унитаз санита люкс с микролифтом 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В период
острых социальных противоречий и революций клас-
совое <Мы-сознание> становилось ведущим, сверх-
ценным, сплачивающим людей в одно целое <Мы>
и противопоставляющим такому же целостному и
определенному <Они>.
Сверхценность идеи классовой принадлежности
относится не только к государству, но становится
существенной характеристикой индивидуального со-
знания. Зародившись в 20-30-х годах, она дошла
и до наших дней. В этой связи любопытно напом-
нить один, казалось бы, незначительный факт, ко-
торый тем не менее является крайне показатель-
ным. Советские люди очень долго не могли понять,
почему немецкий пролетариат принял идеологию
. фашизма. Нам сейчас кажутся наивными фрагменты
из многих военных фильмов, когда наши офицеры
и политработники обращались к чувству рабочей
солидарности немецких солдат. Но эти фрагменты
очень точно отражают преобладающее состояние
Социокультурные истоки одиночества
Одиночество
<Мы-сознания>. А развернувшаяся в июне 1989 года
на 1 Съезде народных депутатов СССР дискуссия
о том, может ли профессор защищать интересы
рабочих, еще раз подчеркивает живучесть и устой-
чивость сложившихся структур самосознания.
До тех пор, пока преобладают подобные сте-
реотипы, проблема одиночества как массовое явле-
ние не возникает, а остается уделом отдельных
личностей, которые по тем или иным причинам
<выпали> за рамки этих целостностей. Однако,даже
если судить по этому признаку, к середине 30-х
и особенно к концу 40-х годов классовое <Мы-со-
знание> начало терять свое ведущее положение.
У нас в стране ценность <Мы-сознания> сохрани-
лась примерно на 15-20 лет дольше, чем в Запад-
ной Европе или Америке, что было связано с колос-
сальными потерями в Великой Отечественной войне.
Но тенденция во всей европейской культуре остает-
ся общей.
Распад компонента <Мы> в сознании людей и
стал той психологической основой, на которой вы-
росло массовое чувство отчужденности, оторван-
ности от мира людей, переживаемое как глубокое
личностное одиночество. Поэтому неудивительно,
что 50-80-е годы отмечены клеймом одиночества.
Но, как известно, природа пустоты не любит.
Буквально на наших глазах происходит формирова-
ние и становление новых форм <Мы-сознания>.
Интересно отметить, что первым этапом такого
становления является возрождение старых, хорошо
известных форм. Этим, по-видимому, объясняется
бурный всплеск национального самосознания, до-
ходящего до национализма и зачастую включающе-
го в себя самые архаичные (родоплеменные) ком-
поненты, наблюдаемые в нашем обществе послед-
нее десятилетие. Но это все, безусловно, времен-
ные явления. Историческая перспектива, по-види-
мому, заключается в становлении <Мы>, выходяще-
го не только за национальные, но классовые, и даже
государственные рамки. Примером тому может
служить возникающая на наших глазах идея созда-
ния <общеевропейского дома>. Более того, проис-
ходит осознание человеком себя гражданином Ми-
ра, находящее выражение в таких массовых явле-
ниях, как движение зеленых, пацифистские течения,
борьба против ядерной войны и др.
И если Илья Эренбург в свое время с иронией
писал о <гражданине Европы>, а в конце 40 - начале
50-х годов у нас в стране было <дело космопо-
литов>, а в Америке массово велась <охота на
ведьм>, то сейчас идея европейского и мирового
сообщества получила статус нового политического
мышления.
Исторические изменения содержания и структу-
ры <Мы-сознания>, отказ от ее старых форм и воз-
никновение новых зависят, конечно же, от огромно-
го числа социальных и экономических факторов.
Едва ли не самыми мощными из них стали две миро-
вые войны, поколебавшие основы традиционного
мира и заложившие фундамент коренных изменений
во всех сферах существования человека. И не слу-
чайно именно после первой мировой войны стала
расхожей формула <каждый умирает в одиночку>.
Только представьте себе, какой должен был прои-
зойти перелом в общественном сознании, чтобы
веками бытующее высказывание <на миру и смерть
красна> было заменено сугубо индивидуалистичес-
кой формулой.
