Весьма неблагоразумное поведение для человека, которому предстояло стать королем. Серьезный недостаток характера для наследника престола.
Так, собственно, и оказалось. Король Теодорик IV проявил себя высокомерным, узколобым и капризным сукиным сыном, позволившим покончить с собой всего лишь через год правления.
Мы почему-то нетерпимы к королевским слабостям. Точнее, к ним нетерпимы высшая аристократия и члены семьи. Остальным и в голову не пришло бы пойти на убийство. Даже бешеные собаки-революционеры и те не помышляют об истреблении королей.
– А ваша дочь?..
– Ее отец – не Тедди.
Я прикончил суп. Это был куриный бульон с чесноком. Мне он очень понравился. Престарелые слуги унесли опустевшую посуду. Появились разнообразные закуски. Я был нем как рыба, и Мэгги приходилось поддерживать разговор.
– Мне доводилось глупо ошибаться, мистер Гаррет. Так и появилась моя дочь.
Прожевав нечто, состоящее из куриной печенки, бекона и молотых орехов, я пробормотал:
– Неплохо.
– Мне было шестнадцать. Отец выдал меня замуж за животное, которое желало только девственниц. Его дочери по возрасту годились мне в матери. Мое замужество должно было помочь папочкиному бизнесу. Поскольку мне никто не объяснил, как избежать беременности, я тут же понесла. Мой супруг от ярости бился в припадке. Оказывается, в мою задачу не входило иметь детей, я должна была лишь служить грелкой для его постели и ублажать мужа, повторяя, какой он могучий мужчина. Когда же я родила дочь, он просто свихнулся. Еще одна дочь. У него не было сыновей. Женский заговор. Мы сговорились, чтобы погубить его. Мне никогда не хватало смелости заявить, что с ним произойдет, если мы – женщины – действительно воздадим ему по заслугам.
Злобная улыбка. На какое-то мгновение из-под улыбающейся маски выглянула другая Мэгги.
Она принялась жевать, предоставив мне время для комментариев. Я лишь кивнул с набитым ртом.
– Старый мерзавец продолжал тем не менее пользоваться мной. Его дочери пожалели меня и научили всему тому, что мне следовало знать. Они ненавидели своего папочку больше, чем я. Затем моего отца убили грабители, завладев двенадцатью медными монетами и парой старых сапог. – Очень похоже на Танфер.
– Это и был Танфер, – кивнула она.
– Итак, ваш отец умер…
– У меня не осталось никаких причин и дальше ублажать мужа.
– Вы ушли.
– Не раньше чем, застав его спящим, выбила из него палкой все дерьмо.
– Я принимаю ваш рассказ близко к сердцу.
– Замечательно.
Ее взгляд светился озорством. Я решил, что Мэгги Дженн мне нравится. Тот, кто прожил такую жизнь и сохранил способность к озорству…
Это был очень интересный ужин. Я узнал все о возникновении ее отношений с Тедди, но не услышал ни слова о том, как протекали годы между ее разводом и бурной встречей с будущим королем. Мне показалось, что она любила Тедди столь же сильно, как и он ее. Иначе Мэгги не стала бы сохранять в первозданном виде эти отвратительные комнаты.
– Этот дом – тюрьма, – довольно туманно произнесла она.
– В таком случае вам следует навестить мое жилище.
– Я не то имела в виду.
Я набил рот, использовав этот старый прием, чтобы заставить ее сказать больше. Метафоры вообще слабо доходят до меня.
– Я могу уехать отсюда в любое время, Гаррет. Больше того, меня довольно часто побуждают сделать это. Но если я уступлю, то потеряю все. По-настоящему мне здесь ничего не принадлежит. Я лишь временно пользуюсь этим богатством. – Она обвела рукой вокруг себя. – До тех пор, пока сама не оставлю дом.
– Понимаю.
И я действительно понимал. Узница обстоятельств, она должна была здесь оставаться. Незамужняя женщина с ребенком. Ей была знакома бедность, и она знала, что богатой быть гораздо лучше. Бедность – тоже своего рода тюрьма.
– Пожалуй, вы мне можете понравиться, Мэгги Дженн.
Она приподняла одну бровь. Какое милое искусство! Лишь у немногих имеется этот природный талант. Только лучшие люди могут выполнить трюк с бровью.
– Большинство клиентов мне совсем не нравятся, – добавил я.
– Думаю, приятные люди просто не попадают в ситуацию, когда им требуется помощь таких, как вы.
– Попадают, но нечасто. Что весьма прискорбно.
9
Развитие событий показывало, что в ходе встречи с Мэгги передо мной могли открыться определенные возможности. Это чувство не оставляло меня с того момента, когда я, отправляясь на ужин, открыл дверь своего дома. Я не тот парень, который стремится получить все при первом свидании, но никогда не отказываюсь от подарков судьбы. Что касается сегодняшнего вечера, то я решительно не желал бороться с судьбой.
