- Отцу надо помочь, - кивнул Митра.
- Обязательно, - добавил Теуш.
- Ты приходи.
- Всегда.
- Когда захочешь.
- Спасибо, - улыбнулась я и, перецеловав их всех, отправилась к себе.
В доме на самом деле был потоп, имелись даже довольно глубокие лужи, и весь день я провела в увлекательном общении с ведрами и тряпкой. Потом разожгла камин, в надежде, что станет хоть немного теплее и суше. Надо было писать, но в голове не возникало ни единой дельной мысли, все они крутились вокруг близнецов и их отца. У меня было слишком много вопросов и никаких ответов.
* * *
Прошла неделя. Ничего существенного за это время не случилось. Днем мы с близнецами придумывали себе какое-нибудь занятие вроде прогулок по лесу, купанию в реке или рыбалки, а вечерами я чинно гоняла чаи в обществе ребят и их папы, изо всех сил строила из себя интеллектуалку и сама уставала от собственного нудного общества. Я никак не могла быть самой собою в присутствии Влада, всячески избегала обращаться к нему по имени, а спросить, как же его отчество у меня не хватало духу. В общем, чувствовала себя не в своей тарелке. Близнецы, как могли, старались меня поддержать, а самому главе семейства, по всей видимости, было глубоко чихать на мою персону. Вероятно, и разговоры он со мной вел исключительно из вежливости и из нежелания обижать сыновей - ну, нашли себе в приятельницы городскую дуру, ну, развлекайтесь родные.
Признаюсь, меня обижало такое отношение и упорное нежелание Влада идти хоть на какое-то маломальское сближение, он твердо держал наше общение на расстоянии вытянутой руки и, пожалуй, даже на расстоянии взятой в эту руку швабры. В конце концов, я успокоила себя тем, что моя, временами больная фантазия, опять не на шутку разыгралась и я снова напридумывала себе всякой ерунды. И вообще, у человека мог быть просто такой характер. Зато с близнецами мы были не разлей вода, каждую минуту старались проводить вместе и я никак не могла понять, как же это я раньше прожила без них целых двадцать пять лет?! Они, тремя верными оруженосцами, всюду следовали за своей госпожой (то бишь за мной!) и наша живописная группа постепенно переставала быть сенсацией для поселка.
Я по-прежнему не спрашивала, чем была вызвана буря грубостей и негодования Вени, стараясь вообще забыть об этом неприятном инциденте, но никак не получалось. То и дело я натыкалась на его хмурое, недовольное лицо, на косые взгляды соседей, на натянутые улыбки и поспешно отведенные глаза. Меня это и сердило, и раздражало, но предпочитала изо всех сил не обращать на это внимания, делая вид, что ничего не происходит. Ребята тоже делали вид.
Однажды я впала в хандру. У меня такое бывает - ни с того ни с сего мне начинает казаться, что я самый несчастный, распоследний человек на всем белом свете, никто меня не любит и вообще, ни одно издательство ни за какие миллионы не возьмется печатать мои дегенеративные книжки. Дома я обычно ограничиваюсь рыданием над бокалом вина и тиранией знакомых посредством нытья в телефон. Если хандра сильнее обычного, могла поругаться с кем-то одним или сразу со всеми... а на утро с позором извиниться. Знающие меня люди привыкли к этим "приступам лунатизма" и близко к сердцу мои заскоки не принимали, а вот близнецы... Даже затуманенными хандрой извилинами я понимала, что ребята последние кому бы я хотела продемонстрировать себя в качестве депрессивного маньяка.
Не придумав ничего более умного, я сложила в пакет блокнот со стихами, бутылку вина, сигареты, воткнула в дверь записку и потопала в лес. Природа всегда действовала на меня умиротворяюще и никто не помешал бы мне всласть всплакнуть где-нибудь на пеньке. Я медленно брела по тропинке, слушая пронзительную тишину, вдыхая ни с чем не сравнимый хвойный аромат. Даже курить не хотелось, такой воздух портить табаком! Настроение было каким-то пограничным - то ли в депрессию впасть окончательно и безропотно, то ли выпасть из нее... Раздумывая над этим, я шла, глядя себе под ноги, потом уселась на сваленное дерево, выпила немного вина, написала дрянное стихотворение и решила, что пора возвращаться, тем более, погода снова начала портиться.
Я повернула обратно и через пять минут поняла, что заблудилась. Ужас, обуявший меня, не поддается описанию. Я всегда панически боялась заблудиться, поэтому грибы собирала только вдоль дороги или вдоль забора, но тропинка, по которой я шла выглядела такой надежной, такой протоптанной, что мне и в голову не приходило, что можно потеряться!
