https://wodolei.ru/catalog/accessories/svetilnik/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Цефалея
Цефалея [1]. Рассказ
(Из книги "Зверинец")

Перевод В. Симонова

Приносим благодарность доктору Маргарет Л.Тайлер за самые
яркие образы этого рассказа, взятые из ее замечательной поэмы
"Симптомы и наиболее распространенные средства при
головокружениях и цефалеях" (журнал "Гомеопатия", публикуемый
Аргентинской ассоциацией врачей-гомеопатов, XIY год издания, No
32, апрель 1946, с.33). Благодарим также Иренео Фернандо Круса,
который во время поездки в Сан-Хуан впервые познакомил нас с
манкуспиями.
Сегодня мы ухаживали за манкуспиями допоздна, из-за жары
они становятся капризными, плохо слушаются, даже самые слабые
требуют подкормки, и мы приносим им соложенный овес в больших
фаянсовых мисках; старшие меняют шерсть на хребте, приходится
отсаживать их, обвязывать одеялами и следить, чтобы по ночам
они не пробирались к манкуспиям, которые спят в клетках и
получают корм каждые восемь часов.
Чувствуем мы себя неважно. Недомогания начались с утра,
возможно из-за жаркого ветра, подувшего на рассвете, еще до
того, как встало солнце, весь день, как расплавленная смола,
лившееся на дом. Особенно трудно ухаживать за больными
животными - этим мы занимаемся в одиннадцать - и обходить
детенышей после сиесты. Все тяжелее ходить, двигаться, исполняя
заведенный распорядок; нам начинает казаться, что
один-единственный недосмотр, как-нибудь ночью, может оказаться
роковым для манкуспий, а это полный крах для всех нас. И мы
стараемся не задумываться, исполняя одно за другим действия,
шагая по ступеням привычки, ненадолго отрываясь, чтобы
перекусить (куски хлеба разбросаны по столу и на полке в
столовой) или заглянуть на себя в зеркало, удвояющее
пространство спальни. По вечерам мы буквально валимся в
кровать, такие усталые, что даже не чистим зубы перед сном;
этот обряд сменился другим: из последних сил дотянуться до
таблеток и до выключателя лампы. А снаружи слышно, как ходят и
ходят по кругу взрослые манкуспий.
Чувствуем мы себя неважно. Один из нас - Aconitum, то
есть вынужден принимать раствор аконита, если, к примеру, страх
вызывает у него головокружение. Аконит, как порыв бури,
проходит быстро. Как иначе описать эти яростные приступы
тревоги, рождающиеся из ничего, из-за всякого пустяка. Стоит
женщине испугаться собаки, как она чувствует сильнейший приступ
морской болезни. Тогда немедленно - аконит, и очень скоро ты
чувствуешь только приятное покачивание, сопровождаемое желанием
двигаться задом-наперед (и это с нами бывало, но это уже
симптомы Bryonia, так же как ощущение, что проваливаешься
сквозь кровать или под пол - вместе с кроватью).
Другой, наоборот, ярчайший пример Nux Vomica. Когда он
носит соложенный овес манкуспиям, может быть, оттого, что
приходится часто наклоняться, наполняя миски, он вдруг начинает
чувствовать кружение в голове, причем не то что все кружится
вокруг - что и есть головокружение в собственном смысле слова,
- кружится сам ракурс его зрения, его мозг кружится, как
жироскоп в кольце, а вокруг все пугающе неподвижно, хотя и
ускользает при попытке приблизиться. Мы даже думали, уж не
симптомы ли это Phosphorus'a, потому что, кроме прочего, его
пугает запах цветов (и маленьких манкуспий, от которых слабо
пахнет сиренью), да и по внешним признакам это тип фосфорика:
высокий, худощавый, склонен к холодным напиткам, мороженому и
любит соленое.
Ночи менее мучительны, по ночам наши союзники - усталость
и тишина: топот манкуспий звучит как мирный аккомпанемент к
тишине пампы, и иногда нам удается проспать крепко до самого
утра и проснуться с надеждой от радостного предчувствия
улучшения. Если кто-то из нас выскакивает из постели раньше
соседа, то нам случается со страхом наблюдать повторный синдром
Camphora monobromata, когда тебе кажется, что ты идешь в одну
сторону, хотя на деле двигаешься в обратную. Это ужасно: в
полной уверенности, что идем в ванную, мы неожиданно
сталкиваемся нос к носу с голым, холодным зеркалом. Почти
всегда мы превращаем подобные случаи в шутку, потому что надо
думать о работе, которая ждет, и совершенно ни к чему так
быстро падать духом. Мы глотаем таблетки, беспрекословно
выполняем все предписания доктора Арбина. (Возможно, все мы
втайне немножко страдаем Natrum munaticum. Типичный натр
склонен к слезливости, но скрывает это. Он печален,
немногословен, любит соленое.)