"\ .' -"с i^J' ^f. ^ ^ '^ ^.\. :' .-^- " ^ - т ^Tl T i Г r- -IT < пШ i i naii
Одиночество
Хотя, конечно же, справедливости ради надо
отметить, что непосредственно во время войны воз-
никает особая человеческая общность, особое <Мы-
сознание>. Прежде всего это знаменитое <окопное
братство>, так замечательно воспетое Ремарком и
присущее всем солдатам, включая наших <афган-
цев>. Но, как показывает Ремарк, <окопное брат-
ство> объективно противостоит всем традиционным
формам <Мы-сознания> и, помогая выжить на войне,
в мирное время оказывается труднопреодолимым
препятствием для включения индивида в нормаль-
ные социальные структуры и отношения. Не ощущая
привычной фронтовой взаимовыручки, поддержки
и равенства, люди начинают переживать свою не-
нужность, отчужденность, возникает чувство оди-
ночества вплоть до полного отчаяния. Причем это
касается в первую очередь тех, кто возвращается
целым и невредимым. Во времена войн, естествен-
но, усиливается чувство <Мы>, чувство Родины, но
это не позитивное развитие общественного созна-
ния, ибо строится оно только на противостоянии,
неприятии и ненависти к <Они> - врагу. Но исчез-
новение <врага> автоматически приводит к быст-
рому распаду глобального чувства <Мы> со всеми
вытекающими отсюда негативными последстви-
ями для личности.
2.
Смысл веры
и неверия
В формировании новых форм
<Мы-сознания> огромную роль сыграли дискреди-
тация церкви и распад религиозного сознания. Че-
ловек оказался не только оторванным от регилиоз-
Социокультурные истоки одиночества
ной общинности, но и отверг бога как творца, все-
держателя и источник высшего смысла бытия. В ре-
зультате этого человек стал переживать свое суще-
ствование как бытие в его жестоком противопостав-
лении: Я-Весь мир. У него не стало Заступника
и исчезло Прибежище. Принципиально изменилось
представление о месте человека в мире. Он осознал
себя песчинкой, брошенной в мир, не имеющий
никакого смысла, но представляющий для него по-
стоянную опасность. Возникало особое индивиду-
альное переживание трагизма бытия и страха -
остаться в смертный час одному. Это переживание
невероятно обострило проблему одиночества для
стариков. Но уже в середине 40-х и особенно в
50-х годах переживание <состояния покинутости>
как одиночества индивида, вовлеченного в беско-
нечные конфликты, непрерывно сталкивающегося с
заботами и тревогами и вынужденного на ощупь
выбирать свои жизненные пути, охватило все воз-
растные категории, включая даже молодежь.
Само существование человека теперь представи-
лось как нечто случайное и <навязанное> ему извне.
Человек ^друг осознал, что он смертен. Смертен
в том окончательном и бесповоротном психоло-
гическом смысле, который в рамках религиозных
представлений был просто немыслим. Окончатель-
ность бытия породила страх перед смертью, страх
перед небытием. Причем это совсем не тот страх,
который сопровождает смерть глубоко религиоз-
ного человека. В рамках религиозного сознания
страх смерти в первую очередь оказывается свя-
занным с рефлексивным осмыслением жизни и для
себя решением вопроса, каким я предстану перед
<судом божьим>,
Одиночество
современного мира, техники (в том числе и пси-
хотехники) над человеком и его ценностями. Техно-
кратическое мышление - это Рассудок, которому
чужды Разум и Мудрость. Для технократического
мышления не существует категорий нравственности,
совести, человеческого переживания и достоин-
ства> ^.
Нам бы даже хотелось еще более усилить и уже-
сточить это само по себе сильное и жесткое выска-
зывание В. П. Зинченко. Дело в том, что техно-
кратическое мышление направлено на разрушение
всех других форм мышления, и в первую очередь
мышления гуманистического, опирающегося на ка-
тегории культуры, смысла и нравственности. Поэто-
му любое общество, в котором технократическое
мышление становится преобладающим, создает спе-
циальные машинного типа системы, направленные
как на воспроизведение такого типа мышления, так
и подавление, уничтожение каких-либо других, воз-
можных его типов. И не случайно государственные
и социальные органы, призванные выполнять эти
функции, получили название <аппарат>. Ведь ап-
парат есть не что иное, как искусственно создан-
ный механизм. Мы уже привыкли, и нам кажутся
совершенно естественными такие словосочетания,
как <аппарат управления>, <аппарат подавления
и охраны власти> и др. Но если мы вдумаемся
в исходное значение слова, то с удивлением обна-
ружим античеловеческую и антикультурную направ-
ленность таких понятий. Литература последних лет
буквально переполнена описаниями механизма дей-
ствия всех этих многочисленных аппаратов.