Вытаращив глаза, я металась по лесу в поисках этой проклятой тропинки, быстро впадая в истерику. Выбившись из сил, я передохнула, выпив почти четверть бутылки, утерла слезы и призадумалась. Заблудилась я наглухо, это было очевидно. Как поступить в подобной ситуации я не имела ни малейшего понятия, но размышляла добросовестно. На ум приходили совершенно дикие идеи, но ни одной, которая реально могла бы меня спасти. Минут пятнадцать я просто орала во все горло, надеясь, что поблизости шатается какой-нибудь грибник... или маньяк. При мысли о маньяке орать я перестала. Я пробовала идти напролом, в надежде выйти наугад к какому-нибудь поселку, все равно к какому. В результате заблудилась ещё сильней и, чуть было, не свалилась в какую-то закисшую канаву. Паника в душе возобновилась и, судорожно потягивая остатки вина, я снова всплакнула над своей уже на самом деле незавидной участью.
Начал накрапывать дождик. Я пыталась вспомнить, каким образом можно выйти из леса, но я не знала, откуда пришла, да и вспомнить ничего не получалось. Я пробовала молиться, но ничего кроме: "Господи, спаси, я больше грешить не буду! Никогда!" в голове не появилось. Треск сухих веток по ту сторону канавы заставил меня подпрыгнуть на месте, но вопль радости и счастья умер, не родившись. Там стояла огромная, просто гигантская псина. Я всегда была заядлой собачницей, поэтому породу определила с первого взгляда - кавказская овчарка. Чуть наклонив голову, зверюга смотрела на меня и с её клыков капала слюна. Я стояла, замерев в глухом параличе, а в голове проносились разнообразные быстрые мысли, больше похожие на вой автомобильной сигнализации. "На дерево!" - заверещал, очнувшись от комы внутренний голос. "Я не умею лазить по деревьям", - мысленно прошептала я. "Научишься!! - заголосил он, как ненормальный. - Единственный выход!! Сейчас или никогда!!!"
Стараясь не особо двигать глазными яблоками, я посмотрела по сторонам. Кругом были очень гладкие стволы, без намека на сучья или ветки, но в метрах пяти одиноко торчала береза и её ствол, на уровне моей груди, раздваивался своеобразной вилкой. "Надо немного подтянуться, залезть туда, а дальше вверх, по веткам, - вибрировал от страха и полного неверия в мои силы внутренний голос. - Ну же!" Я прикинула расстояние между собой и собакой, между собой и березой, между собакой, собой и березой, потом резко швырнула пустую бутылку в противоположную от березы сторону. Псина молча рванула вслед за бутылкой по своему берегу канавы, а я, превысив возможности, отпущенные человеку природой, понеслась к дереву.
Коряво подтянуться на трясущихся руках мне удалось только с третьего раза и то, только тогда, когда за спиной я услышала плеск воды в канаве под лапами монстра. Взобравшись на "вилку", я поскользнулась и, чуть было, не свалилась вниз, но вовремя успела вцепиться в толстую ветку. Клацая зубами от переполнявших меня ощущений, я, не разбирая пути-дороги, полезла вверх, подогреваемая только одной мыслью - вперед, как можно дальше от земли! Усевшись на толстую ветвь, я судорожно перевела дыхание и взглянула вниз. Псина стояла и смотрела на меня, потом тоже присела, скорее всего, решив подождать, когда я обессилю и безропотно рухну вниз. Хуже этой ситуации придумать было просто невозможно.
Вечерело, дождь усилился. От мысли, что здесь, на этой ветке, в компании бешеного пса мне придется провести всю ночь, а может и остаток жизни, я начала кричать и звать на помощь с удвоенными силами. "И только эхо было мне ответом", - невесело пошутил немного пришедший в себя внутренний голос. Я посоветовала ему заткнуться.
Часа через два мне в голову начали приходить отчаянные мысли. Мало того, что я промокла насквозь и страшно замерзла, ещё хотелось есть, пить, и курить одновременно, а пакет с сигаретами и блокнотом мирно намокал в трех шагах от лежавшего на травке терпеливого монстра.
Еще часа через три надежда на спасение угасла. Совсем стемнело. Крупные капли дождя щелкали по листьям березы, и по моей голове, я тряслась от холода, в такт дождю щелкая зубами. В голове крутилась только одна сухая мысль - всю ночь не продержусь, свалюсь вниз обязательно. А даже если и продержусь, свалюсь завтра. Пыталась себя утешить и убедить, что кавказу надоест когда-нибудь меня караулить, и он уйдет куда-нибудь по своим бешеным делам, но утешение было довольно слабым.
Ближе к ночи распогодилось. Дождь прекратился и сквозь тучи выглянул неестественно громадный диск полной луны. "Еще тот натюрморт", - простужено кашлянул внутренний голос, но мне было не до него. Потусторонний свет луны мгновенно высеребрил мокрые деревья, и мне наконец-то стало понятно, почему это благословенное местечко называется Серебряные Ели. Зрелище было настолько жутким и одновременно завораживающим, что я даже забыла про бывшего друга человека, ждущего меня внизу. Раскрыв рот, я смотрела на забрызганную капельным серебром хвою, на залитые луной стволы... а потом увидела птицу. Сначала я была уверена, что просто померещилось, потому что таких больших птиц в Подмосковье не бывает, но птица, бесшумно подлетев к березе, принялась описывать круги над моею головой. Это оказался огромный белый орел. В моей голове мозги принялись играть в салочки и чехарду.