Ужин подошел к концу. Я не находил себе места, а Мэгги Дженн продолжала виртуозно строить глазки Такие фокусы могли даже епископа заставить позабыть о Боге, и самая глубокая преданность идеям воздержания не спасла бы святошу от опасности утонуть в прозрачных озерах ее глаз. Искусство Мэгги было способно увести воображение самого ярого религиозного фундаменталиста в такие дали, из которых невозможно выбраться, не совершив отчаянной глупости.
Я настолько забылся, что даже не замечал, какую шутку начал играть со мной мой драгоценный орган.
За ужином мы мило поддразнивали друг друга, тонко играя словами. Мэгги Дженн в этом не имела себе равных. Она была по-настоящему хороша. Я уже изготовился, схватив боевую трубу, сыграть сигнал «Атака!».
Она же молча наблюдала за мной, видимо, оценивая, насколько я дозрел.
Предприняв героические усилия и сосредоточившись, я прохрипел:
– Скажите мне вот что, Мэгги Дженн. Кто может совать нос в ваши дела?
Она промолчала, лишь подняла бровь. Мэгги была изумлена. Она ожидала услышать от меня вовсе не это и сейчас старалась выиграть время.
– Не пытайтесь увести меня в сторону своими уловками, женщина. Вам так просто не увильнуть от ответа.
Она рассмеялась грудным смехом, сознательно подчеркивая свою хрипотцу, – мол, я способна увести тебя так далеко, как мне захочется. Я решил попробовать привести себя в чувство, встав из-за стола и изучив развешанные по стенам картины. Однако от этой идеи пришлось тут же отказаться. Я обнаружил, что попытка подняться во весь рост причинит мне как физическое, так и моральное неудобство. Откинувшись на стуле, я уставился в расписной потолок с таким видом, словно советовался с танцующими фавнами и парящими херувимами.
– Что вы имеете в виду? Кто вмешивается в мои дела?
Я немного помолчал, раздумывая, стоит ли делиться своими знаниями.
– Прежде всего давайте вернемся немного назад. Кто-нибудь знал, что вы намерены обратиться ко мне?
Естественно, кто-то об этом знал. Иначе Торнада не навестила бы меня. Но мне нужна была оценка самой Мэгги.
– Я не делала из своих планов секретов, если вы это имеете в виду. Я просила совета у многих, решив обратиться к услугам человека вашего сорта.
Хм… Интересно, что это значит – человек моего сорта?
В жизни часто встречается и такое. Возникает недружелюбное отношение к людям, ищущим помощи у профессионала.
– Тогда пойдем дальше. Кого могло обеспокоить, что вы приступаете к поискам дочери?
– Никого. – У нее начали возникать подозрения.
– Хорошо. Будем считать, что это никого не колышет. Просто некто хотел поддержать вас в беде.
– Вы пугаете меня, Гаррет.
Она вовсе не выглядела испуганной.
– Может быть, и стоит немного испугаться, – заметил я. – Понимаете, мне было заранее известно о вашем визите.
– Что? – по-настоящему заволновалась Мэгги.
– Как раз перед вашим появлением один мой друг, занимающийся тем же, что и я, предупредил меня о вашем приходе.
Конечно, сказать, что мы с Торнадой коллеги, – это некоторая натяжка. Торнада готова приняться за любую работу, лишь бы без труда и побыстрее наполнить свой кошелек.
– Он думал, что вы пожелаете, чтобы я замочил кого-то, и поэтому решил предупредить меня.
Улавливаете мой тонкий маневр? Даже дохлый логхир нечасто может принять Торнаду за мужчину.
– Замочить? Я?..
Мэгги прекрасно понимала арго. Вначале она слегка утратила душевное равновесие, но, похоже, быстро приходила в себя.
– Он не сомневался в этом.
Однако лично я сомневался в том, что она не сомневалась. Большая, любвеобильная, бестолковая, предприимчивая, нетерпимая и ленивая Торнада. Она уверена в том, что если не сможет кого-то умаслить или уговорить, то добьется своего при помощи доброго старомодного пинка в зад. Она остается всего лишь незатейливой деревенской девицей с простыми деревенскими замашками, и ее следует принимать такой, какая она есть.
Необходимо еще раз поговорить о Мэгги Дженн с Торнадой, если я сумею ее найти. Впрочем, вряд ли это будет трудно. Большая дуреха скоро объявится сама. Возможно, еще до того, как я буду к этому готов. Теперь хихикнул я и поставил себя на свое место, предположив, что она вернется на свое и позволит событиям развиваться предназначенным путем. Но после трудного путешествия на ее сторону стола оказалось, что события не получили дальнейшего развития. Неохотно – как мне показалось – она выскользнула из моих рук.
– Так не может продолжаться, если вы действительно хотите, чтобы я отыскал вашу дочь, – пробормотал я.
– Действительно. Вы правы. Дело есть дело, и мы не должны позволить природе встать на его пути.
Вообще-то я был готов разрешить природе поступать, как ей вздумается. Однако вслух произнес:
– Вернемся к делам… Я вовсе не такой, как вы обо мне думаете. Я работаю по законам логики и на основе фактов. Перед вами, мэм, деловой человек по имени Гаррет. Так не лучше ли будет, если вы начнете сообщать мне факты, вместо того чтобы соблазнять меня призывными взглядами?