Но кто станет ломать голову над такой ерундой, когда еще
полно работы в загонах, на пастбище и на постоялом дворе?
Леонор и Припадочный уже шумят во дворе, и, когда мы выходим с
термометрами и корытами для купаний, оба тут же начинают делать
вид, что работают, выбиваясь из сил, чтобы потом
пролентяйничать весь вечер. Мы все это хорошо изучили и
довольны, что нам пока хватит здоровья справляться с
обязанностями самим. Пока не начались цефалеи, мы в состоянии
продолжать. Сейчас февраль, в мае манкуспий продадут - и мы в
безопасности на всю зиму. Так что пока надо держаться.
Манкуспий очень нас забавляют, отчасти потому, что твари
они хитрые, только и жди подвоха, а отчасти потому, что
выращивать их - дело тонкое, где нужна постоянная
пунктуальность и кропотливость. Особенно распространяться не
станем, но вот хотя бы пример: один из нас ровно в 6.30 утра
выгоняет самок манкуспий из клеток на зимнем пастбище и
собирает их в загоне с сухой травой. Там он дает им порезвиться
минут двадцать, пока другой вынимает малышей из их
пронумерованных домиков, где также хранится история болезни
каждого, быстро измеряет температуру в заднем проходе; тех, у
кого больше 37.1¦ опять рассаживает по домикам, а остальных
гонит по огороженному жестью коридору к мамашам на кормление.
Наверное, это самый прекрасный момент за все утро;
взволнованные, следим мы за шумной возней маленьких манкуспий с
матерями, слушаем их неумолчный гомон. Облокотившись на ограду
загона, мы забываем о грозно надвигающемся полдне, о
неотвратимом тяжелом вечере. Временами нам немного страшно
смотреть на землю за решеткой загона - типичная картина при
Onosmodium'e, - но это проходит, и свет дня избавляет нас от
побочных симптомов, от цефалеи, которая обостряется с
наступлением темноты.
В восемь - время купания; одна из нас пригоршнями сыплет
в корыта соль Крюшена и отруби, другая руководит Припадочным,
который ведрами таскает теплую воду. Кормящим манкуспиям
купаться не нравится, приходится осторожно брать их за уши и
лапы, как кроликов, и по нескольку раз погружать в корыто.
Манкуспии в отчаянии, шерсть на них встает дыбом, но нам только
того и надо: теперь соль легко впитается в нежную кожу.
Леонор кормит мамаш и справляется очень хорошо, никогда не
путает порции. Корм для матерей - соложенный овес и два раза в
неделю молоко с белым вином. Мы немного не доверяем
Припадочному, похоже, он пьет вино; было бы лучше хранить
бочонок внутри, но дом слишком тесный, и к тому же еще этот
сладковатый запах, когда в полдень вино нагревается от солнца.
Наверное, рассказ наш однообразен и никому не нужен,
однако за внешней повторяемостью происходят, пусть и медленные,
изменения; в последние дни (теперь, когда мы вступаем в самый
ответственный период - отлучение от груди) у одного из нас,
как это ни прискорбно, но факт есть факт, обнаружились все
признаки синдрома Silica. Симптомы появляются, когда мы
начинаем засыпать; внезапная потеря равновесия, мы как бы
проваливаемся внутрь самих себя, и обморочное головокружение
ползет по позвоночному столбу внутрь черепа - словно маленькие
манкуспии, ползком ползущие (иначе не скажешь) по столбам в
загоне. И вот в черном колодце сна, куда мы уже с таким
наслаждением проваливались, мы воздвигаемся как тяжелые,
шершавые столбы, по которым ползают, играя, манкуспии. С
закрытыми глазами - еще хуже. Сон уходит; никто не спит, все
лежат, открыв глаза, умирая от усталости, но достаточно на
мгновение забыться, чтобы почувствовать, как ползет по
позвоночнику обморочная муть, вползает в череп, и словно живые
существа начинают бесноваться там, кружась вокруг собственной
оси. Как манкуспии.
Такая нелепость: доказано, что больным синдромом Silica не
хватает силиция, песка. И мы лежим, не в силах уснуть, потому
что нам не хватает песка, в то время как бескрайние зыбучие
пески надвинулись со всех сторон на нашу маленькую долину.
Чтобы не допустить дальнейшего развития симптома, мы
решили потратить какое-то время на тщательную дозификацию; к
двенадцати часам наши меры успели благоприятно сказаться, и
вторая половина рабочего дня прошла терпимо, если не считать
легкого дискомфорта в ощущении предметов внешнего мира;
кажется, что они застыли, вытянувшись неподвижно, замкнувшись
острыми гранями. Есть подозрение на синдром Dulcamara, но здесь
легко ошибиться.
