https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/90x90cm/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Это был он! Его летчик. Как мало он пожил. Тридцать лет всего! У них даже таких молодых учителей в школе не было, как этот летчик, который уже успел повоевать, стать Героем Советского Союза!
- Мальчик, ты знал его? - Сергей вздрогнул. Он увидел по другую сторону могилы молодую женщину в черном. Сергей сразу же признал в ней горожанку. Женщина была высокая, красивая, с большими печальными глазами.
Сергей, отступив назад, во все глаза разглядывал незнакомую печальную женщину.
- Нет, - сказал Сергей, - не знал. Но он был смелым летчиком. Он хотел спасти самолет и потому не прыгнул с парашютом.
- Да, да, - тихо отозвалась она.
Сергей не знал, что ему делать, какие слова сказать этой женщине, чтобы утешить ее.
Кладбище было пустынным. Лишь изредка на старую кладбищенскую стену сыпались сверху стаи воробьев, внезапно исчезая.
- Пожалуйста, не плачьте, - попросил Сергей, - давайте я провожу вас.
Женщина чуть заметно согласно кивнула и, отняв от лица платок, виновато глядя на Сергея, пошла за ним. Они вышли за ворота кладбища на улицу, в другой мир, где по старому, слежавшемуся льду шуршали шины машин, пронзительно вызванивали и скрежетали на кольце трамваи, звонко цокали по мостовой лошади, беззаботно роняя на асфальт дымящиеся лепешки, где кричали, незлобно переругивались люди, где все было подвижным, торопилось, спешило.
Они шли медленно. Прохожие часто оглядывались, внимательно рассматривая каждого в отдельности, потому что, как догадывался Сергей, хотя они и шли по-родственному, но на родственников, конечно, походили меньше всего, настолько по-разному были одеты.
Сергею казалось, что все смотрят только на них, поэтому чувствовал себя скованно, был рассеян, чтобы запомнить ту улицу, по которой его вела жена летчика Сурнева. Летчик Сурнев? Сергей пытался вспомнить его лицо, но, как ни силился, не мог. Сурнев хотя и был героем, но лицо у него было такое, как у всех. Не было ни широких сросшихся бровей, ни крупного волевого подбородка, ни орлиного носа, ни бесстрашного геройского взгляда, как у тех бессмертных людей, портреты которых висели у них в школе.
Должно быть, когда он учился в школе, никто и не думал, что будет Героем, что станет таким смелым и бесстрашным летчиком. А может быть, он и тогда уже был непохож на всех других ребят? Может, был самым первым учеником в классе или даже в школе? Сергей словно бы забыл про время, про то, что нужно возвращаться домой. И когда увидел на углу телеграфа длинного малинового здания с колоннами - часы, то немало удивился тому, что стрелки сошлись уже на пяти. Он и не заметил, как пролетело полдня. Как же быть теперь? С сыном летчика встретиться нужно, ради него приехал сюда, но успеет ли он тогда домой?
XVI
Дверь им открыл мальчик, одногодок Сергея, худенький, остроплечий, со светлым чубчиком. Он, видимо, был занят какими-то своими делами, и звонок и приход незваного гостя застали его врасплох. Мальчик отступил в растерянности от двери, испытующе изучая пришельца. Сергей не решался переступить порога.
- Проходи, проходи, Сережа, - сказала Сурнева, слегка подталкивая его. - Саша, познакомься и помоги раздеться.
Но Сергей, не дожидаясь посторонней помощи, сам скинул фуфайку, соображая, куда бы пристроить ее. На вешалке висели слишком дорогие и красивые пальто. И там его фуфайке было не место. Недолго думая он определил свою одежду на полу, под вешалкой.
- Зачем ты так, - тихо укорила его Сурнева, поднимая фуфайку с пола, отряхнув ее, вешая фуфайку Сергея, карманы которой отвисли, словно кули, рядом с длиннополой серой шинелью, на погонах которой горели звездочки.
Сергей заметил: как только Сурнева коснулась рукой шинели, губы ее дрогнули.
Стараясь не выдавать себя, она ушла на кухню, сказав, что, как приготовит обед, позовет их к столу.
Сын летчика повел его в свою комнату, толкнув ладонью белую дверь.
Сергей подумал, что нужно пояснить Саше, каким образом он оказался здесь, но не знал, с чего начать. Он сунул руку в карман брюк.
- Возьми, - он протянул часы.
- Отцовы? - удивился Саша. - Где ты их нашел?
- Там, в лесу, - махнул рукой Сергей, - за нашим поселком.
- И больше ничего? - спросил с надеждой Саша.
- Нет, - ответил Сергей.
Саша приложил часы к щеке.
- Идут, - сказал он.
- Идут, - согласился Сергей.
Сашина комната была узкой и длинной. У окна стоял письменный стол, как у взрослого. На углу его глобус, чуть поменьше их школьного. В комнате также стояла красивая никелированная кровать и высокий книжный шкаф. Он весь плотно был забит книжками с разноцветными толстыми и тонкими корешками. "Неужели он все это прочел?" - в изумлении подумал Сергей, уважительно косясь в сторону своего нового товарища.
