Я только что нашла ее на берегу, перепачканную нефтью.
Недоумение на его лице сменилось озабоченностью.
– Лучше занести ее в дом. Я взгляну на нее на кухне. И это не чайка, – презрительно бросил он через плечо. – Это большой баклан.
– Как интересно! – отозвалась она не менее презрительно. – Только избавьте меня от лекции по биологии. Птице нужна помощь.
Уютная кухня сверкала чистотой. В центре красовался переносной камин, возле которого стояла качалка.
Лиз не могла не удивиться, насколько вся комната с буфетом, полным посуды, начищенными до блеска кастрюлями и оранжевыми занавесками не вязалась с этим бородатым неряхой, который был сейчас занят тем, что расстилал газету на кухонном столе.
Голайтли окинул ее еще одним брезгливым взглядом и взял из ее рук баклана.
– Ну что там у тебя, старина? – пробормотал он и, развернув свитер, тихо присвистнул. – Птица в жутком состоянии.
– Но ее можно почистить. Можно попробовать какое-нибудь моющее средство.
Голайтли покачал головой:
– Нельзя использовать обычный стиральный порошок – нарушится естественная жировая смазка перьев. – Он смерил Лиз оценивающим взглядом. – Я понимаю, вы хотели как лучше, но бедняжка, возможно, пыталась почистить перья клювом и наглоталась этой дряни. В этом случае ее почки скорее всего пострадали.
Он колебался, очевидно, подбирая нужные слова.
– Знаете, будет более гуманным…
– Вы хотите ее убить? – У Лиз пересохло во рту. – Вы бездушная свинья! Я найду кого-нибудь, кто поможет несчастной птице. Должны же быть люди, которые знают, что надо делать в таких случаях. Я…
– Эти люди скажут вам то же самое. – Его голос был тихим и мягким. – Зачем обрекать птицу на ненужные страдания?
– Но надо же что-то делать! Я видела, как люди очищают птиц после больших катастроф, когда нефть вытекала из пробитых танкеров.
– У организаций по спасению животных есть специальные смеси, которыми они пользуются, но…
– Никаких «но». Я отвезу птицу к ним.
– Ближайшая станция находится в десяти милях отсюда. Бедняжка может не пережить столь далекий путь.
– Придется рискнуть. – Лиз направилась к кухонному столу.
– А где вы оставили свою машину?
– О Господи! – в отчаянии простонала Лиз. – Она на гостиничной стоянке. Я просто вышла погулять по пляжу…
– Замечательно. – Сарказм так и сочился из него.
– Не беспокойтесь. Я не буду больше вам надоедать, и мне жаль, что мой баклан испачкал ваши чистые газеты. Только скажите, где находится место по спасению птиц, и я его найду.
– Каким образом?
– Пойду пешком, а на дороге проголосую. Что-нибудь придумаю. – Она начала заворачивать баклана в свитер.
– Я хочу кое о чем вас спросить. Это всего лишь птица – одна из многих. Почему вам так важно ее спасти?
Она вспомнила о лагере беженцев, о детях с раздувшимися от голода животами, о младенцах с ввалившимися глазами, плачущих оттого, что у их матерей не было молока, о проникавшем повсюду запахе болезней и гниения.
Срывающимся голосом она громко произнесла:
– Потому что это живое существо! Часть нашего мира – часть Вселенной. Часть меня, если хотите. А еще потому, что в мире слишком много смертей – слишком много загубленных жизней. – Она перевела дыхание. – Если можно спасти эту птицу, я ее спасу и не позволю вам свернуть ей шею лишь потому, что это сделать гораздо проще, чем ее лечить. Но не вам принимать решение – жить этому существу или нет. Вы не Бог.
Она неожиданно поперхнулась, чувствуя, что ее начинают душить слезы.
– Вы не можете знать наверняка, повреждены ли у нее почки, ведь так? Вы не можете быть в этом уверены…
– Не могу, – медленно произнес он. – Ладно, успокойтесь. Я отвезу вас на своем джипе. Он стоит у меня за домом.
– Я лучше пойду пешком.
– Так вы хотите дать этой птице шанс выжить или нет? Если хотите, то перестаньте спорить.
– Да, – хрипло ответила она, добавив с усилием: – Спасибо.
Когда мистер Голайтли отвернулся, чтобы запереть дом, Лиз показалось, чтоб его глазах промелькнуло что-то похожее на интерес.
Они ехали на большой скорости по узким улочкам, и Лиз пришлось признаться, что машину он водит очень хорошо. Длинные пальцы цепко держали руль, и хотя он не лихачил, несомненно, был опытным водителем.
Тем не менее Лиз не чувствовала себя спокойно. Она пыталась уверить себя, что причиной ее нервозности была постепенно затихающая у нее на руках птица, хотя знала, что дело не только в этом. Главное – она оказалась в замкнутом пространстве с человеком, вызывавшим у нее беспокойство. Он слишком сильно действует на нее как мужчина.
