закупоренное в нем горе было главным препятствием на пути к его же собственному счастью.
– Зато по крайней мере теперь ты бросишь свой крестовый мини-поход, – сказал Джек.
– Ни за что, видит Бог! – вскинулась Лори. – Я теперь еще настырнее стану, потому что подтвердилось то, чего я опасалась: Кэлвин с Бинэмом постараются этот случай упрятать под ковер. Так не годится.
– Лори, послушай! – простонал Джек. – Прошу тебя! Эта маленькая стычка с Кэлвином – всего лишь начало. Ничего, кроме неприятностей, ты не добьешься.
– Тут дело принципа, – твердо выговорила Лори. – Так что не читай мне нотаций. Я к тебе за поддержкой пришла.
Джек вздохнул, отчего его лицевая маска на миг запотела, и произнес:
– Ладно. Что ты хочешь, чтобы я сделал?
– Ничего особенного, – отозвалась Лори. – Просто будь со мной рядом.
Через пятнадцать минут Лори ушла из операционной. Джек ознакомил ее со всеми своими находками в ходе внешнего осмотра тела, в том числе с двумя проникающими ранами. Слушала она вполуха, явно озабоченная случаем с Франкони. Джеку приходилось сдерживать себя, чтобы еще раз не высказать ей, что он думает по этому поводу.
– С внешним покончили, – обратился Джек к Винни. – Переходим к внутренней аутопсии.
– Самое время, – огрызнулся Винни. Время уже перевалило за восемь часов, пошли тела с предписанными им санитарами и прозекторами. Они с Джеком, даром что рано начали, других опередили ненамного.
Джек не обращал внимания на дружелюбное ворчание, вызванное злополучным трупом. При всех очевидных повреждениях Джеку приходилось различать обычную процедуру вскрытия от той, что требует сосредоточенности. В отличие от Винни он не обращал внимания на течение времени. Зато его дотошность вновь оказалась вознаграждена. Несмотря на то что печень была практически уничтожена пулями, Джек обнаружил кое-что необычайное, что, возможно, пропустил бы врач, исполнявший работу менее заинтересованно и скрупулезно. Он обнаружил крохотные остатки хирургических швов на внутренней подвздошной вене и на оборванной печеночной артерии. Швы в таких местах – явление крайне необычное. По печеночной артерии кровь поступает в печень, а подвздошная вена – крупнейшая из вен в брюшной полости. Обнаружить швы на воротной вене Джеку не удалось, поскольку этот сосуд был уничтожен полностью.
– Чет, – позвал Джек, – погляди-ка сюда.
С Четом Макговерном, который работал за соседним прозекторским столом, Джек поддерживал на службе приятельские отношения. Чет, отложив скальпель, подошел к Джеку. Винни перешел к торцу, уступая врачу место у стола.
– Чего сыскал? – спросил Чет. – Что-нибудь интересное? – Он заглянул в полость, где работал Джек.
– Еще как сыскал! – сказал в ответ Джек. – У меня тут куча пуль, но я еще вдобавок и швы на сосудах обнаружил.
– Где? – спросил Чет. Он никак не мог разобраться в анатомической неразберихе.
– А вот, – ответил Джек, указывая ручкой скальпеля.
– Так... вижу! – радостно произнес Чет. – Находка знатная. Эндотелиализации там с гулькин нос. Я бы сказал, что швы не такие уж старые.
– И я так же думаю, – подхватил Джек. – Им где-то месяц-два, наверное. Самое большее – шесть месяцев.
– И что, по-твоему, это означает?
– По-моему, это означает, что мои шансы установить личность убитого подскочили до тысячи процентов, – сказал Джек, выпрямляясь и потягиваясь.
– Итак, убитый перенес полостную операцию, – рассуждал Чет. – Но людей, у кого хирурги копались во внутренностях, полно.
– Только не такие хирурги и не с такими операциями, какую явно перенес этот бедолага, – поправил коллегу Джек. – Мы имеем швы на подвздошной вене и на печеночной артерии... Готов об заклад биться, тут случай из ряда вон. Полагаю, у него была пересадка печени, и не очень давно.
Глава 8
5 марта 1997 г.
10.00
Нью-Йорк
Раймонд Лайонз приподнял украшенную запонкой манжету и глянул на тонюсенькие дорогие часы на руке. Ровно десять. Он доволен. Приятно быть пунктуальным, особенно на деловых встречах, хотя и неприятно приходить рано. Лично ему казалось, что от раннего прихода попахивает безысходностью, Раймонд же предпочитал заключать сделки с позиции силы.
Он уже целых пять минут простоял на углу Парк-авеню и Семьдесят восьмой улицы, дожидаясь условленного времени. Теперь, когда оно настало, поправил галстук, проверил, так ли сидит на голове шляпа, и зашагал к входу в дом 972 по Парк-авеню.