- Иди сюда, - позвал Саша, - посмотри!
И тут Сергей увидел за Сашиной кроватью, у окна, на тумбочке, большой корабль с блестящим винтом под днищем, со всякими надстройками на палубе, с капитанским мостиком, с фальшбортом, кнехтами, якорем, со всем тем, что должно быть на настоящем корабле.
- Это мне отец на День Советской Армии подарил. Только вот мачту не успел доделать.
Саша положил корабль на кровать. И он - большетрубый, белый, весь такой нарядный и праздничный - на синем покрывале был как посреди моря.
Сергей во все глаза смотрел на корабль. Жаль, что не его! Он бы весной пустил его по ручью через весь поселок, написав по всему белому борту корабля красной краской: "Летчик Герой Советского Союза Сурнев", чтобы всюду, куда ни поплывет его корабль, знали об этом человеке.
А Саша тем временем протягивал ему большую картонную коробку, доверху набитую разными значками, звездочками от погон, погонами от лейтенантских до майорских, кокардами, петлицами. Все это было его, и все это он носил. Сергей подумал, что это, должно быть, нехорошо, некрасиво, что этого делать нельзя, но он не мог удержаться, чтобы не спрятать в карман серебряную птичку с его петлицы.
Он не знал, зачем он это делает, но считал, что это нужно, и потому как бы оправдывал себя за этот поступок. Хоть эта серебряная птичка будет у него памятью о летчике.
Саша продолжал открывать другие ящики стола, показывая все новые и незнакомые ему вещи. Он подал ему компас, стрелки и деления которого были покрыты фосфором. Прикрыв компас ладонью, Сергей увидел, как таинственно и волшебно зеленовато-желтым светом горят стрелки. Сергей подумал, что, должно быть, летчик брал этот компас с собой в ночные полеты, чтобы не сбиться с пути. К днищу компаса была прикреплена маленькая линеечка с крохотными миллиметровыми делениями. Должно быть, для того, чтобы можно было измерить расстояние по карте.
Потом Саша, приставив стул к книжному шкафу, достал потертый планшет с зажелтевшим целлулоидом и шлем.
- Это у него еще с войны...
Сергей натянул шлем, подумав, что и его отец носил такой же... Еще он подумал, что его отец мог знать отца Саши, летчика Сурнева, что, может быть, они служили в одном полку или эскадрилье, вместе летали бить немцев. Сергей хотел сказать Саше, что и его отец тоже был летчиком, но погиб на войне. Но тут Саша протянул ему белый рваный кусок металла с острыми краями.
Сергей в растерянности повертел кусок в руках, потрогал его пальцами, стараясь угадать, что же это может быть.
- Дюралюминий, - сказал Саша, - из него был сделан новый самолет отца...
"Неужели это все, что осталось от его самолета?" - подумал Сергей, ощущая легкую холодность металла, только теперь догадавшись: солдаты копали тогда яму в лесу, должно быть, для того, чтобы собрать вот эти осколки.
В эту минуту в коридоре требовательно затрезвонил звонок.
- Это к нам, - сказал Саша, торопливо запихивая в карман брюк кусок сплава.
По шуму и топоту, что слышались в коридоре, Сергей решил: пришел кто-то большой и сильный. Он громко крякал, раздеваясь, вытирая ноги о половик.
Сергей весь напрягся, ожидая незнакомого человека.
- Дядя Андрей Косаревский, - сказал Саша, возвращаясь в комнату.
Из кухни доносились приглушенные голоса.
- Слезами, Аннушка, горю не поможешь, - услышал Сергей голос Косаревского. - Если бы этим можно было его вернуть. Возьми себя в руки, дорогая... Тебе о сыне теперь думать нужно, как на ноги поставить, как вырастить достойным человеком.
Сергей подумал, что, пожалуй, нехорошо прислушиваться к разговору взрослых. Саша, видимо, тоже думал об этом. Он прошел к двери, прикрыл ее.
Глаза у Саши были грустные. Он, видимо, снова вспомнил о том, что нет у него больше отца - смелого военного летчика, что остались ему на память об отце только медные пуговицы, кокарда, звездочки да рваный кусок металла от последнего самолета.
В дверь постучали. Слегка сгорбившись, вошел высокий человек с большим красным лицом. Сергею вдруг показалось, что он знает этого рослого человека, что он уже видел его, когда тот прилетал на лесную поляну на своем двукрылом самолете. Не было сомнения в том, что этот большой человек - летчик. Такие коричневые кожаные куртки на "молниях" бывают только у летчиков...
Косаревский долгим, внимательным взглядом обвел комнату, словно оценивая обстановку. Его взгляд споткнулся на корабле, стоявшем посреди кровати. Он слегка нахмурился, подвигал бровями. Все в этой комнате напоминало ему о погибшем друге. И белый недостроенный корабль, и картонная коробка на полу, в которой тускло светились разные железочки.
Косаревский молчал, и его молчание угнетало.
"Поскорее бы он ушел", - подумал Сергей, но, взглянув на него, понял, что Косаревскому хочется загозорить с ними, с Сашей, но он, пожалуй, не знает, с чего начать.