«Перестань чувствовать себя девчонкой и соберись, – увещевала она себя с издевкой. – Тебе не раз приходилось быть наедине с многими мужчинами, и гораздо более длительное время, чем сейчас. К тому же… не далее как несколько дней назад ты заклеймила его как убийцу своей жены и потенциального наркоторговца! Так что глупо так нервничать».
Когда они прибыли на место, Голайтли-Смит ловко втиснул свой джип на стоянку и посмотрел на Лиз:
– Как наш пациент?
– Не очень хорошо.
Он мог бы сказать: «Я же говорил вам», – но он приказал:
– Дайте его мне. – И она молча передала ему сверток.
Его губы дрогнули в улыбке.
– Вы испортили еще одну из своих вещей.
– Это не имеет значения.
Лиз смотрела, как он вошел в здание. Наверное, ей следовало бы пойти вместе с ним, но она вдруг почувствовала себя опустошенной.
Он не предложил ей пойти с ним. Возможно, это был его способ защитить ее. Совершенно неожиданно он проявил к ней доброту. Но в этом не было необходимости.
– Я уже большая девочка, – сказала она вслух. – Я справлюсь.
Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, позволив себе думать о чем угодно, но не о том, что произошло. Раковины она больше искать не будет. Она попросит его отвезти ее в гостиницу. Через час она сможет быть уже очень далеко отсюда.
Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся. Лиз медленно открыла глаза, наблюдая, как он садится в машину.
– Ну что?
– Они не теряют надежды. – Голайтли завел мотор. – Они высказались в духе осторожного оптимизма.
– Это вы так считаете?
– Это они так считают. А они эксперты. Но они опасаются, что этот баклан может оказаться не единственным. Я сказал им, что проверю весь пляж. Хотите помочь?
– Да… по крайней мере… нет. Я не знаю… – Лиз вдруг задрожала.
Одна птица. Один баклан.
«Я слишком близко приняла это к сердцу. Это всего лишь птица. Что она значит в масштабе того, что происходит в мире?»
И внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем полились из глаз, и она упала на сиденье, захлебываясь от рыданий.
Будто предчувствуя именно такую реакцию, он неожиданно свернул с дороги и остановился в каком-то лесочке.
Рыдания душили Лиз, слезы застилали глаза, но тут сильные руки обняли ее, жесткое плечо уперлось ей в щеку, а чистый мужской запах ее поразил.
Она хотела вырваться, но он ее не отпускал, а лишь отвел влажные спутанные волосы с ее лица.
– Тихо, тихо. Все будет хорошо.
Она послушалась, ее тело обмякло в его объятиях, и напряжение последних дней наконец-то нашло выход. Она больше не сдерживала слез. Это был катарсис, ритуальное очищение. Так она избавлялась от страха и горя.
Она слышала, какие издает звуки, – это были стоны раненого животного. Она чувствовала, как от рыданий напрягаются мышцы, но какое это имело значение? Все было правильно. Наверное, именно это ей и было нужно. А он все это время крепко ее обнимал. Под своим сжатым кулаком она ощущала биение его сердца.
Наконец буря стала стихать. Страшные болезненные рыдания перешли в тихий, почти безмолвный плач, а когда у нее больше не осталось сил плакать, она осталась сидеть, уткнувшись в грубую шерсть его свитера, – опустошенная и обессиленная.
Потом она медленно выпрямилась и стала искать в кармане платок. И только тогда она опомнилась.
А он, нахмурившись, отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.
«О Господи! – подумала она. – Какой стыд! Почему ему непременно надо было стать свидетелем моей истерики?»
– Мне очень жаль, что так случилось. – Лиз высморкалась и промокнула слезы. – Но я… я была так рада за баклана. Вы, наверное, считаете меня полной дурой, да?
– Я думаю, вы лжете, – твердо заявил он.
Лиз окаменела:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Уверен, что понимаете. Одна больная птица не виновата – и вы это прекрасно знаете. Лучше расскажите мне все. – Он протянул ей белоснежный носовой платок. – Можете вытереть этим лицо.
Лиз судорожно сглотнула.
– Послушайте. У меня была истерика, но вам незачем обо мне беспокоиться…
– Конечно, нет. – ласково отозвался он. – Я только что имел удовольствие наблюдать, как рвется на куски ваше сердце, а теперь, будучи ужасно неприятным и бесчувственным животным, я должен просто об этом забыть и отпустить вас на все четыре стороны. – Он покачал головой: – Не выйдет, леди! – Он немного помолчал, словно взвешивай свои слова. – Я понял, что у вас горе, еще в первый день, когда увидел вас на берегу. Похоже, вы пытались от чего-то убежать – а теперь это что-то вас настигло. Я прав?
Лиз вытерла лицо.
– Как вы узнали?
– Вы не принадлежите к какому-либо эксклюзивному клубу. Я сам член такого клуба.
Ей удалось улыбнуться дрожащими губами.
– Я слышала об этом.
– Разумеется. – Он снова помолчал. – Глупо было надеяться, что я долго смогу это скрывать, какие бы предосторожности ни предпринимал. – Он задумчиво потер свою бороду.
