https://wodolei.ru/catalog/unitazy/jacob-delafon-patio-e4187-25194-item/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Мы посмеялись, сочувствуя пострадавшей вожатой пионеров, но тем не менее решили, что Маргарита постарается надыбать билеты в партер, откуда можно свалиться только в оркестровую яму, и мы дружную гурьбой (с Еленой Максимовной во главе) отправимся наслаждаться откровениями театрального кречета-гомосексуалиста. Вечером. Быть может, даже сегодняшним.
Елена Максимовна на шутку охальников о своем главенстве замахала руками, сказав, что она лучше дома поглядит «Спокойной ночи, малыши», чем пускаться во все тяжкие. И взялась за грязную посуду. Вместе с Ладой. А Рита — за телефон. Вышибать из друзей билеты на культурно-специфическое мероприятие. Мы же отправились на работу. Если то, чем мы с Паниным занимались, можно назвать работой.
По-прежнему мелочил холодный дождь. Природа капризничала, как плаксивый ребенок, которого все вынуждены терпеть. Мы забрались в джип, вполне довольные жизнью. Хотя поведение моего товарища вызывало некоторые вопросы. Почему это его чмокают в щечку, а меня нет? Шутка. По какому случаю был организован такой наваристый — картошечка, да капусточка, да морковушка, да бурячок — обед? Такие простые вопросы вызвали сложную гамму чувств у Николая, который замычал нечто неопределенное, мол, он есть друг семьи и помогать хорошим людям обязанность каждого… кто чувствует в себе силы, чтобы помогать хорошим людям… он есть друг семьи, и обязанность его, как и каждого…
— Стоп! — рявкнул я. — Еще одно такое слово, и ты не ходок в театр. Я пойду один. Вместе с девочками.
Угроза подействовала, как на удавленника действует бельевая веревка. Мой друг замолчал. С чувством оскорбленного достоинства. Так может оскорбляться лишь друг семьи, который чувствует в себе силы не только таскать килограммами овощи и фрукты, но и любить того, кому он носит витамины в неограниченном количестве.
Чтобы разрядить обстановку, я огрел обидчивого товарища по спине и напомнил, что тоже люблю Ладу. Как сестру. И прошу — её не обижать. Никогда.
— Их обидишь, — буркнул Панин.
— Вот это слова не мальчика, но мужа, — поддержал я влюбленного. Подозрительный обед. Во всех отношениях.
— Почему?
— Как почему? Думаешь, Марго там случайно оказалась? За обеденным столом.
— Не случайно, — пожал плечами Панин. — Сама попросила меня, чтобы мы приехали… Вдвоем…
Я внимательно посмотрел на оперсоса хренового. На олуха. На одера. И, сдерживая чувства, спросил, что же он, мать-перемать, ботало такой, молчал, точно его взяли за пищик.
— А ты меня спрашивал?
— О чем?
— Ну, обо всем?
— Нет, не спрашивал, — признался я. — Но как я мог спросить про то, чего не знал? Про акцию.
— Про какую акцию? — удивился Николаша.
— Я про обед…
— А что обед? Отличный обед… Саша, ты чего?
Мы посмотрели друг на друга, как два барана в джипе. Я махнул рукой поехали. Действительно, что произошло? Ровным счетом ничего. Прекрасный обед в приятном обществе. Что еще? Да, Маргарита проявляет странную заинтересованность к фигуре. Моей. По какой причине? Как журналист-щелкопер? Или как слабая половина человечества? К более сильной и мужественной. Половине, коей являюсь я. Надеюсь, ирония прочитывается в моих последних словах? Не знаю. Во всяком случае, она мне нравится. Пока. И, думаю, мы с ней подружимся. Чтобы ходить в культпоходы по театрам, музеям, циркам, планетариям, зоопаркам и дельфинариям. (А в казино и по ночным клубам с мудозвонскими названиями пусть таскаются другие. Мальчики, похожие на девочек, и девочки, похожие на мальчиков.)
Поиск «испанского» голубка мы начали с пошлого посещения спецшколы. С изучением языка, на котором, видимо, общался блистательный сеньор Хосе-Родригес со славянскими суконницами во время обеденного (и не только) перерыва. Жаль, что отечественные мужики не приняли обмена опытом. Как говорится, дружба дружбой. Между народами. А бабы врозь. А ведь могли иметь солнечную Гранаду шестнадцатой республикой в союзе нерушимом республик свободных.
Ну да ладно, что вспоминать былое. Текущие проблемы дня требовали к себе внимания. Почему мы начали со школы? Вопрос интересный. Даже для меня. Наверное, в прошлой жизни я трудился участковым. И был, по-моему, очень добросовестным служакой — каждый вечер чистил ваксой хромовые сапоги. Чтобы по утрам пускать ими солнечные зайчики. То есть я был отличным литером инспектором уголовного розыска или оперативной части. С блестящим, как и сапоги, умом.
Впрочем, как известно, школа есть наш второй дом. Который надо забыть по окончании его, как дурной сон. Хотя этот насильственно родной дом всегда помнит своих питомцев. Вот почему мы решили заглянуть на островок счастливого детства. А вдруг узнаем о томном Рафаэле такое, чего никогда не могла знать его любящая мама?
