Подбирая слова для разговора с Феликсом, он подошел к столу за новым платком. Он ещё раз прочистил нос, и это будто прочистило ему мозги.
- Анна! Он не мог пока забрать контейнер. Понимаешь? Он бы ни за что не отправился завтракать с этиими типами, оставив такую ценную вещь в багажнике. Разве нет?
Анна молчала. Не стоит громоздить новую ложь, подумала она, и облегчение появилось на её лице.
- Нет, конечно, - подтвердила она после паузы.
Настроение Иоганна поднялось. Она рада не меньше меня, подумал он, что у Дика ничего не получилось. Феликс прав: некоторым вещам лучше предоставить гнить в свое удовольствие.
- До чего здорово, что он ничего не нашел. Над ним нависла бы страшная угроза, и над тобой тоже. Волноваться пришлось бы не из-за одних наци. Тебе известно, что пару русских туристов из Бад-Аузее вежливо проводили к границе? Они оказались не теми, за кого себя выдавали. И ещё болтался здесь один француз, выдававший себя за итальянского школьного учителя на каникулах. Он слонялся вокруг озера Топлиц, разнюхивая, не осталось ли там каких-нибудь документов. Его отправили следом за русскими.
- А документов не осталось? Дик думал иначе.
- Почему?
Анна вытерла руки насухо полотенцем и выдвинула ящик маленького рабочего стола, куда Дик на прошлой неделе положил вырезку из газеты. Когда-нибудь, подумала она, у нас будет настоящая кухня и настоящая гостиная - все по отдельности, все аккуратно прибранное.
- Вот, - сказала она, протягивая Иоганну вырезку, и вернулась к мойке. Она взглянула на часы.
- Ох, дорогуша! Придется мне сначала сделать покупки. Суп следовало бы поставить прямо сейчас.
Иоганн изумленно уставился на нее; никто не умел так, как Анна, выбирать неправильный порядок действий. Зато в проявочной она была на высоте. Даже Дик, дрожавший над освещением, и текстурой, и тенями, добивавшийся безупречных отпечатков, признавал, что она неподражаема. Зато сейчас она преспокойно оставила посуду мокнуть и подхватила свой плащ и сумку из захламленного шкафа у двери. К тому времени, когда она собралась, он прочитал вырезку.
"Со времени первых подводных работ в озере Топлитц в
1959 году, когда были обнаружены многочисленные контейнеры, утопленные нацистами в 1945, в информированных кругах ходили настойчивые слухи относительно содержимого этих находок. Из официальных сообщений стало известно, что среди обнаруженных предметов был портфель с фальшивыми английскими пятифунтовыми банкнотами на сумму более 25 000 000 австрийских шиллингов, а также чертежи противолодочных ракет (подробности приводятся в статье от 11 августа в немецком журнале"Штерн"). Но относительно прочих находок до сих пор хранится полное молчание, заставляющее мыслящих людей поверить, что в озере Топлитц могли остаться и другие важные документы. Эти слабо мотивированные догадки можно теперь смело отбросить. Согласно достоверным источникам, документы идентифицированы как немецкие записи и списки за 1936-39 годы, включая список балканских агентов, работавших в то время на немецкий рейх. Государственные представители заявляют теперь, что подводные работы были завершены несколько лет спустя, когда было официально признано, что наши Штирийские озера поделились последними своими секретами. Эти дорогостоящие работы признаны были, в силу отсутствия всяких дальнейших результатов, напрасной потерей времени и средств."
- Так что тут заинтересовало Дика? Совершенно ясно, что мы уже выудили все документы.
И едва ли они стоили затраченных усилий, подумал Иоганн. Может, фальшивые банкноты и чертежи ракет ещё представляли определенный интерес; но список балканских агентов, вряд ли переживших последовавшую войну... Он рассмеялся.
- Ты думаешь?
- Конечно, это же очевидно! Здесь так и сказано...
- Здесь сказано совсем не так. "Из достоверных источников", вот и все. Из каких достоверных источников?
- Но государственные представители...
- Говорят правду, только прочитай ещё раз, что именно говорится... Это все означает, что мы просто прекратили работы.
- Но здесь говорится... - настаивал Иоганн.
- Ничего подобного, - нетерпеливо перебила Анна. - Они просто стараются создать такое впечатление. Просто чтобы внушить людям вроде твоих русских туристов и французского учителя, что они теряют время понапрасну, слоняясь у озера. А это позволяет предположить, что причина слоняться там есть, и достаточно веская, чтобы правительство заволновалось и захотело отпугнуть от этого занятия непрошенных гостей. Это... это тайная дипломатия, так говорит Дик.
- Так говорит Дик, - передразнил он и рассмеялся.
- Да, - сказала Анна, её голубые глаза потемнели от негодования.
- Но он не считает, что непрошенных гостей удастся отпугнуть?
- Некоторых - нет. Они отлично знают, что нацисты утопили много таких контейнеров, и содержались в них не только имена балканских агентов.