– Фамилия Смит не слишком убедительное прикрытие, – нерешительно заявила Лиз. – Если вам не нравится ваша настоящая фамилия, вы могли бы поменять ее на другую.
– Дело не в фамилии. Дело в воспоминаниях, связанных с ней.
У нее сжалось сердце, когда она поняла, что он имеет в виду свою умершую жену.
– Пройдет время, и вы с этим справитесь. Вы должны позволить себе погоревать. – Посмотрев на зажатый в руке белоснежный платок, она спросила: – Сколько лет было вашей жене, мистер Голайтли?
Он ответил не сразу, а ей не хотелось повторять вопрос: вдруг это вызовет у него вспышку необузданного гнева, свидетельницей которого она уже была.
Когда она наконец посмела поднять на него глаза, то увидела, что он пристально на нее смотрит. Но не сердито, а как-то смущенно.
– Я понимаю, – торопливо произнесла она, – вы, возможно, еще не готовы об этом говорить, но…
– Я бы с удовольствием поговорил о ней. Но ее не существует. Я не женат. И как вы меня назвали?
– Я назвала вас мистером Голайтли. Незачем испытывать неловкость из-за такой фамилии…
– Я и не испытываю. Потому что это не моя фамилия.
– Мне сказали в гостинице, кто вы. Вашу собаку зовут Рубен. Вы живете в бунгало. Нет смысла притворяться…
– Это дом моего крестного. И собака его. Он уехал, чтобы навестить свою дочь и ее мужа, а я присматриваю за домом и собакой. Крестного зовут Герберт Голайтли, а его жена неожиданно умерла несколько месяцев назад. Ваш информатор пропустил некоторые подробности.
– О Господи! – Лиз покраснела до корней волос. – Какая же я идиотка! О вас никто даже не упоминал.
– Я им за это благодарен. Они знают, что я стараюсь особенно не светиться. – Он протянул руку и осторожно взял мокрый платок, который она все это время мяла в руках. – Меня зовут Джуд Дэрроу. Возможно, вы слышали это имя.
– Нет, не припомню, – нахмурила она лоб.
– А где вы были последние несколько недель?
– За границей. Если быть точной – в лагере беженцев в Африке. Там я оказалась в самом центре страшной засухи и гражданской войны. Я… я вернулась всего несколько дней назад.
– Боже мой! Неудивительно, что вам захотелось сбежать.
– Это не из-за работы. – Она посмотрела на свои стиснутые руки. – Я жила с одним человеком. Вернувшись, я обнаружила совершенно случайно, что он нашел… сблизился с другой женщиной.
– Мне очень жаль. Если вы занимаетесь гуманитарной помощью, у вас остается мало времени на личную жизнь.
– Нет. Я не…
– Но если этот человек не был готов ждать… – В первый раз она увидела, что его взгляд потеплел. Он улыбнулся ей, и у Лиз перехватило дыхание. – Тогда он не стоит того, чтобы о нем думать, не говоря уж о том, чтобы так о нем убиваться.
– Виноват не только Марк. У меня иногда бывают стрессы. Вы сами только что видели.
– Забудьте. Все в прошлом. – Помолчав, он напомнил: – А вы себя не назвали.
– Думаю, вы уже сочинили мне парочку-другую имен.
– И даже больше. В основном таких, что не стоит произносить вслух. Но мне хочется узнать ваше настоящее имя.
Чуть поколебавшись, она выдохнула:
– Бет. – И уже более твердо добавила: – Бет Арнолд.
– Привет, Бет. – Длинными сильными пальцами он сжал ее руку. – Хорошо, что мы наконец познакомились. Могу я пригласить вас пообедать со мной сегодня?
Потрясенная его неожиданным предложением, она широко распахнула глаза.
Она, конечно, не могла принять приглашение по нескольким причинам. И самая главная среди них та, что она уезжает. Ей надо ехать дальше.
– Позвольте мне сказать иначе. Если я сбрею бороду и переоденусь во что-нибудь приличное, вы согласитесь со мной пообедать?
Она вдруг поняла, что улыбается ему, и, словно слыша себя со стороны, ответила:
– Спасибо, но я и так собиралась сказать «да».
Неужели это сказала она? Это она сказала?
– Отлично. Рискуя нарушить установившуюся между нами откровенность, могу ли я попросить вас никому не раскрывать моего настоящего имени? Поверьте, у меня есть на это причины.
– Если вы так хотите… – пожала плечами Лиз и вдруг вспомнила свои дикие предположения. – Я надеюсь, вы не скрываетесь от полиции?
– Нет. – Он включил зажигание и искоса посмотрел на нее. – Намного хуже. От журналистов!
Машина тронулась. Ошеломленная, Лиз молча сидела рядом, чувствуя себя виноватой.
Глава 4
«Я должна была сказать ему правду о себе, – корила себя Лиз, напряженно глядя на дорогу невидящим взглядом. – Надо сказать ему прямо сейчас, пока дело не зашло слишком далеко. Это вопрос этики».
Но она побоялась. Побоялась, что если он узнает, кто она на самом деле, то просто высадит ее у гостиницы и уедет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22