Переступив порог элитарного учреждения, я сразу подвергся неприкрытой агрессии. Нет, не со стороны ГРУ. А более опасного противника: боевитых нянечек и техничек. Они взяли меня в полон и швабрами да криками принудили следовать строго в кабинет завуча. Там я был сдан суровой и холодной, похожей на антарктическую льдину с забытыми полярниками даме в очках. Подобные гражданки вызывают у меня ужас и дрожь в коленках. Своей железной волей. И проникающим до копчика взглядом.
— Родитель? — спросили меня с утомленным раздражением.
— Да. То есть нет, — отвечал я несколько растерянно. Как бы меня не заставили красить парты. Или проводить ГРОБ (гражданскую оборону.)
— Спонсор? — спросили меня с утомленной надеждой.
— Упаси Боже, — хотел перекреститься я.
— Ваши документы?
Вот это бдительность! Если бы у каждого пограничного столба поставить такого Карацюпу в юбке, то ни один лазутчик не проник бы на заповедную территорию молодой республики.
Я порылся в карманах куртки — вытащить бы мне бирку-документ поприличнее. ЗАСРАКа, например. Что значит: заслуженный работник культуры. (Какой работник — такая и культура. Какая культура — такой и министр.) Либо сотрудника ОСВОДа. Что, надеюсь, не нуждается в объяснении. Все мы когда-то тонули во всевозможных водоемах. И нас спасали службы ОСВОДа. А некоторых нет. Не успели уберечь от рыб. Что делать — не всякому ушица на вечерней зорьке; случается и у рыбок пир на весь подводный мир. (Надеюсь, любители нежной ухи отнесутся к этой шутке со здоровым чувством и не вернут пищу из желудка снова в походный медный котелок.)
Наконец я выудил аленькую книжицу. Дальновидный Матешко напихал в мои карманы фальшивых документов, и теперь я должен был положиться на судьбу. Которая отнеслась ко мне благосклонно: я оказался спецкором молодежной газетенки, тявкающей на весь мир, как декоративная болонка на льва в клетке. Завуч оказалась почитательницей крикливого СМИ, и на мужественном лице воина армии просвещения появилось что-то наподобие улыбки: чем можем быть полезными прессе? Я понес какую-то несусветную чушь о выпускниках, сталкивающихся с проблемами взрослой среды обитания. Мой параноический бред слушали с должным вниманием. Я почувствовал себя Макаренко. И Ушинским. Педагогическая поэма, е'!
К счастью, я вовремя остановился, вспомнив, зачем, собственно, пришел в казенное учреждение имени Христофора Колумба. Испанского, опять же, мореплавателя и конквистадора, инициативного такого, открывшего от скуки новый континент. На голову всем нам.
Так вот, я остановился и привел пример трудного переходного этапа от счастливого, повторю, детства к обществу выживания. И борьбы за существование. И назвал конкретную личность — Рафаэля ШХН.; с ним я познакомился якобы на музыкально-танцевальном вечере. Мальчик произвел самое положительное впечатление. Своей романтической натурой. И неординарным отношением к жизни. На такие ординарные слова школьная дама лишь кивала головой, а затем и подтвердила, что Рафаэль мальчик чуткий, очень внимательный к своим товарищам — в коллективе пользовался уважением. Шел на золотую медаль. Но медали некстати отменили. Хотя сейчас снова восстановили. Увы, школа, как и все общество, переживает трудный период становления. Нужны годы кропотливого труда, чтобы обыватели снова понесли с рынка Белинского и Гоголя, а не видеокассеты с сомнительной кинопродукцией. (Вот-вот, по поводу видео моя собеседница была абсолютно права. Рано молодому человеку тырить из дома произведения малохудожественного значения. Не дай Бог, для вульгарного шантажа? С невнятными целями. Лучше попроси домашнее кино у взрослых. Они дадут. А может, и нет. Это как повезет.) Словом, ничего отрицательного за юношей замечено не было. Испанский язык знает в совершенстве. Как Хулио Иглесиас, пошутил я. Про себя.
Тут педагог вспомнила о бывшем комсомольском вожаке Оленьке. Девочка ныне работает библиотекарем и, быть может, обладает об интересующем меня индивидууме ещё какой-нибудь информацией. Не формальной, так сказать.
И я отправился туда, где меня уже ждали. Коридоры старой школы были пусты — шел учебный процесс. Правда, несколько малолетних хосенят дымили чинариками в пропахшем хлоркой туалете, куда я попал по ошибке. Думал, очаг культуры, оказалось, совсем наоборот. Напомнив о вреде табака, который, кстати, завез в Старый свет все тот же Х.Колумб, я пошел дальше. С мыслью о том, что и я когда-то мелюзгил по таким же коридорам, крашенным в казенный цвет беж. И тоже смолил цигарку у бегемота, то бишь унитаза.
