Я встречался с Алисой когда мог, но в конце концов мне надо было идти домой, и мы расставались, и с каждым разом мне становилось все труднее и труднее понимать, зачем я должен уходить. Я боялся произнести ее имя во сне и опасался, что у меня вырвется какое-нибудь слово, ощущая, что моя жизнь стала подобием выступления на сцене перед придирчивой аудиторией, ждущей моей ошибки. Я выходил вечером погулять и шел как можно медленнее, останавливаясь, чтобы поговорить с кошкой и погладить ее, потом гулял с ней по тротуару, делая все, чтобы оттянуть мое возвращение домой.
Большую часть следующей недели я ждал прихода субботы. В начале каждой недели Ненси объявляла об организации очередного мероприятия для персонала во время уик-энда. Она объясняла мне, чему оно будет посвящено, рассказывая об обществе, в котором она вращалась вместе со своими коллегами. В этот раз она говорила со мной больше обычного, пытаясь заставить меня разделить ее проблемы. Я старался это делать, но почти не слушал ее. Я думал только о том, что поеду в Кембридж, чтобы отдать работу клиенту. Я предположил, что сделаю это сам. А поскольку Ненси будет занята в другом месте, на ум пришла и другая возможность. В тот день, когда мы встретились с Алисой за кофе, я спросил, не хочет ли она поехать со мной. Теплота, с которой она ответила, помогала мне вечерами в течение недели, и мы говорили об этом каждый день. План заключался в том, что я позвоню домой вечером пораньше, когда Ненси вернется со своего мероприятия, и скажу, что встретил знакомого и вернусь поздно. Это было придумано чисто по-книжному, но именно так и надо было сделать. Мы должны были подольше побыть с Алисой наедине и я хотел было подготовить себя к тому, что нужно сделать в ближайшее время.
В пятницу вечером я просто не находил себе места. Я бродил по дому, не фиксируясь ни на чем, погруженный в свой внутренний мир настолько, что не заметил, что с Ненси тоже что-то происходит. Она сидела в гостиной, перебирая бумаги, и время от времени со злостью выглядывала в окно, как будто надеясь там что-то увидеть. Когда я спросил ее об этом, она немного нервно ответила, что мне это показалось, а потом через десять минут я заметил, что она делает то же самое. Я ушел на кухню и занялся какой-то ерундой, перебирая вещи на полке, чего уже не делал несколько месяцев. Когда Ненси увидела, чем я занимаюсь, ее тронуло, что я наконец-то взялся за уборку. Мое выражение лица было похоже на искусственную улыбку на лице трупа. Затем она снова вышла в комнату и стала нервно выглядывать в окно, как будто ждала нападения марсианской армии. Я вспомнил о том, как она выглядывала ночью из окна, что мне показалось довольно странным. В тот вечер она выглядела бодро, и у меня даже пропала к ней жалость. Меня это просто раздражало, и я ненавидел себя за это.
Наконец пришло время ложиться спать. Ненси легла первой, а я вызвался закрыть окна и убрать пепельницы. Странно, каким заботливым и располагающим к себе может показаться человек, если он чего-то не хочет делать. Мне нужна была пара минут, чтобы завернуть подарок, который я хотел сделать Алисе. Когда я услышал, что дверь ванной закрылась, я залез в шкаф и достал оттуда книгу. Я приготовил ленту и бумагу и принялся за работу. Когда я завернул книгу и выглянул в окно, то увидел кошку на тротуаре и улыбнулся сам себе. С Алисой я мог бы завести собственную кошку, мог бы работать с пушистым другом и дремать с теплым комочком на коленях. Дверь ванной открылась, и я замер. Шаги Ненси прошли в спальню, и я продолжил заворачивать подарок. Когда все было сделано, я положил подарок в ящик стола и достал открытку, которую хотел вложить в книгу, сочиняя в уме, что написать на ней.
– Марк!
Я чуть было не умер, услышав голос Ненси. Она направлялась ко мне через кухню, а открытка все еще была на столе. Я быстро схватил охапку бумаг и накрыл открытку. Сердце колотилось в груди, кружилась голова, я повернулся, чтобы взглянуть на нее, стараясь натянуть на лицо обычное спокойное выражение.
– Что это такое? – воскликнула она, протягивая мне ладонь. В комнате было темно, и я сначала просто ничего не увидел. Затем я понял, что это волос. Темно-каштановый волос.
– Похоже на волос, – осторожно сказал я, перемешивая бумаги на столе.
– Я понимаю, черт возьми, – бросила она. – Он был в постели. Интересно, как он туда попал?
«Боже мой, – подумал я. – Она знает...»
Я смотрел на нее с раскрытым ртом и был готов признаться ей и сразу покончить со всем. Я думал, что это произойдет рано или поздно, но в более спокойной обстановке. Возможно, это была как раз та пауза, в которую я мог вставить информацию о том, что люблю другую женщину. Но потом с некоторым опозданием я понял, что Алиса никогда не была в спальне. После той ночи на канале она была только в гостиной и на лестничной площадке. Может быть, на кухне, но не в спальне. Я смущенно моргал, глядя на Ненси.