В воздухе плавают легкие пряди шерсти взрослых манкуспии;
после сиесты, с ножницами и эластичными мешками, мы
направляемся в специальный загон, где Припадочный собирает
манкуспии для стрижки. Уже февраль, по ночам прохладно, и
манкуспиям нужна шерсть, потому что спят они вытянувшись в
полный рост и не могут защищать себя от холода, как это делают
животные, сворачивающиеся во сне клубком. Однако шерсть у них
выпадает, и ветер поднимает над загоном целое облако тонких
волосков, которые носятся в воздухе, щекочут в носу и
заставляют нас прятаться в доме. Тогда мы собираем манкуспии и
состригаем им шерсть вдоль хребта и с боков до середины, чтобы
они не простудились; падая на землю, волос, слишком короткий,
чтобы держаться в воздухе, образует слой желтоватой пыли,
которую Леонор каждый день поливает из шланга, собирает метлой
и выбрасывает в яму.
Между тем одному из нас приходится заниматься спариванием
самцов с молодыми манкуспиями и взвешивать малышей, пока
Припадочный громко зачитывает результаты вчерашнего
взвешивания, регистрируя рост каждой манкуспии, отделяет
наиболее слабых, чтобы подкармливать их отдельно. Всем этим мы
занимаемся до вечера; теперь остается только еще раз задать
овес, с чем быстро справляется Леонор, и запереть кормящих
манкуспии, отогнав малышей, которые визжат, не желая
расставаться с мамами. Отгоняет малышей Припадочный, а мы уже
только наблюдаем за процедурой, сидя на веранде. В восемь часов
окна и двери запираются; в восемь часов мы остаемся внутри
одни.
Раньше это был долгожданный момент: воспоминания дня,
надежды. Но с тех пор как мы чувствуем себя неважно, время это,
похоже, стало самым мрачным. Напрасно обманываем мы себя,
приводя в порядок аптечку, - алфавитный порядок, в котором
расставлены лекарства, часто по небрежности нарушен; в конце
концов все мы молча восседаем за столом, читая пособие
Альвареса де Толедо "Познай самого себя" или книгу Хэмфри
"Наставления по гомеопатии". У одного из нас обнаружились, с
перерывами, симптомы продвинутой стадии Pulsatilla - она стала
капризной, слезливой, привередливой, раздражительной. Симптомы
проявляются к вечеру, совпадая с яркой картиной Petroleum'a,
которым страдает еще один из нас: в этом состоянии все:
предметы, голоса, воспоминания - обволакивает его, погружая в
оцепенение, близкое к ступору. Так что столкновений не
происходит, и мы мучаемся, не мешая друг другу. А потом,
иногда, удается заснуть.
Нам не хочется и того, чтобы тон этих записок грозно
нарастал, звучал все отчетливее и громче и наконец разрешался
бы полным пафоса взрывом симфонического оркестра, в котором
тонут восторженные голоса, а затем наступает покой, похожий на
пресыщение. Иногда все, запечатленное на этих листах, случалось
с нами уже давно (как, например, большая цефалия Glonoinum, в
тот День, когда родился второй помет манкуспии), иногда
происходит прямо сейчас, иногда - сегодня утром. Считаем
необходимым документально зафиксировать все стадии, чтобы
доктор Арбин внес их в наши истории болезни, когда мы вернемся
в Буэнос-Айрес. Выходит у нас неловко, мы скоро теряем нить, но
доктор Арбин предпочитает знать все сопутствующие протеканию
заболеваний детали. И тот звук, который раздался сегодня за
окном ванной, тоже может оказаться важным. Может быть, это
симптом Cannabis indica; известно, что "cannabis indica"
вызывает эмоциональное перевозбуждение, смещает восприятие
времени и пространства. А может быть, это убежавшая манкуспия,
которую, как и всех их, привлекает свет.
Поначалу мы были оптимистами и еще не до конца расстались
с надеждой хорошенько заработать на продаже молодых манкуспий.
Мы встали рано, отметив растущую величину времени в конечной
фазе, и сначала даже не придали особого значения бегству
Припадочного и Леонор. Ничего никому не сказав, наплевав на
устав, эти сукины дети удрали ночью, забрав лошадь, дрожки,
стащив у одной из нас одеяло и впридачу карбидный фонарь и
последний номер "Мундо архентино". Мы догадались, что их нет,
по тишине в загонах; теперь надо торопиться загнать детенышей
на кормление, приготовить соложенный овес и все для купания.
Мысли теперь только о том, чтобы не думать о случившемся; мы
работали, стараясь забыть, что остались совсем одни, без
лошади, на которой можно было бы преодолеть шесть лиг до Пуана,
с запасом провизии на неделю, и даже на бродяг теперь
полагаться не приходилось, с тех пор как в окрестных поселках
распустили нелепые слухи о том, что мы выращиваем манкуспий,
никто не решается подойти близко, боясь неизвестной заразы.
1 2 3


А-П

П-Я