Бытует расхожее мнение, что технократическое
мышление есть наиболее яркая форма проявле-
Социокультурные истоки одиночества
ния инженерного подхода к жизни. И какая-то доля
правды в этом, несомненно, есть. Ведь именно
инженерная работа направлена на создание машин
как таковых. В социологической и политологической
литературе нашего столетия даже появился особый
термин <технократия>, который означает, что об-
щество может регулироваться принципами научно-
технической рациональности, а ее носителями явля-
ются техники, инженеры и ученые (технократы). Это
мнение было особенно распространено в 20-30-х
годах. Но есть один момент, который заставляет
задуматься об адекватности, правильности нашего
представления о технократии как таковой. В наибо-
лее развитом виде технократическое движение
ставило своей целью <достижение всеобщего бла-
госостояния с помощью индустриального перево-
рота>. Это значит, что само по себе технократичес-
кое движение направлено на благо человека и в
этом отношении вполне осмысленно и культурно
оправдано.
Обратим внимание на, казалось бы, более мел-
кие, но не менее показательные факты нашей по-
вседневной жизни. Наверняка большинство чита-
телей знают замечательную телепередачу <Это Вы
можете>, рассказывающую об изобретателях и ра-
ционализаторах, то есть о людях типично инженер-
но-технического склада ума. Поражает тот факт,
что ни одного бессмысленного изобретения мы в
этой передаче не видим. Причем речь идет не столь-
ко о возможностях внедрения или сиюминутной
выгоде изобретения, а именно о человеческой,
жизненной осмысленности их. В то же время нам
всем прекрасно известно, что миллионы инженеров
десятилетиями за кульманом воспроизводят один
Одиночество
и тот же проект жилого дома, в котором нельзя
жить, или двигателя, который ничего не может
двигать. Не сам по себе инженерный подход, а та-
кая работа противоречит не только разуму, но и про-
стому здравому смыслу.
Мы приходим, на первый взгляд, к парадоксаль-
ному выводу, что технократическое мышление не
есть изобретение и привилегия технократов. Да,
это так. Мы бы сформулировали очень жестко:
техническая инженерно-научная интеллигенция
является носителем технократического способа
мышления, а технократическое мышление есть
относительный признак бюрократии. Бюрократичес-
кий аппарат, хотя и является машиной, принципиаль-
но отличается от любой собственно машины по
одному признаку. Любая машина в принципе пред-
назначена для ее использования человеком, и в этом
отношении машина и человек оказываются разде-
ленными, причем функционирование машины изна-
чально подчинено и включено в деятельность че-
ловека. Бюрократический же аппарат, наоборот,
исходно включает и подчиняет себе живого челове-
ка, предполагая его своей функциональной частью:
винтиком, шестеренкой - назовите как угодно.
Именно в этом различении и заложено обезли-
чивание человека. Но если все понимают, что это
плохо, почему же сама идея аппарата столь живуча
и постоянно возрождается в массовом сознании?
Почему же реальный бюрократический аппарат ока-
зывается таким жизнестойким, дееспособным и са-
мовоспроизводимым?
И вот теперь, отвечая на первый из этих вопро-
сов, мы должны вернуться к началу этого малень-
кого раздела. Сама идея разумной организации
Социокультурные истоки одиночества
общественного устройства, которой можно было бы
сознательно управлять, заложена в идеалах и спо-
собах мышления науки XVI 1-XVI 1 1 веков. И как это
неудивительно, основание этих идей лежит не в
технических науках, а в биологии и социологии.
Первыми, кто осуществил попытку построить строго
иерархизированную систему (классификацию), ко-
торая включала бы всевозможные виды и разновид-
ности живого мира, были Ж. Бюффон и К. Лин-
ней. Как известно, Ч. Дарвин предложил универ-
сальный механизм, объясняющий естественное <за-
полнение> всех клеточек животной классификации.
И сразу же в свете основных работ Ч. Дарвина
начала чрезвычайно быстро развиваться и распро-
страняться социология, опирающаяся на те же зако-
ны борьбы за существование и выживание. Это
направление, впоследствии получившее название со-
циал-дарвинизма, так же, как и биологическая
наука, являются классическими, то есть полными и
завершенными формами проявления идеалов ра-
циональности, заложенных науками XVII-XVIII ве-
ков.
Именно они легли в основу большинства поли-
тических и идеологических концепций, приведших
в своей реализации к самым жестким тоталитар-
ным и бюрократическим режимам. Вся жизнь лю-
дей в обществе должна быть подчинена единому
универсальному закону, а само общество - постро-
ено во всех сферах разумно и, следовательно,
управляемо - вот идеал политического выражения
канонов науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28


А-П

П-Я