- Здравствуй, ангел, - сказала я, и помахала птице рукой.
Ангел не ответил, продолжая бесшумно кружить надо мной. Внизу послышалось какое-то движение. Я наклонила голову, всматриваясь. В темноте ничего, кроме горящих глаз кавказа видно не было, но потом в полосу лунного света ступил ещё один зверь. Присмотревшись повнимательнее, я убедилась, что это не кто-нибудь, а самый настоящий волк-альбинос, размерами чуть меньше кавказа. Вцепившись в березовый ствол всем телом, я забыла как дышать, лишь иногда внутренний голос что-то попискивал о долгожданном сумасшествии.
Кавказ бросился первым. Они сцепились и скрылись в темноте. Я вытягивала шею, таращила глаза - без толку, в кромешной тьме был слышен только треск сучьев под сильными лапами дерущихся. Иногда они выскакивали на свет... зрелище было поистине фантастическим, ещё и из-за того, что оба зверя дрались молча, никто из них даже не зарычал ни разу. Птица села на дерево рядом с березой и тоже следила за поединком. Я чувствовала, что собираюсь хлопнуться в обморок, и всячески пыталась предотвратить это событие. Предотвратить не получилось, в глазах потемнело и сознание, издав какой-то премерзкий звон, благополучно отключилось.
Очнулась я от гулких ударов колокола. Несколько секунд не могла понять, откуда эти удары доносятся, потом дошло - из моей собственной головы. Чувствовала я себя невероятно отвратительно, судя по всему, температура у меня была 59,8 или даже больше. С величайшим трудом приоткрыв глаза и обведя мутным взором пространство, я увидела, что нахожусь в комнате, на кровати и рядом сидит Теуш. Склонив голову, он смотрел на коричневые кожаные тапки на собственных ногах.
- Привет, - проскрипела я. Теуш едва заметно вздрогнул и повернул голову.
- Привет, - тихо ответил он. - Как ты себя чувствуешь?
- Ужасно, - честно призналась я. - Мне такие кошмары приснились, не описать. И, кажется, я заболела. Давно я здесь? И что я тут вообще делаю? связно задавать вопросы у меня ещё не получалось.
Теуш вздохнул и посмотрел в окно.
- Ты у нас уже два дня, отец говорит - мало того, что ты сильно простудилась, у тебя ещё и нервная лихорадка.
- Два дня?! - я подумала, что ослышалась. - Быть того не может!
- Тише, надо беречь силы. Ты была без сознания, но отцу удавалось вливать в тебя настои.
Я скосила горящие от боли глаза в сторону и увидела стоявший рядом с кроватью столик, заставленный всевозможными чашками, плошками и банками. Пахло душицей и ещё чем-то терпким.
- Он сказал, что тебе надо лежать ещё минимум неделю, - продолжал Теуш. - Хочешь чего-нибудь?
- Да... - я призадумалась, как бы это сказать, но решила, что терять все равно уже нечего. - В туалет, пардон.
Я сделала попытку подняться, но попытка не удалась. Тогда Теуш безо всякого усилия взял меня на руки и понес из комнаты. Оказалось, что на мне надета большая теплая мужская рубашка, явно с плеча отца семейства. Теуш нес меня по коридору. Когда мы проходили мимо комнаты одного из близнецов, я явственно услышала сдавленные стоны, переходящие в хрип.
- Что это? - страх, обуявший меня от этих звуков, был похож кусок льда, засунутого за шиворот. - Стой, Теуш! Что это? Что это такое?!
Он остановился у двери и посмотрел мне в глаза. В его взгляде была такая бездна печали и отчаяния, что у меня на мгновение остановилось сердце. Словно в трансе, я толкнула дверь рукой и повернула голову. В комнате стояли Митра, Влад, а на кровати лежал Ян. Простыня прикрывала только его бедра, все тело парня было исполосовано глубокими кровоточащими полосами. Влад и Митра повернули головы и уставились на нас. Я молчала, как истукан, не в силах "переварить" увиденное.
- Заходите, раз уж пришли, - хмуро произнес Влад, и Теуш внес меня в комнату.
Я не могла отвести глаз от Яна. Его лицо было белым, черты заострились, а к покрытому испариной лбу прилипли потемневшие пряди волос. Он лежал с закрытыми глазами, запрокинув голову на небольшую плоскую подушку. Я смотрела на раны, покрывавшие его тело, чувствуя, как по моим вискам и лбу медленно стекают струйки пота. Перед глазами четко и ясно возникла картина - кавказ и волк-альбинос... мне все это не приснилось...
- Значит... - выдавила я, - значит...
- Да, - кивнул Митра, - мы говорили тебе правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9