– Я разыскиваю клинику доктора Андерсона, – обратился Раймонд к привратнику в ливрее, открывшему тяжелую дверь, украшенную чугунным литьем и стеклом.
– У клиники доктора свой вход, – сообщил привратник. Снова открыв дверь, чтобы выпустить гостя, он вышел на тротуар и указал на юг.
Раймонд признательно тронул край шляпы и направился вниз по улице к указанному приватному входу. Латунная гравированная табличка гласила: «Пожалуйста, позвоните и затем входите». Раймонд исполнил все, как было сказано.
Оказавшись за дверью клиники, Раймонд сразу же почувствовал удовлетворение. Все вокруг выглядело и даже пахло так, как выглядят и пахнут деньги. Помещение богато уставлено антиквариатом, полы застланы пышными восточными коврами. Стены увешаны полотнами девятнадцатого века.
Раймонд подошел к элегантному французскому письменному столу в виде шара. Хорошо одетая, величественного вида регистратор взглянула на него поверх узеньких очков. На столе Раймонд увидел табличку с надписью: «Миссис Артур П. Очинклосс».
Он представился, не преминув подчеркнуть, что он врач. Раймонд слишком хорошо знал, как недоступны и презрительны способны быть регистраторы в частных клиниках к посетителям, не имеющим чести принадлежать к врачебной гильдии.
– Доктор вас примет, – произнесла миссис Очинклосс. Затем вежливо попросила Раймонда подождать в приемной.
– У вас тут великолепно, – сказал Раймонд, завязывая разговор.
– Это так, – откликнулась миссис Очинглосс.
– Хозяйство большое? – спросил Раймонд.
– Да, разумеется, – ответила миссис Очинклосс. – Доктор Андерсон очень занятой человек. У нас четыре полноценные смотровые и рентгеновский кабинет.
Раймонд улыбнулся. Для него не составляло труда прикинуть, в какие астрономические накладные расходы имел глупость втянуть себя доктор Андерсон, поддавшись на уговоры так называемых экспертов по производительности в те золотые денечки, когда медицина действовала по принципу «плати за услуги». С точки зрения Раймонда, доктор Андерсон представлял собой идеальную жертву, которой уготована роль партнера. У него, несомненно, до сих пор сохранился небольшой задел из зажиточных пациентов, готовых платить наличными за сохранение старых удобных отношений, но все же доктор Андерсон не может не испытывать тягот от управленческих забот.
– Наверное, и штат для этого нужен большой? – сказал Раймонд.
– Мы сократились до одной медсестры, – вздохнула миссис Очинклосс. – В наши дни трудно найти что-то подходящее.
Ну да, как же, как же, подумал про себя Раймонд. Одна сестра на четыре смотровых кабинета – это значит, что наш доктор борется из последних сил. Однако вслух свои мысли Раймонд не высказывал. Вместо этого он окинул взглядом тщательно оклеенные обоями стены и произнес:
– Я всегда восторгался такими вот – старая школа! – частными клиниками на Парк-авеню. Они так благородны, так безмятежны. Не могут не вызывать чувства доверия.
– Уверена, наши пациенты именно это и чувствуют, – согласно кивнула миссис Очинклосс.
Открылась внутренняя дверь, и в приемную вышла увешанная драгоценностями, богато одетая пожилая дама. Болезненно худосочная, она перенесла столько подтяжек, что рот у нее растянуло в неестественной улыбке. За дамой следовал доктор Уоллер Андерсон.
Взгляды Раймонда и Уоллера мимолетно скрестились, пока доктор провожал пациентку к регистратору и давал указания, когда примет ее в следующий раз.
Раймонд оценивающе оглядел доктора. Тот был высок ростом и вид имел благородный, каким, по мнению Раймонда, был наделен и он сам. Правда, Уоллер не был загорелым. Более того, землистый цвет кожи, печальные глаза, впалые щеки придавали его лицу напряженное выражение. Для Раймонда все эти детали сливались в единый знак: доктор Андерсон переживал тяжкие времена.
Тепло распрощавшись с пациенткой, Уоллер махнул рукой, предлагая Раймонду следовать за ним, и повел его по длинному коридору, куда выходили двери смотровых. В самом конце коридора открыл еще одну дверь и пригласил Раймонда в свой личный кабинет. Войдя в него следом за гостем, плотно закрыл дверь.
Представился Уоллер радушно, но с явной сдержанностью. Принял у Раймонда шляпу и пальто, аккуратно повесив их в маленький шкафчик. Спросил:
– Кофе?
– Непременно, – ответил Раймонд.
Спустя несколько минут, когда оба попивали кофе: Уоллер за своим письменным столом, а гость в кресле напротив, – Раймонд открыл кран своего красноречия:
– Трудные настали времена для практикующих медиков.
Уоллер издал звук, похожий на смешок, но начисто лишенный юмора. Сказанное гостем его явно не позабавило.