- И такая мелочь подтолкнула его к этой эскападе! - Иоганн закурил и вылил себе в чашку остаток кофе. - Законченный идиот, - заключил он, покачивая головой.
- Да, - она метнула в него яростный взгляд. - Только законченный идиот мог приютить пятнадцатилетнюю беженку с трехмесячным младенцем на руках, дверь за ней закрылась, и Иоганн остался один, уставившись в пустоту.
Кофе остыл, но он допил свою кружку. У сигареты был вкус опилок. Первый раз за много лет Анна вслух упомянула Вену. Дик тоже об этом помалкивал, только один раз изменив своему правилу, чтобы объяснить, почему привез Анну в Зальцбург: "Я увез её подальше ото всего, что могло напомнить ей о страданиях в Вене". И именно Дик устроил усыновление ребенка: "Это была часть общей терапии. Для Анны - последний шанс. И для меня тоже. Изнасилование изуродовало её сознание, оставило отвращение и ужас вместо доверия. Много месяцев, даже когда она сама захотела жить вместе со мной и перестала убегать, она вздрагивала, если я касался её волос, если гладил её по щеке". Вот так, подумал Иоганн с горечью, это чужестранец подобрал мою сестру, слоняющуюся по руинам знакомых улиц - все знакомые, которых она надеялась найти, или погибли, или уехали, и их новые адреса были неизвестны. Я не смог помочь ей тогда, когда она больше всего нуждалась в помощи. Меня вообще там не было.
Но что толку было бы от шестнадцатилетнего подростка, даже окажись он рядом? Конечно, он не совсем точно описал себя в те времена. Он был ветераном, связным подполья, созданного американцами и англичанами по обе стороны итальянской границы; он был мужчиной, взрослым мужчиной - и, если судить по тому риску, которому подвергался, настоящим мужчиной. Разве не сумел он, обычный городской мальчишка, добраться в горы, когда ему было всего четырнадцать? Немцы не сумели сделать из него твердолобого наци, как из старшего брата Йозефа, убитого в Польше - только эта смерть положила конец яростным политическим спорам с отцом (если хорошенько подумать, это отец сделал Йозефа фашистом ещё до того, как пришли немцы). И в камрада-коммуниста отец тоже не смог его превратить, хотя для него самого марксизм был главным средством самовыражения. Отец всегда питал склонность к интелектуальным вывертам, и в результате пополнил своей персоной население нацистского концентрационного лагеря. Но старик оказался крепким орешком. Он выжил.
Да, выжил, и вернулся домой после великой ночи освобождения, и увидел, что сделали его камрады с женой и дочерью. Проблему эту он решил так же просто, как собирался решить все мировые проблемы: повесился на обугленной балке, торчащей из руин его дома. А мама...
Иоганн тяжело вздохнул. Да, этого как раз недоставало, чтобы вытолкнуть её из жизни. Она капитулировала - сначала психически, потом и физически. Через день после её смерти Анна бежала из русской зоны оккупации. Пятнадцатилетняя девочка с трехмесячным младенцем на руках. Пешком. Он попытался представить себе её путь - и не смог. Не захотел... Так было честнее. Прошлого не вернешь. Что-то он слишком много думает об этом сегодня. Наверное, потому что и Анна об этом думала. Неужели она просидела тут всю ночь, погрузившись в воспоминания?
Он резко встал, вышел в магазин. Здесь все сияло чистотой, царил строгий порядок. Иоганн полюбовался рядом фотоаппаратов, дорогих игрушек, которые туристы любят носить на шее, и фотографиями - истинной страстью Дика. Горы, ледники, леса и предгорья, озера (а вот и Финстерзее среди них), альпийские деревни с деревянными домиками, деревянные стены с облупившейся штукатуркой, балкончики в нишах с глубокими навесами... Была здесь и фотография Унтервальда, с "Гастоф Вальдесрух", мирно окруженной деревьями. Внезапно Иоганн нахмурился. Он заколебался. Потом, повинуясь своему инстинкту, быстро подошел к телефону. Он надеялся, что Феликс Заунер не засиделся сегодня с газетой и чашечкой утреннего кофе у "Томазелли". Но Феликс оказался у себя в офисе на Гетрейдегассе.
- Откуда это ты гундосишь? - со смехом поинтересовался Феликс.
- Я в Зальцбурге, остановился у Анны и Дика. Слушай, Феликс, что тебе известно о Греллях, Августе Грелле и его сыне Антоне? Они держат гостиницу в Унтервальде.
- Приятные, работящие люди. Старик довольно консервативен. Мне не удалось заинтересовать его идеей превращения этого места в настоящий лыжный курорт. Мне хотелось построить подъемник из долины, но старик заявил, что в результате весь Унтервальд превратится в руины, - Феликс расхохотался. Первый раз я услышал, что весьма скромное процветание этого края может быть разрушено.