– Это та проклятая кошка, – закричала она, побледнев, и именно это выражение ее лица всегда пугало и обезоруживало меня. – Она была в моей постели.
– Какая кошка?
– Та кошка, которая все время сидит напротив дома, черт возьми. Твоя подружка. – Она усмехнулась, и лицо ее изменилось до неузнаваемости. – Она была здесь.
– Да нет же. О чем ты говоришь?
– Не надо врать, не надо...
Не в состоянии закончить фразу, Ненси бросилась на меня и отвесила мне пощечину. Пораженный, я отступил назад, но она врезала мне в челюсть и колотила по груди, а я пытался схватить ее руки. Она хотела что-то сказать, но слова прерывались рыданиями. Наконец, прежде чем я смог схватить ее за руки, она отступила назад и остановилась. Какое-то мгновение она смотрела на меня, потом отвернулась и вышла из комнаты. Я провел ночь на диване, но проснулся от всхлипываний, доносившихся из спальни. Это может показаться эгоистичным, но я ничего не мог сделать, чтобы успокоить ее. Она успокоилась бы только в том случае, если бы я солгал ей, поэтому я решил отказаться от этой мысли.
У меня было много времени, чтобы закончить писать открытку для Алисы, но я забыл, что именно хотел написать. Под конец я погрузился в беспокойный сон и проснулся только тогда, когда Ненси уже ушла. Я чувствовал себя уставшим и опустошенным, когда ехал, чтобы встретиться с Алисой в центре города. Я до сих пор не знал, где она живет, и даже не знал ее номера телефона. Она не говорила об этом, а я всегда связывался с ней через курьерскую фирму. Меня это устраивало до тех пор, пока я не вошел в ее жизнь. Я очень четко помню, как она стояла на тротуаре и искала глазами мою кошку. На ней была длинная черная шерстяная юбка и толстый свитер каштанового цвета. Ее волосы были освещены сзади утренним солнцем, и как же она улыбалась, когда я бросился к ней... Именно тогда я засомневался. Я подумал, что у меня нет права быть с ней. У меня есть другая женщина, а Алиса далека от меня и слишком прекрасна. Но она распахнула объятия, поцеловала меня в нос, и все мои сомнения пропали. Я никогда в жизни не ездил по дороге так медленно, как в то утро с Алисой. Я хотел вставить в магнитофон кассету, чтобы послушать музыку, которая нравилась нам обоим, но кассета так и осталась в бардачке. Она была просто не нужна. Я ехал в потоке машин со скоростью шестьдесят миль в час, и мы разговаривали в тишине, время от времени поглядывая друг на друга и улыбаясь.
Дорога проходила по холмам, и когда мы поравнялись с первым из них, мы оба раскрыли рты от изумления. Набережная была покрыта маками, кивающими под порывами ветра, и когда они остались позади, я повернулся к Алисе и впервые сказал, что люблю ее. Она долго смотрела на меня, но я отвернулся, чтобы смотреть на дорогу. Когда я снова повернул голову в ее сторону, она смотрела перед собой и улыбалась, ее глаза блестели от капелек слез. Моя встреча заняла не более пятнадцати минут. Мне кажется, мой клиент был даже тронут, но какая разница. Мы провели остаток дня, шатаясь по магазинам, выбирая книги и разглядывая их, останавливаясь, чтобы выпить чаю. Когда мы вышли, смеясь, из магазина грампластинок, она бросилась мне на шею, и, полностью отдавая себе отчет в том, что я делаю, я тоже обнял ее.
Несмотря на то, что она была довольно высокой, нам было удобно стоять в этой позе. К пяти часам я задергался и мы заглянули в очередное кафе, чтобы выпить чаю, а я мог бы позвонить. Я оставил Алису сидеть за столиком, а сам направился в противоположный угол кафе, чтобы позвонить из автомата. Я слушал гудки и старался заставить себя успокоиться, поэтому повернулся спиной к залу, чтобы сосредоточиться на том, что собираюсь сказать.
– Алло?
Когда Ненси ответила, я с трудом узнал ее. Ее голос напоминал голос напуганной старухи, которая не ожидала звонка. Я чуть было не положил трубку, но она поняла, кто это, и стала плакать. Мне потребовалось минут двадцать, чтобы успокоить ее. Она ушла со своего мероприятия еще днем, сославшись на болезнь. Потом поехала в Сенсбери. Там она съела два шоколадных пирожных, рулет, хлопья и три пачки печенья. Потом в ванной ее вырвало, а затем все началось сначала. Я подумал, она все-таки заболела, хотя я не понимал даже половины того, что она говорила. Вся ее речь состояла из извинений за прошлую ночь и о том, что она съела сегодня за день. Немного испугавшись и совершенно не отдавая себе отчета в том, что было вне телефонной будки, я сделал все что мог, чтобы привлечь ее внимание, пока ее речь не стала более связной. Я не пытался сказать, что извинения не нужны, но в конце успокоил ее, сказав, что все в порядке. Она обещала перестать есть и вместо этого развлечь себя телевизором. Я сказал, что приеду как только смогу.