– Мы можем предложить вам способ существенно увеличить ваши доходы наряду с предоставлением избранным пациентам услуг на грани искусства, – продолжил Раймонд. Произносил он по большей части много раз опробованную речь, которую за долгие годы отшлифовал до блеска.
– Есть в этом что-либо незаконное? – прервал его тираду Уоллер. Тон его был серьезным, едва ли не раздраженным. – Если есть, то меня ваша затея не интересует.
– Ничего незаконного, – речь Раймонда звучала убедительно, – просто исключительно конфиденциально. Когда мы с вами говорили по телефону, вы соглашались с тем, что о нашей беседе будут знать только три человека: вы, я и доктор Дэниел Левитц.
– До тех пор, пока мое молчание не является пособническим или само по себе преступным, – уточнил Уоллер. – Меня не проведешь и в соучастники не затащишь.
– Беспокоиться нет оснований. – Раймонд улыбнулся. – Однако если вы решитесь и присоединитесь к нашей группе, вас непременно попросят подписать письменное обязательство относительно конфиденциальности. Только после этого вы будете посвящены в специфические тонкости дела.
– Подписать обязательство для меня труда не составит, – заверил Уоллер. – При том условии, что я не нарушаю никакого закона.
– Вот и хорошо, – сказал Раймонд. Он поставил кофейную чашечку на край стола Уоллера, освобождая себе руки. Раймонд истово верил, что жестикуляция очень важна для убеждения. Начал он с рассказа о том, как семь лет назад случай свел его с Кевином Маршаллом, который выступил на национальном совещании с сообщением о гомологической транспозиции хромосомных частей между клетками, привлекшим весьма незначительную аудиторию.
– Гомологическая транспозиция? – переспросил Уоллер. – А это что еще за дьявольщина? – Медицинское образование он получил еще до революции в молекулярной биологии и «новомодных» терминов не понимал.
Раймонд терпеливо объяснил, использовав для примера отростки хромосомы-6.
– Значит, этот Кевин Маршалл разработал способ, как изъять кусочек хромосомы из одной клетки и заменить им такой же кусочек в том же месте в другой клетке?
– Именно так, – подтвердил Раймонд. – И для меня это было как прозрение. Я сразу же увидел возможности клинического применения. Вдруг появилась потенциальная возможность создать иммунологического двойника любого индивида. Как, я уверен, вам известно, отросток хромосомы-шесть содержит главный комплекс тканевой совместимости.
– Как однояйцевый близнец, – заметил Уоллер, интерес которого к делу явно нарастал.
– И даже лучше, чем однояйцевый близнец, – уточнил Раймонд. – Иммунологический двойник создается у животных подходящего размера и вида, которыми можно пожертвовать в любой момент. Очень немногим людям повезло бы иметь готового к жертве однояйцевого близнеца.
– А почему это не было опубликовано?
– Доктор Маршалл сделал все, чтобы его работа была опубликована, – сообщил Раймонд. – Однако оставались кое-какие незначительные детали, которые он хотел бы проработать. На совещании его заставил выступить с сообщением его декан. К счастью для нас!
Выслушав доклад, я познакомился с автором и уговорил его обойтись без оглашения. Мне это стоило немалых трудов, но чашу весов в нашу пользу склонило то, что я пообещал доктору Маршаллу лабораторию, о какой он только мог мечтать и в дела которой не будет никакого вмешательства со стороны научного начальства. Я гарантировал, что он получит любое оборудование, какое и сколько захочет.
– У вас была такая лаборатория?
– Тогда еще не было, – признался Раймонд. – Получив его согласие, я тотчас связался с одним из международных гигантов биотехнологии, который останется безымянным до тех пор, пока вы не присоединитесь к нашему проекту. С некоторым трудом мне удалось продать фирме идею креативного маркетинга данного феномена.
– И как же это делается? – поинтересовался Уоллер.
Раймонд сильно подался вперед и, глядя глаза в глаза Уоллеру, сказал:
– За некоторое вознаграждение мы создаем для клиента иммунологического двойника. Как вы можете себе представить, вознаграждение значительное, но не умопомрачительное, если учесть, какой достигается покой в сознании. А вот на чем мы действительно делаем деньги, так это на ежегодной плате, которую клиент должен вносить за содержание своего двойника.
– Как бы вступительный взнос, а затем отчисления, – переиначил Уоллер.
– Можно и так рассматривать, – согласился Раймонд.
– В чем моя выгода?
– Мириады возможностей. Я выстроил дело наподобие коммерческой пирамиды. С каждого найденного вами клиента вы получаете процент, причем не только с первоначального вознаграждения, но и с платы за содержание. Помимо этого, мы будем поощрять ваши усилия привлечь к делу других врачей, которые, подобно вам, катастрофически теряют клиентуру, но все еще пользуют некоторое количество богатых, думающих о здоровье, платежеспособных пациентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64