Иоганн вытер нос, подавив новый позыв чихнуть. В магазине было прохладно.
- А почему ты спросил?
- Не знаю, - медленно произнес Иоганн. У него и вправду не было для этого никаких причин, разве что некоторое неясное беспокойство, проявившее себя этим вопросом. Он снова нахмурился, уставившись на фотографию "Гастоф Вальдесрух". - Просто Дик уехал на Финстерзее этим утром...
- О? - теперь голос Феликса звучал совершенно серьезно.
- И позвонил Анне из гостиницы. Он там завтракал.
- Почему бы и нет?
- Но гостиница в настоящее время закрыта. По крайней мере, была с виду закрыта, когда я заглядывал в Унтервальд недели две назад.
- Не думаю, что ты успел что-то заметить, если был с Труди, - съязвил Феликс, намекая на то, что у Иоганна по девушке в каждой деревне. Но следующие слова показывали, что он уловил самую суть дела.
- Значит, они пригласили его на чашечку кофе. Что именно тебя удивило?
- Он их совсем не знает, разве что с виду. Не скажешь, что они друзья. Неужели они... гм, так заинтересовались им только потому, что он фотографирует Финстерзее?
Теперь, высказанная вслух, эта мысль казалась предельно глупой.
- А я заинтересован абсолютно всем, - со смехом произнес Феликс, - в том числе и этой чашкой кофе. Это гораздо ббольше, чем было предложено мне, когда я последний раз был в Унтервальде. Когда вы ждете Дика?
- Он сейчас на пути домой, - Иоганн быстро повернул голову, когда вошла Анна с полной сумкой покупок. - Должен быть здесь около часу. Анна как раз собирается сделать суп с печеночными клецками.
Анна, спешившая на кухню, на ходу снимая пальто, рассмеялась.
- Я приду после ленча со своим фотоаппаратом - хочу получить совет у Дика. На моих снимках слишком много света. Возможно, нужен новый. Тогда и увидимся. Привет Анне. Надеюсь, ты полежишь пока в постели.
Иоганн вернулся на кухню и остановился у печки, согревая руки.
- Это звонил Феликс.
- Что он хотел? - рассеянно поинтересовалась Анна.
- Ему нужен новый фотоаппарат.
- Это очень кстати. - В летние месяцы торговля шла бойко, потому что всякий гость Австрии считал нужным послоняться по старинной части города. Это была одна из причин, по которым Дик предпочел поселиться здесь, а не в новостройках, более дешевых, к тому же предоставлявших садик и отличный вид. Если книжка Дика будет продаваться хорошо, и последуют другие заказы, возможно, они осилят и магазин в центре на Нойгассе, и домик в горах. Что-нибудь вроде коттеджа Иоганна, только поближе к Зальцбургу.
- Что случилось, Иоганн? - спросила Анна, покосившись в его сторону: он вел себя непривычно тихо.
- Пойду-ка побреюсь, - он вышел, не поднимая глаз. Он уже начал жалеть о своем звонке Заунеру. Возможно, он поторопился. Феликс мог заинтересоваться Диком больше, чем Греллями. Впрочем, вреда от этого никому не будет, подумал он. По крайней мере, не сейчас. Вот если бы Дик действительно нашел что-то на Финстерзее и отказался выдать законным властям, другое дело. Слава Богу, я тут ни при чем, подумал Иоганн. Хотя иногда сохранять нейтралитет ужасно неприятно.
5
Была уже половина первого, и последние десять минут Анна изо всех сил старалась не смотреть на часы. Иоганн расхаживал по кухне, охваченный беспокойством. Еще день среди четырех стен, подумал он, и я начну бодать их головой. Как люди живут в городах, больших и малых? Чем больше он думал о своем доме, не намного большем, но стоящем свободно и одиноко на горной дороге за Бад-Аузее, тем сильнее ему хотелось собрать свои немногочисленные пожитки, поспешить к джипу, стоящему в обычном месте, и двинуться домой.
Дверь магазина открылась.
Это мог быть Дик, хотя обычно он входил с другой стороны - так было ближе к площадке, где он оставлял свою машину; в этой части Старого города автомобили находились под запретом. Анна вскочила и помчалась в магазин, прежде чем Иоганн успел повернуть голову. Он быстро последовал за ней.
Но это оказался незнакомец, мужчина с умными карими глазами, темными волосами, приятными чертами лица и быстрыми, но вежливыми манерами. Он был довольно молод - лет тридцати пяти или меньше, решил Иоганн - и довольно высок, хотя и меньше Иоганновых шести футов. И в хорошей форме, отметил Иоганн; человек, не позволивший себе расплыться после тридцати. Незнакомец явно чересчур доверял погоде; он был без плаща и шляпы, в твидовом пиджаке и темно-серых фланелевых брюках. На плече у него висела фотокамера в футляре, в руке он держал две желтых коробки с пленкой, чем и объяснялось его появление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29