– Не надо грубить, Гаррет. Мне так же тяжело, как и вам.
10
Итак, нам все же удалось добраться до апартаментов, принадлежавших Эмеральд – дочери Мэгги.
– Эмеральд? – удивился я. – А что же случилось с Жюстиной?
Эмеральд. Представляете? Куда подевались милые добрые Патриции и Бетти?
– Я назвала ее Жюстиной. Она себя называет Эмеральд. Девочка сама выбрала эту кличку, так что не смотрите на меня так.
– Как это «так»?
– Да так, будто выливаете на меня ушат помоев. Она выбрала себе это имя, когда ей было четырнадцать лет. Все стали ее так называть, и теперь я сама иногда зову дочь Эмеральд.
– Ясно. Эмеральд. Она так решила. Естественно. Теперь ясно, что произошло с Патрициями и Бетти. Они стали обзывать друг дружку Амбер, Бранди и Фанн.
– Со временем она может снова захотеть стать Жюстиной, – продолжил я. – Когда начинается серьезная жизнь, люди возвращаются к своим корням. Не желаете ли вы мне что-либо сообщить, до того как я приступлю к раскопкам в апартаментах?
– Что вы имеете в виду?
– Обнаружу ли нечто такое, за что вы могли бы пожелать заранее принести извинения? О чудо из чудес! Она меня поняла.
– Не исключено, что обнаружите. Только я никогда туда не захожу и не знаю, что это могло бы быть. – Затем, как-то странно взглянув на меня, Мэгги спросила: – Вы настроены на ссору?
– Нет. – Однако я, может быть и бессознательно, не желал, чтобы она заглядывала мне через плечо. – Вернемся к вопросу об имени. Не могли бы вы рассказать мне о том, что вам известно, прежде чем я начну выявлять незнакомые для вас предметы и факты.
Она снова одарила меня тем же взглядом. Боюсь, мой голос действительно звучал слегка раздраженно. Неужели у меня начало развиваться стойкое отвращение к работе? Или я заранее злился, зная, что Мэгги начнет лгать и искажать факты, пытаясь подогнать все, что ей известно, под свое видение мира? Клиенты всегда так поступают. Даже когда понимают, что правда так или иначе выплывет на поверхность. Люди. Иногда они меня просто приводят в изумление.
– Имя Жюстина я дала дочери в честь моей бабки.
Я все понял по ее тону. Любой ребенок вышел бы из себя, узнав, что получил имя в честь какого-то старого пердуна, которого никогда не видел и на которого ему абсолютно плевать. Моя мамочка выкинула точно такой же фортель со мной и с моим братом. Я никогда не знал, что наши имена для нее значили.
– У вас на это были какие-то особые причины?
– Имя Жюстина постоянно присутствовало в семье. Кроме того, бабушка была бы обижена, если…
Обычная картина. Я не вижу в этом никакого смысла. Ребенка приговаривают к пожизненному страданию только из-за того, что кто-то мог обидеться. Три приветственных восточных клича:
«Дураки! Дураки! Дураки!». Неужели родители не понимают, кто остается обиженным на долгие, долгие годы?
В апартаментах Эмеральд мы вошли через небольшую гостиную. В комнате стоял небольшой письменный стол. На столе находилась масляная лампа, а рядом с ним – кресло. В помещении было еще одно кресло, диван, в который убирались постельные принадлежности, и небольшой открытый шкаф с полками. В комнате царила стерильная чистота, и жилье выглядело даже более спартанским, чем следует из моего описания.
– Она когда-нибудь баловалась наркотиками? Чуть поколебавшись, Мэгги ответила:
– Нет.
– Почему так неуверенно?
– Пытаюсь решить. Дело в том, что, когда ей было четыре года, ее похитил отец. Затем какие-то друзья убедили его, что ребенку лучше быть с матерью.
– Не мог ли он и сейчас предпринять нечто подобное?
– Скорее всего нет. Он умер восемь лет назад.
– Да. Пожалуй, не мог. Как правило, покойнички не борются за право воспитывать своих детей.
– У нее есть приятель?
– У девушки с Холма?
– Именно у девушки с Холма, Так сколько же их у нее?
– Кого?
– Да приятелей. Послушайте. Верьте или нет, но для девушки с Холма сбиться с пути проще, чем для девицы из города.
Я привел примеры из своей практики, включая рассказ о группе девиц с Холма, которые ради удовольствия и новых впечатлений подвизались в Веселом уголке.
Мэгги Дженн испытала сильное потрясение и, казалось, была не в силах поверить, что ее ребенок может не соответствовать взлелеенному мамочкиным воображением образу. Ей не приходило в голову, что Эмеральд способна разбить сердце мамы. Она явно отказывалась понимать, почему люди совершают мерзкие поступки, если от этого не зависит их жизнь.
1 2 3 4 5 6 7