Косаревский обернулся к двери, словно боясь, что его там, на кухне, услышат.
- Хочу покатать тебя и дружка твоего на самолете. Посмотрите, какая она сверху, земля. Машину я для вас самую лучшую выбрал. И завтра к двенадцати жду в аэроклубе. Только о нашем разговоре матери ни слова. Сам догадываешься, почему... - Косаревский крепко пожал им по очереди руки и тяжело зашагал в коридор, пригнув голову, словно боясь задеть притолоку, хотя та и была высокой. Но видно, у него уже выработалась такая привычка.
Летчик был таким большим, что, когда скрылся за дверью, комната стала просторней, светлее и даже как бы выше. Сергей все еще не мог прийти в себя от услышанного. Он будет летать на настоящем самолете. Только как же быть? Ведь он должен сегодня уехать домой.
- А ты матери позвони, - посоветовал Саша, - скажи, что задержишься в городе, что заночуешь у нас. Она тогда волноваться не будет.
Сергей недоверчиво посмотрел на Сашу. Мать с ума сойдет, когда узнает, что он здесь, в городе...
- Если ты боишься, давай я позвоню, - предложил Саша.
- Не надо. У нас все равно дома телефона нет, - угрюмо отозвался Сергей.
Хотя, конечно, он мог бы позвонить ей вечером в райисполком, когда мать придет туда убираться, или позвонить на почту и попросить, чтобы мать позвали к телефону. Почта рядом с их домом, и почтовикам позвать мать ничего не стоит. Ведь бегают же телефонистки звать соседа.
- Оставайся, - видя его нерешительность, сказал Саша. - Если ты пропустишь один день, ничего с тобой в школе не сделают. А матери потом все объяснишь. Хочешь, мы ей телеграмму пошлем. Это даже лучше, чем по телефону. Оставайся! На моей кровати ляжешь. Я тебе вечером цветные диафильмы покажу. А завтра будем весь день летать на самолете. Ты еще не знаешь, какой летчик дядя Андрей Косаревский! Отец всегда говорил, что такого летчика, как дядя Андрей, еще поискать. Они вместе с отцом всю войну летали, он у отца даже инструктором был, когда отец летать учился. Он бы и на реактивных сейчас летал, да из-за руки не взяли. На фронте немцы перебили. Его и в аэроклуб инструктором не хотели вначале брать. Но он в Москву поехал и всем доказал, что может летать. И тогда ему разрешили. А сейчас в аэроклубе учит курсантов.
Тут Сергей вспомнил, что о летчике Косаревском много рассказывал Юрка Должиков и другие ребята, которые занимались в аэроклубе. Так что выходит, он о Косаревском знал давно. И как же теперь ему не полетать с таким летчиком. Ребята из их школы, наверное, лопнут от зависти, когда узнают об этом.
Сергей решил заночевать в городе. Будь что будет! Пусть даже его из школы выгонят, если уже не выгнали, пусть мать делает с ним все, что хочет.
Мысли Сергея были уже там, возле самолета, на летном поле. Он уже представил себе, как сядет в кабину самолета, как будет трогать всякие ручки и рычаги, как разбежится вдоль поля самолет, унося его в небо.
XVII
День выдался теплым, тихим. С утра стоял туман, но к обеду рассеялся, открылись дали, небо стало просторнее, выше. С крыш на тротуары сыпались веселые холодные капли, обрывались и разлетались на десятки прозрачных осколков отяжелевшие сосульки.
Они шли по самой длинной, главной и красивой улице города. Где-то в середине этой улицы, как объяснил Саша, находился аэроклуб. Шли долго, и Сергей начал тревожиться, не просмотрели ли они его, все время болтая, глазея по сторонам. Но Саша был спокоен, и Сергей тоже успокоился.
Предстоящие полеты, как и обещали Косаревскому, держали в строгой тайне. До двенадцати было уйма времени, и они отправились на вокзал смотреть на проходящие поезда.
Поезда появлялись из-за поворота, выгибаясь дугой, скрежеща тормозами, обдавая мелкой снежной пылью, окатывая холодным воздухом, будоража разные чувства и желания, самым сильным из которых было желание прицепиться за любой вагон и уехать в любой из тех неведомых, незнакомых городов, названия которых мелькали перед глазами.
Они вдосталь настоялись, намерзлись на платформе, встречая и провожая поезда дальнего следования, которые втаскивались на станцию мощными неудержимыми "ИСами". Кроме "Иосифа Сталина", выкрашенного в серебристый цвет, Сергея удивил и взволновал другой, под стать "ИСу" паровоз - такой же огромный и длинный. Паровоз этот назывался "ФЭДом" - "Феликс Дзержинский". В отличие от "ИСа" он был выкрашен в черное и таскал неимоверно длинные товарные составы по самым дальним от вокзала путям. Проходил "ФЭД" молчаливо, угрюмо, оставаясь безучастным к вокзальной суете, к сутолоке на перронах, к лоску и блеску дорогих спальных вагонов, ярко горевших на солнце надраенным металлом поручней, металлических обкладок вдоль окон, всякими продолговатыми полосками по бокам вагонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10


А-П

П-Я