Эх, время-время, пожирающее государства, города и людей. Впрочем, человечек умудряется обмануть природу, создавая картины, книги и железобетонных див с серпами в мускулистых руках. То есть запечатлевает себя в веках. В назидание потомкам.
В этом смысле школьная библиотека отвечала скромным запросам юных натуралистов — на стеллажах теснились потрепанные учебники и книжки. На стене был пришпилен плакатик с гениальным изречением: «Книга — сила. В.И.Ленин». Под ним, под плакатиком, естественно, находился рабочий столик библиотекаря Оленьки, задорной и восторженной комсомолки (б).
— Ой, здравствуйте. Я вас жду-жду. Ой, как хорошо, что пресса приходит в школьные массы! Вы, наверное, представляете, с каким сложным контингентом приходится работать. Раньше у сердца — комсомольский билет, а что сейчас? Но книги читают. Читают, вы не волнуйтесь. Это я вам говорю как специалист.
Я поискал глазами толстый фолиант, чтобы им прибить неуемную болтушку. Видимо, на подобную тарабарку свалился в детстве из театрального бельэтажа Панин. Теперь-то я понимаю, почему он решился на этот прыжок в бездну.
К счастью для себя, комсомолка (б) вроде перешла к сути проблемы. Буковка «б» — это не то, что подумалось; это значит просто «бывшая». Или барышня. Которая затараторила, точно из пулемета системы «Максим», прославленного кинобратьями Васильевыми. Вместе с любвеобильной Анкой. Жаль, что рядом со мной не было Котэ, он бы выразился точнее. По поводу Анки-пулеметчицы.
Нет, я ничего не имею против прошлого — беда наша лишь в том, что мы разрушаем старые мифы и тут же создаем новые. Будто без легендарных героев жить нельзя. Можно, господа и товарищи, можно и нужно. Мы все герои. В этой жизни, где большинству сидеть от звонка до звонка. И побег бессмыслен. Нельзя убежать от самого себя.
Пока я рассуждал на отвлеченные темы, любезная Оленька рассказала мне всю историю советско-российско-испанской дружбы и в свете её — о деятельности Рафаэля ШХН., как отвечающего за культурно-массовый сектор. Я уж было отчаялся услышать хоть какую-нибудь полезную информацию, как вдруг из словесной руды…
Ба! Оказывается, группа была награждена поездкой в город Мадрид. Чтобы посмотреть кровавую корриду? Нет-нет, испугалась моя юная собеседница, ребята были приглашены антифашистским центром. После кончины генерала Франко Испания превращается в цивилизованное государство, открытое всему миру. И когда была поездка? Я почувствовал запах крови. Быков. И людей. Кажется, в восьмом классе, вспоминала барышня. Да-да, восьмиклассники. И все благодаря усилиям Нинель Шаловны. Кого, прохрипел я. Ну, мамы Рафаэля, последовал уверенный ответ. Она, кстати, и возглавляла группу. Хотя должна была отправиться в поездку она, Оленька, как руководитель молодежи. Впрочем, она ничуть не обиделась, главное, чтобы детям было хорошо. А Мадрид — хороший город, но Москва лучше, в ней столько культурно-развлекательных центров, музеев, театров, цирков…
— И дельфинариев, — задумчиво проговорил я.
— Что? — не поняли меня.
— Нет, ничего, — сказал я и попросил разрешения позвонить по телефону.
Такое разрешение было получено, и я, набрав номер «редакции», принялся диктовать «статью». Весьма странного содержания. Во всяком случае, после того, как я закончил разговор, обнаружил, что бывший комсомольский вожак с героической поспешностью, прикрывая библиотечные формуляры своими девственными кокосами, пытается их втиснуть в ящики стола. Чтобы спасти явки от диверсанта?
Странно, ничего такого я не сказал, лишь попросил генерала Матешко поднять свой ленивый, е'зад и проследить за прибытием и убытием всех испанских сеньоров, мать их так-растак. Да-да, в столицу нашей родины. За последние сутки. Во все гостиницы и приюты. Включая семиместные номера мотеля «Урожай».
— Вам помочь, Оленька? — поинтересовался я.
— Нет-нет, спасибо, — пролепетала девушка.
— Это вам, товарищ, спасибо, — сказал я, забивая ящики стола с явками на место. — За помощь в подготовке статьи. Остросоциальной.
— А когда статья? — последовал отчаянный, молодогвардейский вопрос.
— На днях, — ответил я. — Хотя у нас главный редактор… ууу!.. Гусь ещё тот!.. — Кивнул на телефонный аппарат. — Может снять материал в последнюю секунду, подлец! Перестраховщик, а морда во!.. Ну, я пошел, Оленька?
— Да-да, — слабо отозвалась несчастная, не зная, что и думать. И жила лишь надеждой, что этот кошмар закончится. С испаноязычными, крепкими выражениями.
Последнее, что я заметил, — все тот же плакатик «Книга — сила. В.И.Ленин». В чем-в чем, а в этом вождь, метр с кепкой, был абсолютно прав: хорошей книгой (в смысле, как кирпич) можно без проблем увачкать своего зловредного оппонента.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я