Я должен был это сделать. Я любил ее. Я не мог поступить по-другому.
Когда вся моя мелочь кончилась, я попросил ее успокоиться и повесил трубку. Я уставился на деревянную панель передо мной и постепенно стал слышать шум кафе, доносившийся снаружи. Я повернулся и посмотрел сквозь стекло. Алиса сидела за столом, глядя на проходящих мимо людей. Она была красивой и сильной, и мне казалось, что она находится на расстоянии двух тысяч миль от меня.
Мы ехали в Лондон молча. В кафе мы поговорили почти обо всем. Это заняло немного времени. Я сказал, что не могу бросить Ненси в таком состоянии, и Алиса напряженно кивнула и положила сигареты в сумку.
Она сказала, что предполагала это еще до того, как мы поехали в Кембридж. Тогда рассердился я и сказал, что она не могла так думать, потому что тогда даже я не мог знать об этом. Она тоже рассердилась, когда я сказал, что мы останемся друзьями, и, наверное, она была права. Это было глупо с моей стороны. Неуклюже я спросил ее, как она себя чувствует, и она ответила, что как-нибудь переживет. Я попытался объяснить ей, что существует разница и что Ненси не сможет этого перенести. Она пожала плечами и сказала, что есть и другая разница: Ненси никогда не сможет найти выход. Чем больше мы разговаривали, тем больше мне казалось, что моя голова вот-вот взорвется, и глаза наполнялись болью, готовой излиться кровавыми слезами по моим щекам. Наконец она решила повести себя по-деловому и расплатилась по счету, и мы медленно пошли к машине.
Никто из нас не мог заставить себя говорить в машине, и большую часть пути я слышал только шелест колес по дороге. Было темно, и не успели мы выехать на дорогу, как начался дождь. Когда мы проехали первый поворот на холме, мне показалось, что маки склонили свои головки под каплями дождя. Алиса повернулась ко мне.
– Я знала.
– Как? – спросил я, стараясь не плакать и следя за движением машин.
– Когда ты сказал, что любишь меня, твой голос был таким несчастным.
Я высадил ее в городе, на том углу, где встретил. Она сказала мне несколько фраз, чтобы мне было не так больно за то, что я сделал. Затем она зашла за угол и больше я ее не видел. Когда я припарковался возле дома, я еще немного посидел в машине, пытаясь привести себя в чувство. Ненси должна была увидеть, что я целиком в ее распоряжении. Я вышел из машины, запер ее и посмотрел по сторонам в надежде увидеть кошку. Ее нигде не было. Ненси встретила меня с улыбкой, и я пошел за ней на кухню. Я обнял ее и сказал, что все в порядке, потом оглядел через плечо всю комнату. Кухня была вылизана, не было никаких следов пиршества. Мусор был убран и что-то булькало на плите. Она готовила для меня обед.
Ненси не ела, просто сидела за столом напротив меня. Курица была великолепной и приготовлена не так, как обычно. Мяса было много, но оно было немного жестким, а иногда мне казалось, что специй слишком много. Честно говоря, вкус был странноватый. Она заметила выражение моего лица и сказала, что ходила к другому мяснику. Мы поговорили о том, как прошел день, но она чувствовала себя гораздо лучше. Ей было интересно обсудить со мной, как реорганизуется ее офис. Потом она вышла в гостиную и включила телевизор, а я принялся готовить кофе и стал мыть посуду, механически передвигаясь по кухне, как по рельсам. Как только я услышал звуки любимой передачи Ненси, я огляделся в поисках пакета, куда можно выбросить остатки еды, но, видимо, она использовала все пакеты. Вздохнув, я открыл дверь и спустился по лестнице, чтобы выбросить все прямо на помойку. Возле помойки лежало два пакета, завязанных так, как это обычно делает Ненси. Я взял ближайший из них и раскрыл его. Но прежде чем я выбросил содержимое тарелки, мой взгляд привлекло что-то в пакете. Темные пятна среди остатков высококалорийной пищи. И тщательно завернутая толстая материя. Я подтянул пакет поближе, чтобы взглянуть получше, и тут свет из окна осветил его содержимое.
Темнота превратилась в каштаново-коричневый мех с оттенками рыжего, и я увидел, что это вовсе не материя.
Мы переехали через шесть месяцев, после того как поженились. Я был рад этому. Квартира никогда не казалась мне домом. Иногда я приезжаю туда и стою на улице, вспоминая те недели, когда я выглядывал из окна, бесцельно глядя на улицу. Через пару недель я позвонил в курьерскую службу. Я предполагал, что мне не дадут ее адрес.
1 2 3 4 5