра заглянула старушка - божий одуванчик с просьбой
отыскать пропавшую кошечку, ее приход вызвал бы у Джулии такой же ужас, что и
появление буйного маньяка с топором. Ничего удивительного. На прошлой неделе их
спасло только чудо, а то бы Бобби уже четыре дня не было в живых.
Джулия сидела за своим массивным металлическим столом с пластиковой крышкой,
сложив руки на зеленой регистрационной тетради, и внимательно разглядывала
Полларда. Наружность у него была безобидная, даже располагающая. Настораживало
лишь одно: он все время прятал глаза.
Человеку с такой внешностью впору носить имя на манер комика из Лас-Вегаса -
Шекки, Бадди или что-нибудь в этом роде. Ему было около тридцати, среднего
роста, полноватый.
Лицо как раз и наводило на мысль, что ему бы очень подошло ремесло комика.
Физиономия довольно славная, если не считать нескольких странных, почти заживших
царапин, - открытая, добрая и такая круглая, что поневоле вызывает улыбку. На
подбородке глубокая ямочка. На щеках играл крепкий румянец, словно он чуть не
всю жизнь провел на арктическом ветру. Нос тоже красноват, но, как видно, не
из-за пристрастия к спиртному, а скорее по причине переломов. Форма носа тоже
весьма комичная: толстый, но не приплюснутый, как у завзятого драчуна.
Сгорбившись, он сидел в обитом хромовой кожей кресле перед столом Джулии.
- Я пришел к вам за помощью, - начал он мягким и приятным, почти мелодичным
голосом. - Больше мне обратиться некуда.
Чувствовалось, что этот человек с наружностью комика измучен отчаянием и
усталостью. Посетитель то и дело проводил рукой по лицу, будто снимал невидимую
паутину, а потом с изумлением разглядывал руку, словно удивлялся, что в ней
ничего не оказалось.
На руках у него тоже были заметны заживающие царапины. Одна-две слегка
распухли и воспалились.
- По правде говоря, - продолжал Поллард, - я сам себе удивляюсь. Обращаться к
частным детективам - это прямо как в кино.
- Я по себе чувствую, что мы не в кино. У меня изжога, - заметил Бобби. Он
стоял у окна, за которым виднелись подернутый туманом океан и корпуса торгового
центра (агентство "Дакота и Дакота" арендовало семь комнат на шестом этаже
высотного здания в Ньюпорт-Бич). Он отвернулся от окна и, опершись о подоконник,
достал из кармана куртки таблетки от желудка-- В кино детективы знать не знают,
что такое изжога, перхоть или - страшно подумать - псориаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55